Мегрэ и человек на скамейке

У него не нашли никаких последних фотографий Моники, только младенческую.

– Вы еще что-то о нем знаете?

– А откуда мне знать? Живу взаперти с утра до вечера. С тех пор как закрылся магазин Каплана, а парикмахер со второго этажа съехал, здесь полное затишье.

– Вы ему об этом сказали?

– Да, говорили обо всем на свете, о жильцах, которые исчезали один за другим, о судебных процессах, об архитекторах, которые изредка появляются и все еще работают над проектом этого несчастного кинотеатра, а тем временем стены рушатся от старости.

В ней не чувствовалось злорадства, но при этом было ясно, что покинет она этот дом последней.

– А как это все произошло? Он страдал? – спросила она в свою очередь.

Ни мадам Туре, ни Моника не задали этот вопрос.

– Доктор утверждает, что это была мгновенная смерть.

– А где это случилось?

– В двух шагах отсюда, в тупике у бульвара Сен-Мартен.

– Возле ювелирного?

– Да. Должно быть, кто-то шел за ним следом, а уже темнело, и всадил нож ему в спину.

Накануне вечером и сегодня утром Мегрэ звонил в криминалистическую лабораторию. Нож был обыкновенный, расхожей марки, такие продаются почти во всех скобяных магазинах, совсем новый, и на нем не осталось отпечатков пальцев.

– Бедный месье Луи! Он так любил жизнь!

– Он был веселым человеком?

– Он не был грустным. Не знаю, как лучше объяснить. Он был любезным со всеми, всегда умел сказать что-то приятное, проявить внимание. Не пытался набивать себе цену.

– Женщинами он интересовался?

– Никогда! Хотя вполне мог иметь, сколько пожелает. Он был здесь единственным мужчиной, не считая молодого Каплана и старого бухгалтера, а женщины, которые работали на упаковке, не отличались строгостью нравов.

– Он пил?

– Как все, стаканчик вина за обедом. Иногда рюмочку коньяка после.

– А где он обедал?

– В полдень он из магазина не уходил: приносил еду с собой, завернутую в клеенку, прямо как сейчас перед глазами. Ел стоя, раскладывал свой завтрак на краешке стола, потом выходил во двор покурить трубку и шел работать. Изредка он уходил куда-то в перерыв, сообщал мне, что встречается с дочерью. Уже в последнее время, когда она стала взрослой девушкой и работала в конторе на улице Риволи.

«Почему бы вам не привести ее сюда, месье Луи? Мне так хочется ее увидеть!»

«Как-нибудь…» – обещал он, да так и не выполнил, не понимаю почему.

– А эта Леон, машинистка, вы потеряли ее из виду?

– Да нет. У меня есть ее адрес, она живет с матерью. Теперь она уже не служит. Открыла магазинчик на улице Клиньянкур, на Монмартре. Возможно, она расскажет вам больше моего. Он ее тоже навещал. Один раз, когда я о ней упомянула, он сказал, что она торгует всякими товарами для младенцев. Занятно.

– Что именно занятно?

– Что она продает вещи для детей.

Жильцы начали заходить за почтой и бросали подозрительные взгляды на Мегрэ, наверное думая, что он тоже явился сюда, чтобы их выселить.

– Благодарю вас, мадам. Я еще обязательно загляну.

– Вы не предполагаете, кто мог ударить его ножом?

– Совершенно нет, – честно ответил он.

– У него украли бумажник?

– Нет. Ни бумажник, ни часы.

– Тогда его с кем-то перепутали.

Мегрэ пришлось пересечь весь город, чтобы попасть на улицу Клиньянкур. Он зашел в небольшой бар и позвонил в полицию:

– Кто у телефона?

– Жанвье, шеф.

– Что нового?

– Люди разъехались, как вы велели.

Это означало, что все пять инспекторов, поделив Париж на участки, обходили скобяные магазины. Сантони же на всякий случай он поручил разузнать о Монике Туре. Поэтому тот должен крутиться сейчас на улице Риволи возле конторы «Жебер и Башелье – судебное разрешение споров».

Если бы у мадам Туре был телефон в Жювизи, он бы позвонил ей узнать, брал ли ежедневно ее муж завтрак, завернутый в клеенку.

– Пришлешь мне машину?

– Где вы сейчас находитесь?

– На улице Бонди. Пусть подъедет к театру «Ренессанс».

Нужно поручить Жанвье – он сегодня свободен – расспросить торговцев с бульвара Сен-Мартен. Этим занимается инспектор Невё, но для такого дела, где можно рассчитывать только на удачу, лишний человек не помешает.

Но он этого не сделал, потому что ему хотелось самому еще раз оказаться в этом квартале.

– Больше никаких указаний?

– Дай снимок в газету. Пусть продолжают писать как о заурядном происшествии.