– Думаю, можно. Хотя не уверен. Я только знакомлюсь с меню.
– Сегодня утром вы побывали в доме родителей Розы?
– Только в первой комнате, где стоял гроб.
– Нет ли у них ее хорошей фотографии?
– Могу спросить.
– Сделайте это. Возьмите все фотографии, какие только сможете найти, даже детские, всех возрастов. Кстати, сколько ей было лет?
– Двадцать два или двадцать три. Рапорт составлял не я, и…
– Она, кажется, давно служила у старой дамы?
– Семь лет. К Валентине она поступила совсем молоденькой, еще при жизни Фернана Бессона. Плотная, румяная девица, с пышным бюстом…
– Она никогда не болела?
– Доктор Жолли ничего об этом не говорил. Думаю, что он сказал бы мне.
– Хотелось бы знать, были у Розы поклонники или, может быть, любовник?
– Я тоже подумал об этом. Как будто нет. Она была очень серьезной девушкой и редко выходила из дому.
– Может быть, ее не отпускали?
– Я не совсем уверен, но похоже, что Валентина строго следила за ней и неохотно давала выходные.
Все это время они гуляли вдоль берега. Мегрэ не сводил глаз с моря, но словно даже не замечал его. Все было кончено. Утром в Бреотэ-Безвилле он еще испытал приятное волнение. Игрушечный поезд напомнил ему о прежних каникулах. А сейчас он уже не замечал цветных купальников женщин, ребят, растянувшихся на гальке, не ощущал йодистого запаха водорослей. Лишь мельком осведомился, будут ли к обеду ракушки в соусе. Голова его была заполнена новыми именами, которые он пытался разместить в своей памяти так, как сделал бы это в своем кабинете на набережной Орфевр.
Вместе с Кастэном он уселся за стол, накрытый белой скатертью, на котором в узкой вазе поддельного хрусталя стояли гладиолусы.
Может быть, это признак старости? Он повернул голову к окну, чтоб еще раз увидеть белые барашки на море, и его огорчило, что он снова не почувствовал никакого душевного трепета.
– Много было народу на похоронах?
– О, там был весь Ипор, не считая приехавших из Этрета и таких местечек, как Лож, Вокотт; были и рыбаки из Фекана.
Ему припомнились деревенские похороны, даже показалось, что он вдыхает запах кальвадоса. И он спросил с самым серьезным видом:
– Наверное, мужчины напьются сегодня вечером?
– Весьма возможно, – согласился Кастэн, слегка удивленный ходом мыслей прославленного комиссара.
Ракушек в меню не оказалось, на закуску они заказали сардины в масле и сельдерей под острым соусом.
Глава 2
Прошлое Валентины
Не найдя звонка, он толкнул калитку, оказавшуюся незапертой, и вошел в сад. Нигде еще не встречал он такого обилия растительности на столь ограниченном участке земли. Цветущие кусты росли так тесно, что напоминали о джунглях. А из каждого свободного уголка выглядывали георгины, хризантемы, люпины и другие цветы, названий которых Мегрэ не знал – их изображения он встречал только в витринах, на веселых, красочных этикетках пакетов с семенами.
Шиферная крыша дома, которую он заметил с дороги, все еще была скрыта зеленью. Дорожка петляла, и он сворачивал то налево, то направо, пока наконец не вышел на задний двор, вымощенный большими розовыми плитками. Здесь были кухня и прачечная.
Плотная, черноволосая, чуть с проседью крестьянка, одетая в черное, мрачно выколачивала матрас. Вокруг нее под открытым небом в беспорядке была расставлена мебель спальной комнаты. Раскрытая тумбочка, стул с соломенным сиденьем, разобранная кровать. Занавеси и одеяла на веревке.
Не прекращая работы, женщина разглядывала его.
– Мадам Бессон дома?
Она молча указала ему на окна, увитые диким виноградом. Сквозь стекла он увидел Валентину в гостиной.
Она не ждала, что он пройдет задним двором, и, не подозревая о его присутствии, готовилась его встретить.
Поставив на круглый столик серебряный поднос с хрустальным графином и рюмками, она отступила на шаг, чтобы оценить эффект, затем поправила прическу, разглядывая себя в старинное зеркало в резной оправе.
– Постучите, – не очень любезно сказала крестьянка.
Он только теперь заметил дверь, выходящую на балкон, и постучал в нее. Валентина удивленно обернулась, но тут же на ее лице появилась предназначенная ему улыбка.
– Я знала, что вы придете, но надеялась встретить вас у парадного входа, если только слово «парадный» подходит к моему домику.
В первые мгновения у него снова появилось то же впечатление, что в Париже. Она была так оживленна, так резва, что напоминала молодую, даже очень молодую женщину, лишь переодетую старой дамой для любительского спектакля. И при этом она не молодилась.
Напротив, покрой ее черного шелкового платья, прическа, широкий бархатный волан вокруг шеи – все подходило к ее возрасту.
Потом, разглядев ее внимательнее, он заметил и мелкие морщинки, и увядшую кожу, и ту сухость рук, которая не может обмануть.
– Позвольте вашу шляпу, господин комиссар, и выберите кресло, где будет вам удобно. В моем кукольном домике вы должны чувствовать себя не совсем свободно, не правда ли?
Она все время словно подшучивала над собой и, видимо, знала, что это прибавляет ей очарования.
– Вам, должно быть, уже говорили, а если нет, наверняка скажут, что у меня есть странности. У меня действительно масса причуд. Вы не можете себе представить, сколько чудачеств появляется у одиноких людей. Может быть, вы присядете в это кресло у окна и доставите мне удовольствие – закурите вашу трубку?
Мой муж с утра до вечера курил сигару. Сигарный дым заполнял весь дом. Между нами, я даже думаю, что это ему не нравилось, – курить он стал поздно, после сорока. Как раз тогда, когда крем «Жюва» приобрел известность. – Она быстро, словно извиняясь за свою навязчивость, добавила: – У каждого свои слабости.
Надеюсь, вы уже пили кофе в отеле? Тогда позвольте предложить вам рюмку кальвадоса, которому уже больше тридцати лет.
Он понял, что глаза молодят ее ничуть не меньше, чем живость. Бледно-голубые, как сентябрьское небо над морем, они сохраняли всегда изумленное, восторженное выражение, какое могло быть у Алисы в Стране чудес.
– Если вас не шокирует, я также выпью с вами капельку, чтобы вы пили не один… Как видите, я не скрываю свои маленькие слабости. В доме у меня все вверх дном, я только что вернулась с похорон бедняжки Розы. Больших трудов стоило мне уговорить мамашу Леруа помочь убраться. Вы, наверное, догадались, что во двор вынесена мебель из комнаты Розы. Я ужасно боюсь смерти, господин комиссар, и всего, что с ней связано! До тех пор, пока весь дом от фундамента до крыши не будет вычищен и проветрен, меня будет преследовать запах смерти.
Лучи солнца сквозь кроны лип и оконное стекло проникли в комнату и заиграли на мебели золотистыми зайчиками.
– Я и не подозревала, что прославленный комиссар Мегрэ когда-нибудь будет сидеть в этом кресле.
– Вы, кажется, говорили, что собираете газетные вырезки о моей работе?