Я явно сошла с ума, если разговариваю в таком тоне с Эйзенхауэром, который отдаст меня под суд и глазом не моргнет, но сказанного не воротишь. Как и выпитого шампанского.
– Боже, ну вы и надрались, – вздохнул Эйзенхауэр и сказал громче: – Впусти нас, Томас!
Дверь распахнулась, но на пороге стоял вовсе не седой слуга.
Сам гений. В одних льняных штанах. Из-под штанин выглядывали крепкие голые ступни. Мой взгляд скользнул выше – по узкой талии к голому торсу, от широких плеч к волевому квадратному подбородку.
Почему Маккамон не может быть просто чертовски красивым мужчиной, без всей этой гениальной мишуры? Ну, цены бы ему не было!
Его синие глаза метали молнии.
– Какого черта, Эйзенхауэр?! Ты отвлек меня!
– Прости, – спокойно отозвался агент. – А где Томас?
– У него выходной. Зачем ты?…
Маккамон умолк на полуслове, потому что в этот момент Эйзенхауэр втолкнул меня в квартиру. В тот же самый коридор, где стояли десять пустых стульев вдоль стен.
– Какого черта это значит? – спросил гений. – Зачем она здесь?
– Теперь я ваша подстилка, мистер Маккамон. Да здравствует искусство!
Маккамон наградил меня тяжелым взглядом. Эйзенхауэр протянул художнику контракт с моей подписью. Маккамон не шевельнулся.
– Я спрашиваю, какого черта это значит? – повторил он, глядя на Эйзенхауэра. – Ты должен был отдать ей картину, а не приводить ее сюда.
– Так может, я пойду? – встряла я. – А вы как-нибудь сами договоритесь со своим агентом?
Не сдвигаясь с места, Эйзенхауэр ткнул кончиком трости распахнутую позади нас, и та закрылась. Маккамон побагровел.
– Она подписала контракт, Роберт, – спокойно произнес Эйзенхауэр. – И останется здесь.
– Она не готова к этой работе! – громыхнул Маккамон.
– Черт возьми, вообще-то я здесь! – взвилась я. – Как минимум, это не вежливо с вашей стороны, мистер гениальный художник.
– Видишь?! – взорвался Маккамон, словно моя реплика была лучшим подтверждением его слов.
Слепой агент качнул головой. Я не сдержалась и хихикнула.
Маккамон всплеснул руками, выдернул у Эйзенхауэра бумагу и стал рвать ее на мелкие кусочки.
– Нет больше контракта, – процедил он. – Вы мне здесь не нужны, мисс Стоун. Уходите!
Бумага осыпалась белыми конфетти к его ногам.
– Это дубликат, – сказал спокойный, как удав, Эйзенхауэр. – И мисс Стоун останется здесь. А ты будешь писать. И не ту мазню, которой полно в твоей кладовой. А настоящее искусство, потому что именно она вдохновляет тебя на это.
– Ничего не выйдет, – покачал головой Маккамон.
– Разве, Роберт? Все эти годы после той женщины ты создавал лишь пустышки. Сам знаешь. И сейчас ты ничего не теряешь. Не выйдет, тогда и распрощаемся, а мисс Стоун получит свою картину.
– И заверение о том, что у вас нет никаких ко мне претензий, – напомнила я.
Маккамон сверкнул глазами.
– Вот как ты это сделал? Пригрозил судом за клевету?
– Не стоит благодарностей, – сказал Эйзенхауэр.
Развернулся и, постукивая тростью перед собой, двинулся к входной двери.
– Прощайте, мисс Стоун. Роберт, – бросил он, не оборачиваясь, и вышел из квартиры.
Мы остались одни. Свет горел только на втором этаже, а холл оставался погруженным в полумрак. Я зачаровано смотрела на полуобнаженного мужчину, а вокруг сверкал начищенный до блеска и скользкий как ледовый каток белый мраморный пол.
– Зачем вам такое тело, Маккамон, а? – прошептала я. – Ну где справедливость?
– Физические упражнения позволяют сохранять трезвость ума. Вам бы тоже не помешало.
Я вспыхнула.
– Да как вы смеете! Я в отличной форме!
– О господи! Я не о спорте! Вам бы не помешало сохранять трезвость, мисс Стоун! Эйзенхауэр обвел вас вокруг пальца и не заставил подписать эту кабалу! А вы? Просто налакались шампанского на выставке!
– Да пошел ты к черту, Роберт! Я не виновата, что ты недостаточно талантлив, чтобы радовать своего агента шедеврами, и поэтому он должен идти на такие ухищрения!
– Недостаточно талантлив?!
– А разве талантливые люди трахают женщин ради вдохновения?!
Когда это я оказалась так близко к нему? Приходилось задирать голову, чтобы смотреть на него. И все равно я делала это снизу вверх. Я была ему по плечо.
Так, Денни, запрещено рассматривать его бицепсы и пресс! И тем более не опускать взгляд ниже. Смотреть только в обжигающие яростью глаза. С гордо поднятой головой.
– Я никого не трахаю, – процедил он. – И это вы говорите о таланте? Посредственная журналистка, чью статью даже не напечатали!
– Зато я занималась сексом на протяжении целых ста дней, а вы, мистер Маккамон? Когда вы спали с женщиной по-настоящему?
Не удержалась, ткнула пальцем его голую грудь. Он вздрогнул и процедил:
– Уходите, мисс Стоун. Сейчас же.
– Сначала отведи меня в мастерскую. Сделай со мной все то, что ты делаешь со своими музами. Ведь по документам я теперь полностью твоя.
– Нет. Вы никогда не попадете в мастерскую.