Борьба за огонь

Когда тени девятого дня удлинились, степь вдруг снова сделалась зелёной и прохладной. Воздух стал влажным, и ветерок донёс из-за вздымавшейся на горизонте гряды холмов запах свежей воды.

Вскоре уламры увидели впереди себя большое стадо зубров, бредущее к югу. Обрадованный Нао сказал своим спутникам:

– Мы утолим жажду до захода солнца – зубры идут на водопой!

Нам, сын Тополя, и Гав, сын Сайги, с облегчением выпрямили усталые плечи.

Нао выбрал себе в спутники подвижных и быстроногих юношей, неспособных ещё мгновенно принимать самостоятельные решения. Надо было воспитать в них смелость, решительность, выносливость и доверие. За доброе отношение к ним Нам и Гав готовы были платить безусловным повиновением, безграничной преданностью, способностью быстро забывать перенесённые лишения и страдания и снова радоваться жизни. Предоставленные самим себе, они терялись перед лицом враждебных стихий природы и поэтому всеми силами души тянулись к Нао, который видел в них продолжение своей воли и энергии. У обоих юношей были зоркие глаза, тонкий слух, ловкие руки и неутомимые в ходьбе и беге ноги. Всеми этими качествами мог легко управлять вождь, который сумел бы вызвать их восхищение своим великодушием, мужеством и находчивостью.

За дни совместного странствования по саванне Нам и Гав успели крепко привязаться к Нао. Он представлялся им образцом доблести и ума, растущей власти человека над силами природы, защитником и руководителем, по приказу которого они готовы были с беззаветной храбростью метать копья и наносить удары топором.

Порой, идя позади Нао в опьяняющей свежести осеннего утра, Нам и Гав невольно любовались его статной фигурой и широкими плечами, испытывая суровый восторг и почти нежность к этому могучему человеку, который притягивал к себе их сердца, как солнце – степные цветы и травы.

Нао платил юношам такой же искренней симпатией. Он чувствовал, что чем теснее будут связаны их сердца и судьбы, тем легче им будет совместно преодолевать препятствия, предупреждать опасности, бороться и побеждать.

Длинные тени легли у подножия деревьев. Солнце склонялось к западу, и огненный диск его, всё увеличивавшийся по мере того, как опускался к горизонту, заливал красноватым светом равнину и медленно двигавшееся впереди стадо зубров.

Последние сомнения Нао рассеялись. За расщелиной между двумя холмами несомненно находилась вода. Так подсказывал ему инстинкт, а также то, что множество других животных украдкой пробиралось вслед за зубрами в том же направлении. Нам и Гав чувствовали то же: их раздувающиеся ноздри жадно втягивали влажный воздух, струившийся навстречу.

– Надо опередить зубров! – сказал Нао.

Он боялся, что место водопоя окажется узким и зубры преградят своими огромными телами доступ к воде.

Охотники ускорили шаг, чтобы миновать проход между холмами раньше зубров.

Стадо двигалось медленно. Зубров было много, молодые устали от долгого перехода, старые быки соблюдали привычную осторожность. Уламры быстро догнали стадо и обошли его стороной. Многие животные последовали их примеру; видимо, они тоже хотели достичь водопоя раньше зубров. Уламры видели, как, обгоняя их, стремительно несутся к проходу между холмами легконогие сайги, муфлоны, онагры. Наперерез им проскакал табун диких лошадей. Многим уже удалось добраться до прохода.

Нао и его спутники далеко опередили зубров. Значит, можно будет не спеша утолить терзавшую их мучительную жажду. Когда воины достигли прохода, расстояние между ними и зубрами составляло не менее тысячи локтей.

Нам и Гав ускорили свой бег; усиливавшаяся с каждой минутой жажда подгоняла их. Они обогнули холм и углубились в узкий проход. Вдали блеснула Вода – мать-создательница всего живого, более благодетельная, чем сам Огонь, и менее жестокая, чем он.

Это было небольшое озеро, тянувшееся у подножия скалистой гряды, изрезанное мысами и полуостровами. Справа в него впадала полноводная река. Слева озёрные воды низвергались водопадом в глубокую пропасть. Подойти к озеру можно было только тремя путями: по реке, через проход между холмами, который только что миновали уламры, и через второй проход – между скалистой грядой и одним из холмов. В остальных местах всюду возвышались отвесные базальтовые скалы.

* * *

Воины приветствовали воду радостными возгласами. У водопоя в оранжевых лучах заходящего солнца уже столпились тонконогие сайги, низкорослые, коренастые лошади, онагры с точёными копытцами, бородатые муфлоны, робкие косули и старый лось, на голове которого возвышался целый лес рогов. Рядом с ними жадно припал к воде неуклюжий кабан, забияка и скандалист, – единственный, кто утолял жажду, не опасаясь нападения. Остальные, насторожив чуткие уши, всё время косили глазами по сторонам, готовые при малейшей опасности немедленно обратиться в бегство и надеясь только на свои быстрые ноги – могучее оружие слабых в борьбе за жизнь.

