Она не ответила, и Мегрэ пошел к лестнице, спустился на несколько ступенек, глянул вниз и нахмурился.
Ему уже докладывали, что поблизости все время вертится Альфонси, охотно потягивающий аперитивы с журналистами в «Табаке Вогезов», но не рискующий и носа сунуть в «Большой Тюренн».
С видом своего человека в доме Альфонси стоял посреди кухни, где на плите что-то варилось; он слегка смутился, но тем не менее поглядывал на комиссара с усмешкой.
– Ты-то что здесь делаешь?
– Как видите, пришел в гости, как и вы. Это ведь мое право, не так ли?
Когда-то Альфонси служил в сыскной полиции, правда, не в бригаде Мегрэ. Несколько лет он был сотрудником полиции нравов, но в конце концов ему дали понять, что, несмотря на высоких покровителей, больше его терпеть не желают.
Альфонси был маленького роста и всегда носил туфли на очень высоких каблуках. Мало того, ребята подозревали, что он еще и подкладывал под пятки колоду карт. Одевался он всегда вызывающе изысканно, на пальце носил кольцо с бриллиантом, бог его знает, настоящим или фальшивым.
На улице Нотр-Дам-де-Лоретт он открыл частное сыскное бюро, в котором был и хозяином, и единственным служащим; в подчинении у него была только странноватая секретарша, в основном исполнявшая обязанности его любовницы, по ночам их вместе видели в кабаре.
Когда Мегрэ сообщили, что Альфонси трется на улице Тюренн, комиссар прежде всего подумал, что он ловит рыбку в мутной воде, то есть надеется чем-нибудь поживиться, раздобыть сведения, которые можно дорого продать журналистам.
Потом выяснилось, что его нанял Филипп Лиотар.
В тот день Альфонси впервые в буквальном смысле встал на пути комиссара, и Мегрэ буркнул:
– Так я жду.
– Чего вы ждете?
– Пока ты уйдешь.
– Очень жаль, но я еще не кончил своих дел.
– Ну, как тебе будет угодно.
Мегрэ сделал вид, что идет к двери.
– Что вы собираетесь делать?
– Позвать одного из своих людей и посадить его тебе на хвост, за тобой будут следить денно и нощно. Это ведь мое право тоже.
– Хорошо-хорошо! Идет! Не надо злиться, господин Мегрэ!
И он пошел вверх по лестнице, но, уходя, с видом заправского сутенера поглядел на Фернанду.
– Как часто он приходит? – спросил Мегрэ.
– Второй раз.
– Советую вам быть с ним осторожной.
– Я знаю. Мне такие люди знакомы.
Быть может, это был тонкий намек на годы, когда она зависела от людей из полиции нравов?
– Как Стёвельс?
– Хорошо. Целыми днями читает. Он верит, что все будет в порядке.
– А вы?
Засомневалась ли она, прежде чем ответить?
– Я тоже.
И все-таки в Фернанде чувствовалась некая усталость.
– Какие книги вы носите ему?
– Сейчас он перечитывает от корки до корки Марселя Пруста.
– А вы тоже читали Пруста?
Стёвельс, значит, занимался образованием своей жены, когда-то подобранной на панели.
– Вы будете не правы, если решите, что я пришел как враг. Ситуацию вы знаете не хуже меня. Я хочу понять. Пока что я не понимаю ничего. А вы?
– Я уверена, что Франс не совершал преступления.
– Вы любите его?
– Это слово ничего не значит. Здесь нужно бы другое, особое, которого просто не существует.
Мегрэ поднялся в мастерскую, где на длинном столе перед окном были аккуратно разложены инструменты переплетчика. Прессы стояли сзади, в полутьме, а на полках одни книги ждали своей очереди, другие уже были в работе.
– Он всегда постоянен в привычках, так ведь? Расскажите мне, как у него проходит день, и поточнее.
– Меня уже об этом спрашивали.
– Кто?
– Господин Лиотар.
– Вам не приходило в голову, что интересы Лиотара могут не совпадать с вашими? Еще три недели назад он был совершенно безвестен, ему надо лишь поднять как можно больше шума вокруг своего имени. Для него не так уж и важно, окажется ваш муж виновен или нет.
– Простите. Но ведь если он докажет невиновность Франса, это сделает ему колоссальную рекламу.
– А если он добьется освобождения Франса, не доказав его невиновности самым неопровержимым образом? Он приобретет репутацию ловкача. Все будут обращаться только к нему. А о вашем муже будут говорить: «Повезло ему, Лиотар вытащил». Иными словами, чем больше Стёвельс будет казаться виновным, тем больше заслуг у адвоката. Вы это понимаете?
– Главное, что Франс это понимает.
– Он вам сказал это?