Визионер

– Война – зло большое, но исправимое. И болезни проходят. А вот с другим злом бороться непросто.

– Вы о чём? Что за зло такое? – Соня поёжилась. Кажется, гнетущая атмосфера гостиной начинает просачиваться и сюда.

– Ясно какое. Диавол. Сатана. – Старуха откусила эклер и начала медленно пережёвывать.

Соне вдруг показалось, что Зубатова намеренно создала провокацию и теперь наслаждается произведённым эффектом. Не то чтобы девушка считала себя крайне набожной, но праздничные службы с семьёй исправно посещала. И Книгу Диоса читала, разумеется. Но дьявола представляла себе как нечто абстрактное – незримое воплощение всех бед и несчастий. Старуха же говорила о нём скорее как о конкретном человеке, о чём Софья не преминула заметить.

– Разумеется, так и есть, – подтвердила Дарья Васильевна. – Я ещё не сошла с ума. Не демон с рогами, а вполне себе человек, просто натура у него дьявольская. Магический разлом помнишь в конце Великой войны? Хотя где тебе помнить, ты молодая ещё. Думаю, то бедствие Диавола и пробудило.

Не так уж давно та катастрофа и случилась – около трёх лет назад. Но об этом почему-то крайне скудно писали и старались не упоминать. Соня лишь знала, что после разлома война как-то сразу закончилась, а в Европе и Российской империи практически исчезла магия.

– И кто он такой, этот дьявол? Что ему надо?

Разговор получался очень странный и какой-то мистический, но Соня решила подыграть старушке. Сто лет всё-таки, или сколько ей там. В таком возрасте поверишь в любую чушь. Например, что аэроплан сотню человек в воздух поднимет или что плесенью можно победить инфекцию. Что же, подыграем.

– А что нужно Диаволу? Души. Вот он их и собирает. Со Смертью решил потягаться.

– И много собрал?

– Слышу по голосу, тебе чудно? это кажется. Думаешь, Зубатова совсем свихнулась на старости лет?

Соня покраснела, понадеявшись, что близорукая собеседница не заметит.

– Простите, пожалуйста, не хотела вас обидеть. Просто это всё звучит как… сказка, выдумка.

– Выдумка или нет, а Барышкина-младшая по-настоящему умерла. Слышала небось?

– Да. Это ужасно, в таком возрасте. Но это же был тиф? Или разбитое сердце? Все разное говорят.

– Врут все, не верь никому. Диавол её прибрал. Хитрый, подлый. Прикинулся добрым, в ресторацию позвал, искушал. Плод греха дал, персидское яблочко. Она взяла, но не надкусила. Побоялась. Так и померла с яблочком в руках.

Старуха покрутила перстень с огромным рубином на иссохшем пальце. Соне показалось, что камень кровожадно вспыхнул. От кольца веяло тёмной, какой-то яростной силой. Не иначе артефакт – из старых, родовых. Ну надо же. Соня читала, что мощные артефакты перед концом войны у владельцев позаимствовали (как выяснилось, насовсем), а у Зубатовой перстень остался. Интересно, что он делает?

Соня пожалела, что вступила в разговор. Определённо, старуха не в себе. Всё-таки возраст. Надо бы княгиню предупредить, а то сейчас люди придут, неловко будет. А старуха продолжала нести свой бред, уже не обращая внимания на девушку.

– Три души уже собрал и дальше будет. Третья, дурочка молодая, розовое надела и чёрное. Надеялась и прощалась, как знала. Оттого и косу состригла, боялась, что не совладает с соблазном, корила себя. Эх, Машенька, легковерная душа. И ты остерегайся, деточка. Коварный он, Диавол…

В гостиной зашумели отодвигаемые стулья, зашуршали платья, и через пару мгновений в дверях столовой появились утомлённые стихами дамы с хозяйкой во главе. Зубатова затрясла своей маленькой седой головой:

– Уж не взыщите со старухи, душа моя, Ангелина. Захотелось чаю, вот я и упросила Сонечку меня проводить.

– Что вы, что вы, это так мило! – замахала руками княгиня. – Прошу вас, дамы, к столу, к столу. Лиза, подавай торт! Неси меренги! Всё неси!