Вдруг, словно по команде, все головы повернулись в одну сторону, уши встали торчком, прислушиваясь к чему-то. Ещё мгновение – и все лошади, сайги, онагры и муфлоны беспорядочной массой понеслись к западному проходу, откуда лился багровый свет умирающего дня. Один кабан остался на месте, беспокойно вращая маленькими, налитыми кровью глазками.

В проходе появилась стая крупных лесных волков. Их большие лобастые головы с мощными челюстями были вытянуты вперёд; жёлтые глаза высматривали добычу. Нао, Нам и Гав держали наготове копья и дротики, а кабан злобно оскалил свои загнутые кверху клыки и угрожающе засопел.

Волки оглядели противника своими умными глазами, признали его опасным и бросились в погоню за более лёгкой добычей, которая убегала вдали.

После ухода волков на водопое наступила тишина, и уламры, вволю напившись свежей, прохладной воды, стали держать совет.

Надвигались сумерки, солнце скрылось за скалистой грядой. Надо было подумать о ночлеге.

– Приближаются зубры! – сказал вдруг Нао.

Он повернул голову к западному проходу и стал напряжённо прислушиваться. Нам и Гав последовали его примеру. Затем все трое легли на землю и приложили ухо к земле.

– Те, кто идёт оттуда, – не зубры! – прошептал Гав.

– Это мамонты, – ответил Нао.

Воины поспешно осмотрели местность. Справа от них река впадала в озеро между базальтовым холмом и отвесным утёсом из красного порфира. Узкий каменный выступ опоясывал утёс и вёл к его вершине. Он был достаточно широк для того, чтобы по нему мог пройти человек или крупный хищник. Уламры не раздумывая стали взбираться по этому выступу на утёс.

На дне каменной расселины в вечном мраке текли воды реки. Деревья, сброшенные с высоты обвалами камней или вырванные ураганами, беспомощно распростёрлись над пропастью. Другие тянулись из сырой глубины ущелья к свету – длинные, несоразмерно тонкие, с жалким пучком зелёных листьев на самой макушке. Стволы их обросли густым мхом и лишайниками, лианы оплели ветви, вечный холод и сырость подтачивали корни, но они упрямо продолжали бороться за жизнь, за место под солнцем.

Нао первым заметил пещеру близ вершины утёса. Она казалась низкой и небольшой, с неправильными очертаниями. Прежде чем войти в неё, уламры долго вглядывались в чёрную глубину. Затем Нао, пригнув голову и расширив ноздри, пополз в пещеру впереди своих спутников, сжимая в руке топор.

Пол пещеры был завален костями, клочьями шкур, оленьими и лосиными рогами, черепами различных животных. По-видимому, хозяином пещеры был какой-то крупный хищник. Нао вдохнул несколько раз запах, исходивший от всех этих останков, и уверенно сказал:

– Это логовище серого медведя. Оно пустует уже целую луну.

Нам и Гав не были ещё знакомы с этим грозным хищником. Уламры кочевали обычно в местах, где встречались тигры, львы, зубры и даже мамонты, но серый медведь попадался редко. Нао же видел его много раз во время своих дальних охотничьих походов. Он знал свирепость этого хищника, подобную слепой ярости носорога, силу, почти равную силе пещерного льва, и лютую, неукротимую злобу.

Почему пустовала пещера, Нао не знал. Быть может, медведь покинул её временно, перекочевав на лето в другое место, а быть может, с ним случилось какое-нибудь несчастье или он утонул при переправе через реку. Так или иначе, Нао надеялся, что ближайшей ночью медведь не вернётся в пещеру, и решил занять её для ночлега.

Не успел он объявить об этом своим спутникам, как внизу, у подножия утёса, послышался шум и топот ног: зубры пришли на водопой. Их могучий рёв, грозный, как рычание льва, отражённый и усиленный базальтовыми скалами, загремел над озером, словно раскаты грома.

Нао не мог удержать невольную дрожь, слушая рёв огромных животных. Человек в те времена редко отваживался охотиться на зубров и бизонов. Они были значительно крупнее и сильнее тех, которые живут теперь. Зубры хорошо сознавали свою силу и не боялись даже самых больших хищников, которые нападали только на больных и слабых или случайно отбившихся от стада животных.

Уламры выбрались из пещеры и взглянули вниз. Сердца их учащённо забились при виде величественного зрелища, которое представилось их глазам. С ужасом и восторгом созерцали они эту дикую и великолепную картину.

Но не успели молодые воины полюбоваться зубрами, как новая волна звуков ворвалась в шум, поднятый зубрами, подобно тому как топор врезается в тушу убитой козы. Этот низкий, вибрирующий звук был намного глуше и слабее рёва зубров. А между тем он возвещал о приближении самых сильных существ, живших тогда на Земле.

