– Отдохнешь – поедешь назад. Мне тоже надо кое-что передать…
Глава VI
Толкын никак не могла забыть о драке. Беспокоилась – не сильно потрепали Азата? На следующий день его не встретила, и после тоже. Решила сходить самой.
В юрте были только его отец и брат.
– Здоровья в ваш дом, – робко произнесла Толкын, заглянув под полог.
Его отец, хмурый низкорослый поседевший старик, обернулся на нее.
– А-а, это ты. Довела мальчика до драки, пришла взяться за его семью?
– Я не доводила его!
Толкын осеклась. Это был не ее голос, – Жулдыз. Встала перед глазами сестра, со свирепо прищуренными глазами.
– Не смей поднимать на меня тон, наглая девка!
– Гони ее отсюда. – Влез его брат.
Глубокая обида запала ей в душу, хотелось заплакать. Закусила губу, чтобы сдержаться, молча ушла. Не станет она опускаться до ругани.
Вдоволь набродившись по аулу, направилась домой. Вдруг кто-то окликнул:
– Толкун!
Обернулась. Азат.
– Отец сказал, ты приходила… – Он выглядел смущенным.
– Приходила.
– Манап вызвал меня к себе, взыскал за драку. Я не мог прийти…
– И что было?
– Да… – Азат махнул рукой, вдруг засмеялся. – Ничего, не страшно.
Против воли Толкын почувствовала вину. Ведь он ради нее…
– Ты это зря, Азат. Не надо было, – сказала с досадой.
Азат, видно, почувствовал тяжесть у нее на душе.
– Пойдем, прогуляемся?
Толкын собралась с силой, чтобы посмотреть ему в лицо. И не верилось, что лишь пару дней назад эти губы шептали ласково “Толкунтай, Толкун-жан”… Она снова ощутила это легкое, самое чистое чувство. Когда ненависть, обида и тоска уходят.
Прошли через весь аул, оставили позади войлочные юрты. Когда дошли до самого края, Толкын остановилась.
– Азат, я дальше не пойду…
– Что такое?
– Я… боюсь.
Никому, кроме брата и сестры, не говорила о своем страхе. И Азату не собиралась. Это произошло случайно, но вдруг она почувствовала, как стало легче.
– Чего?
Толкын молча махнула рукой в сторону открытой степи, где грозно опускалась на землю сумеречная тьма.
– Когда я была маленькой, там было что-то… Ну, знаешь, когда…
Она не могла толком объяснить. Просто каждый раз, когда их юрта оставалась за спиной, сердце замирало. Неизвестность давила на нее, каждый звук откликался тупой болью. Толкын ясно чувствовала, что там, в степных просторах, в кустах скрывается смерть. Она чувствовала ее леденящее дыхание. Толкын ждала, что Азат потребует все рассказать, или примет за шутку – здорово ли степняку пугаться степи?
Но он вдруг подошел, взял ее за руку.
– Я буду рядом. Я хочу кое-что тебе показать.
Они отошли от аула. Последняя, ее юрта, открыла безжалостную ширь.
– Гляди. – Азат повернулся туда, где садилось солнце.
День сражался с ночью. Мрачные облака грозно подбирались к угасающему бордовому пламени солнца, наблюдали за борьбой с высоты небосвода звезды, числа которым не было конца, и не виднелось на многие шаги вокруг ни кустика, ни деревца, словно на пути ветер стер все с земли, оставив лишь вечные светила. Последним усилием дня разлилось в небе лиловое море, окрасив даже дым очагов. И, как не гляди, не видно было, где красное солнце перешел в темную синеву ночи. Впервые за много лет Толкын видела закат в степи вот так, когда остовы юрт не скрывали, когда свет огней в ауле не затмевал его. От простора у нее словно оборвалось дыхание.
Азат так и не отпустил ее руку. Поглядев на него, перехватила его ласковый взгляд. Потянулось к нему что-то. Страх покинул ее, растворился в воздухе, унесся с ветром. Обнялись, коснулись лбами. О небо, дай нам прожить жизнь, так же, как сейчас.
Сбежали вниз по горному склону. Запнувшись по пути, с хохотом скатились к подножию. Потемнел небесный шанырак, загорелась бледная луна, а с ней и ее верные воины. Толкын легла рядом с Азатом на его бешмет. Он показал наверх и сказал:
– Пока глядишь в сторону, звезда светит ярко, а когда смотришь прямо на нее – гаснет. – Толкын молчала, и он осторожно добавил: – Кажется, я знаю, почему твою сестру зовут Жылдыз, звездой.
– И почему?
– Пока манап занят другими делами, она светит. А что будет, когда он обратит свой взор на нее?..
Подумав, Толкын ответила:
– Моя сестра никому худого не сделала. Зачем ее гасить?
– Толкун, ты не понимаешь…
– Нет, понимаю. Некоторым людям не стоит показывать зубы, как манапу. Но волк не может блеять овцой, и Жулдыз не может говорить так, как не думает. Но скажи, – она вздохнула, – что она сделала тебе? Или, может, твоей матери, отцу, друзьям? Разве она мешает кому-то?
– Нет, – признал Азат.
– Моя сестра, наверное, не самый хороший человек. Но чем она хуже любого другого? Ты, Азат, не знаешь, что она сделала ради меня. Поэтому не жди, что я встану на сторону ее неприятелей.