Завоевать сердце гения

Перед каждой же из картин оцепленные от остальных зрителей, как жертвы преступления, лежали голые девушки. Эпатажный гений и тут решил всех удивить. Белье на них было тончайшее и телесного цвета, так что и не сразу его удавалось различить. Хотя, могу поспорить, Маккамону ничего не стоило выставить совершенно голых моделей перед публикой.

Модели перед картинами вряд ли были те самыми музами. Просто Маккамон или его агент пытались выжать максимальную пользу из разразившегося скандала о сексуальной жизни гении.

Самого Маккамона нигде видно не было. Не явился на собственную выставку? С него станется.

Галерея была большой, с множеством ответвлений. Толпы сновали в обе стороны. То тут, то там покупатели договаривались со смотрителями галереи, и те, в свою очередь, снимали идентификационный номер картины со стены и передавали будущим владельцам.

Когда я дошла до темной ниши в другом конце галереи, ноги уже гудели. Маккамона нигде видно не было. На стене передо мной тоже висела картина, но перед ней не было голой модели. Вероятно, поэтому не было и зрителей. А еще не было таблички с номером, по которому каждый желающий мог ее приобрести.

– Отойдите немного, вблизи непонятно. Нужно смотреть издали. Не смотрите на детали, смотрите в целом. Почувствуйте эмоции, которые он старался передать.

Я покосилась на мужчину в темном. Эмоции? Да вы, должно быть, шутите.

Однажды я недоглядела за Дэвидом, и он изрисовал новенькие обои сверху донизу несмываемым черным маркером. Последнее, что я могла бы сказать бабуле, было: «Не смотри на детали, Ба, почувствуй его эмоции».

Спорить не стала. Сделала несколько шагов назад, наклонила голову вбок, как все ценители искусства. Ладно… Итак.

Черно-серая волна напоминала очертания тела. Несомненно, женского тела в движении. Как появилось ощущение движения, не знаю. При взгляде на полотно чувствовался некий ритм, страсть… Слияние. И все это в чертовых линиях и точках!

– Ни хрена себе, – выдохнула я.

Картина отличалась от тех первых, прямо у входа. Она была гармоничней, а мазки кисти мягче, изящней.

Мужчина усмехнулся. Несмотря на полумрак, он был в темных солнечных очках.

– Вижу, вы действительно кое-что разглядели. Он давно не создавал ничего подобного. Только здесь чувствуется большее.

Голос я узнала. Обернулась к нему всем телом и спросила:

– Мистер Эйзенхауэр, я полагаю?

– Совершенно верно, – кивнул мужчина и подошел ближе. – Рад, что вы ответили на мое приглашение, мисс Стоун.

Сердце оборвалось и рухнуло вниз.

– Хм. Так это вы отправили мне приглашение?

Эйзенхауэр кивнул.

– Я. Роберт слишком горд для этого.

Очки скрывали не только его глаза, но и почти половину лица. Огромные черные линзы, напоминающие мушиные глаза. Эйзенхауэр глядел куда-то поверх моего плеча, не меняя позы, как застывшая статуя. В его руке была трость, которую я поначалу приняла лишь за экстравагантную деталь костюма.

Да не может быть?…

Прикусив губу и практически не дыша, я подошла к нему вплотную и помахала прямо перед лицом Эйзенхауэра растопыренной ладонью.

– Да, я слепой, мисс Стоун, – совершенно спокойно согласился он. – Вам не показалось.

– Прошу прощения, – пролепетала я, отскочив назад.

– Не стоит. Вы даже можете пошутить о том, что если бы я видел творения Роберта воочию, то никогда не стал бы его агентом.

Я нервно рассмеялась.

– Вам, наверное, изрядно надоели шутки подобного рода. Так зачем же вы пригласили меня на эту выставку, мистер Эйзенхауэр?

– Чтобы отдать вам вашу картину.

– Мою картину?

– Ту, что Роберт создал после встречи с вами.

Я вспыхнула от корней волос до кончиков ногтей. Снова посмотрела на мазки, в которых угадывалась женщина в движении.

– Это что, она?!

– Я слепой, мисс, а не глухой. Не надо так кричать. Да, это она.

Я все еще глядела на картину, не в силах отвести взгляд.

– Невероятно. Тут же всего несколько движений кистью, но я каждый раз подмечаю какие-то новые детали.

– Тем и хороша абстракция. С виду это очень просто – мазнул кистью и готов шедевр, но это не так.

– Почему она не продается?

Эйзенхауэр раскрыл ладонь. На ней лежала пластина с длинным рядом цифр.

– Потому что она ваша, мисс Стоун. Хотя Роберт мог выручить за нее куда больше, чем за остальные. Это его первая за несколько лет законченная работа. Все те, в залах, прошлые работы. Пылились в его мастерской, пока он не согласился продать их сегодня.

– Вы бывали в его мастерской?

Эйзенхауэр покачал головой.

– Никогда.

– А что происходит в мастерской, мистер Эйзенхауэр? Какие тайные все-таки скрывает Маккамон?

Эйзенхауэр лучезарно улыбнулся и ответил:

– Я не даю интервью, мисс Стоун.

– Почему же вы так милы и дружелюбны со мной, мистер Эйзенхауэр? Это ведь после моей статьи разразился скандал, которых вы, как агент мистера Маккамона, избегали столько времени.

– Не думал, что придется объяснять вам дважды. Посмотрите еще раз на картину, мисс Стоун. Разве она не совершенна?

– Это так, – согласилась я.