В те времена мамонт был непобедимым и полновластным хозяином суши. Свирепые львы и кровожадные тигры старались держаться в почтительном отдалении от него; даже могучий серый медведь не решался вступить в единоборство с мамонтом. Человеку суждено было помериться с ним силами лишь спустя тысячелетия. Один только носорог, близорукий и тупой в своей ярости, отваживался преграждать ему дорогу. Мамонт был подвижным, быстрым, неутомимым, сообразительным и памятливым. Он легко преодолевал горные перевалы, переплывал широкие озёра и полноводные реки. Хобот служил ему таким же универсальным орудием, как руки человеку; страшные бивни взрывали землю и сокрушали всё, что попадалось на его пути. Он прекрасно сознавал своё превосходство над всеми живыми существами и спокойно наслаждался своим могуществом. Нет сомнения, что ум его был более ясным и острым, а чувства – более тонкими, чем у современных слонов, отупевших за время своего долгого рабства у человека.

Вожаки мамонтов и зубров подошли к водопою одновременно. Мамонты, привыкшие к тому, что всё живое уступает им дорогу, пожелали пройти первыми. И зубры и бизоны в таких случаях обычно отступали. Но на этот раз зубры, возглавляемые вожаками, которые, по-видимому, плохо представляли себе силу мамонтов, и тоже привыкшие, что все травоядные отступают перед ними, неожиданно разъярились.

Восемь зубров-вожаков были огромными, могучими самцами. Самый крупный не уступал ростом носорогу. Жажда их была сильной, а терпение – коротким. Видя, что мамонты хотят первыми пройти к водопою, зубры угрожающе вскинули головы и издали протяжный боевой клич. Мамонты затрубили. Вожаками их были пять старых самцов с массивными головами, огромными холмоподобными телами и мощными ногами, напоминающими стволы вековых деревьев. Бивни длиной в десять локтей могли без труда снести дубовую рощу. Чёрные хоботы извивались в воздухе, словно гигантские питоны. Кожа была толще и прочней, чем кора на старых вязах.

Позади вожаков длинной вереницей тянулось стадо.

Спокойные и невозмутимые, внимательно глядя на зубров своими маленькими живыми глазками, мамонты стояли на берегу, преграждая доступ к водопою. Восемь горбатых зубров с налитыми кровью глазами яростно мотали косматыми головами и, потряхивая тяжёлой, жирной гривой, грозно наклоняли к земле острые, торчащие в стороны рога. Инстинкт предупреждал их о страшной силе врага, но нетерпеливое мычание сгрудившегося позади стада возбуждало в вожаках воинственный пыл.

Внезапно самый рослый зубр, вожак всего стада, ещё ниже пригнул к земле лобастую голову, увенчанную блестящими рогами, и с молниеносной быстротой ринулся на ближайшего мамонта. Страшный удар в плечо, хоть и парированный ответным ударом могучего хобота, был все же так силён, что мамонт зашатался и упал на колени. Торопясь использовать преимущество внезапного нападения, зубр стал наносить гиганту удар за ударом; поверженный на колени мамонт мог отбиваться от врага только хоботом.

В этой страшной схватке великанов зубр был воплощением слепого бешенства. Пена выступила на его губах, налитые кровью глаза сверкали. С неистовым упорством он бил противника своими острыми рогами, стремясь опрокинуть мамонта на бок, чтобы пропороть ему рогами брюхо, где кожа была не такой толстой. Если бы ему удалось это сделать, он вышел бы победителем из схватки.

Мамонт прекрасно понимал опасность. Но даже в эту ужасную минуту привычное хладнокровие не покинуло его. Он изо всех сил старался держаться прямо. Мамонту достаточно было одного рывка, чтобы встать на ноги, но для этого зубру следовало хоть на минуту прекратить свои атаки.

Неожиданное нападение зубра сперва озадачило остальных вожаков. Четыре мамонта и семь зубров застыли лицом к лицу в грозном ожидании. Ни один не пытался вмешаться в схватку, чувствуя, что опасность угрожает ему самому.

Мамонты первыми проявили признаки нетерпения. Самый высокий с громким сопением шевельнул перепончатыми ушами, похожими на гигантских летучих мышей, и сделал шаг вперёд. В то же мгновение мамонт, на которого напал зубр, со страшной силой ударил хоботом по ногам противника. Зубр пошатнулся. Мамонт воспользовался этой минутой и одним рывком очутился на ногах. Два огромных зверя снова стояли друг против друга. Ярость овладела мамонтом. Подняв кверху могучий хобот, он оглушительно взревел и кинулся на врага. Изогнутые бивни подхватили зубра, подбросили его в воздух, словно щепку, а затем швырнули на землю с такой силой, что у того затрещали кости. Не дав зубру опомниться, мамонт вонзил свои страшные бивни в брюхо противника и принялся топтать ногами окровавленное тело.

Рёв побеждённого потонул в поднявшемся крике. Семь зубров и пять мамонтов ринулись друг на друга в лютой жажде крови, ослепившей их и заставившей потерять рассудок. Воинственный пыл овладел и обоими стадами: низкое мычание зубров смешивалось с пронзительным трубным рёвом мамонтов. Гнев привёл в движение длинные ряды могучих тел, грозные бивни, острые рога и гибкие хоботы.