Гости начали рассаживаться по местам. Дарья Васильевна улыбалась, приветствуя новых соседок по столу, задавала вопросы, что-то отвечала. И Соня могла поклясться, что сейчас безумная старуха выглядела абсолютно нормальной.

* * *

Письмо от тёти Саши пришло на следующее утро.

Соня утащила его к себе в комнату после завтрака, не распечатывая. Хотела почитать в одиночестве.

Тётя Саша очень милая и добрая. Правда, грустная всегда. Надо ей ответ написать быстрее. Хоть и не любит Софья писать писем, но телефона у тёти, увы, нет. А то бы звонила ей хоть каждый день.

«Здравствуй, милая Сонечка!

Пишу тебе из нашей заснеженной глуши. Снегопады нынче такие, что нас завалило почти полностью. Гулять совсем неудобно стало, поэтому я только на крылечко выхожу. Деревья белые-белые стоят, и река застыла, очень красиво вокруг. Фёдор дорожки кое-где прокопал, ездит на санях в деревню и на почту, так что с провизией у нас всё в порядке, и письма приходят регулярно. Дров мы тоже запасли с избытком, не замерзаем. А там, глядишь, и весна скоро, а за ней и лето, и вы меня навестить приедете, как обычно.

Очень по всем вам скучаю и жду встречи. Напиши мне, Сонечка, как твои дела, как учёба? Не нашла ли себе жениха? Знаю, знаю, ты сейчас фыркаешь, но вдруг приглянулся кто?

Маме твоей я отдельное письмо отправила. Передавай ей, и отцу, и Лёлику сердечный привет от меня.

Высылаю тебе фотокарточку. Это у нас ещё прошлым летом снимали, помнишь? Я запамятовала, забыла тогда готовую забрать, а владелец ателье, любезный Филипп Степанович, напечатал и прислал две копии, и даже цветные. Я тут в глуши про новинки не знаю, а оказывается, фотокарточки можно акварелью раскрасить. Диво дивное. Очень мы тут чудесно получились, как думаешь?

Обнимаю тебя от всей души и надеюсь на скорую встречу.

Твоя тётя Александра».

Из конверта на зелёное покрывало кровати выпала фотокарточка, и Соня сразу вспомнила. Июль, прошлый год. Тётя Саша обнимает с двух сторон Софью и Лёлика, все улыбаются. И… не может быть.

Нет, всё-таки может.

Разрозненная мозаика, крутившаяся в голове со вчерашнего вечера, сложилась полностью. Соне даже показалось, что она услышала характерный щелчок.

Зубатова, конечно, старуха со странностями, но не сумасшедшая. Разве что совсем немного.

И персидское яблоко – это не яблоко вовсе, а персик.

Дальше тянуть нельзя.

Пора действовать.

Глава 9,

в которой любитель с лёгкостью обходит профессионала

На службу Митя возвращался в мрачном настроении.

Дело Марии Барышкиной подвисло, как и предыдущие два. Ламарк злился и даже слышать не хотел о первых жертвах, а тем более объединять три дела в одно.

Какая горькая ирония: смерти портнихи и горничной никого не взволновали, а стоило найти тело дочери фабриканта – и все как с ума посходили. Митя понятия не имел, что начальник сыскной полиции сказал Барышкину, но тот скандалить и орать не осмелился. Молча забрал тело. Организовал тихие похороны. Официально считалось, что девочка умерла от тифа.

Митю шеф дёргал каждый день в надежде, что расследование вот-вот завершится. Оно же встало, как паровоз, в котором закончился уголь. Не помогал даже «думательный» чай Вишневского.

Самой перспективной казалась линия с официантом Никитой. И после суток в «холодной» тот, рыдая, признался. Не в убийстве, увы – в получении взятки. Целых десять рублей! Именно за эту сумму продажный официант согласился отдать тележку с завтраком «приятелю артистки Павловой». Поразительный идиотизм. И жадность. Даже лица не разглядел в полутёмном коридоре. Увидел красненькую бумажку и, как говорится, поплыл.

И что мы имеем? Лишь что убийца был мужчина и брюнет. И то не факт. Надел парик – стал брюнетом, нацепил бороду – стал извозчиком.

Официанта в кутузке пока придержали – на всякий случай. И за ночным портье решили присмотреть.