Это всё, что я знаю…

– Да, золотце, два чешского самого свежего, будь так добра! – Залепетал неловко Павел Сергеевич, у него аж очки покосились на бок.

– И мне, пожалуйста, мягкий эль. – Попросил Максим

– Паспорт предъяви, мягкий эль ему, видите ли. – Воткнул Павел.

Девушка кивнула головой и удалилась. Пока троица изучала игровой состав, компания, выходившая на перекур, вернулась обратно уже в обнимку, видимо референдум прошел успешно и вопрос о победе снят. Роман Захарович так и не спускал глаз с официантки, и пока «Манчестер» бился с «Реалом», он то и дело оценивал голые ноги при помощи мимики. А соседний стол, комментируя матч, прибегнул к непристойному набору слов для усиления эмоциональной окраски речи, чем начал все больше получать внимания от Павла Сергеевича. Просмотр трансляции проходил то шумно, то тихо, на опасных игровых моментах болельщики подскакивали и изобиловали междометиями и ругательствами в своей речи. Несмотря на явное количественное превосходство второго стола, первый был лидером по объему выпитого благодаря Павлу Сергеевичу. Ближе к концу второго тайма счет оставался закрытым, и большинству было ясно как белый день, что исход матча – ничья. Теперь второй стол опять поделился на два лагеря, причиной тому было несогласие одного с другим касательно итога встречи «Реала» и «Манчестера». Чья будет победа было уже не важно, спор разгорелся из доводов будет ли гол или же счет останется закрытым. Роман Захарович подошёл к стойке, где суетилась интересующая его особа.

– Вам еще чешского? – Улыбаясь, спросила она.

– Да, пожалуйста, – ответил Роман, – а я раньше тебя здесь не видел. – Продолжал он.

– А мы уже с вами на «ты» перешли? – Кокетливо отвечала официантка.

– Роман. – Резко ответил адвокат.

– Лилия. – Ответила девушка.

– Какое прекрасное имя, – продолжал Роман, на что девушка улыбнулась, – так зачем ты здесь, Лилия? – Следовал вопрос.

– Так, подрабатывать иногда можно. – Отвечала официантка.

– Подрабатывать? А чем же ты занимаешься помимо этого?

– Я балерина. – Немного конфузясь, отвечала Лилия.

– Что ж ты так стесняешься, это же прекрасно, балет это замечательно.

– Да? И когда ты последний раз там был? – Спрашивала Лилия, – да брось, можешь не вспоминать, и так вижу, что ни разу.

– А может, с этого дня начну стабильно ходить? – С улыбкой ответил Роман Захарович, – когда ты выступаешь?

– Завтра, в субботу. – Отвечала Лилия, протягивая стакан Роману.

В ту секунду за его спиной началась потасовка, Павел Сергеевич не выдержал присутствия второго стола и бросился в его сторону.

– Извини, мне пора. – Ретировался Роман и поторопился оттаскивать уже в хлам пьяного Павла из толпы.

– Так, ребят, давайте без последствий, это наш товарищ, мы тихо, мирно уйдем и на этом всё. – Повышая тон, спасал Павла Максим.

Роман Захарович резко подхватил под руку разбунтовавшегося, указал Максиму забрать их портфели и поторопился на выход.

– Думал хоть вечер посидим спокойно. Черта лысого! – Ругался Роман.

– Черт лысый остался там за тем столом. – Промямлил Павел Сергеевич, очки его запотели.

– Я увезу его домой, сейчас только такси вызову. – Позаботился Максим.

Мужчины прождали на улице своего такси, но Роман не собирался домой.

– Езжайте, в понедельник увидимся. – Прощался рукопожатием с Максимом и, глядя на Павла, махнул рукой.

Тот еле передвигая ноги, пытался попасть в салон автомобиля.

Автомобиль тронулся, а с заднего сиденья вылетело: "Манчестер кривоногие!", затем последовал громкий смех. Роман Захарович улыбнулся и пошел обратно в заведение. Второй стол уже и вовсе забыл о нападении на них и о спорах внутри своей компании. Обсуждались все острые моменты. В футболистов, слышали бы они и понимали русскую речь, летел шквал осуждения за некрасивую игру. Каждый из распивающих мог бы на тот момент отыграть лучше, чем какой-то там испанец.

– До скольких у тебя смена? – Спросил Роман Захарович у Лилии.

– Уже собираюсь домой. – Ответила та.

– Проводить тебя?

– Ну, попробуй. – Усмехнулась балерина и удалилась в подсобное помещение.

Спустя десять минут они вдвоем вышли из заведения и, выдыхая пар, пошли по ночному городу. Как быстро тогда стемнелось. Ах да, совсем забыл, наступала осень. Световой день шел на убыль. Парочка удалялась по проспекту, погружаясь в темноту. Какие секреты она прячет? Темнота города S никогда и никому о них не расскажет, как и Роман Захарович. Который нервно теребил обручальное кольцо в кармане своих брюк, он снял его, будучи еще в распивочной.

Глава 2. Они бы стали птицами ради полета над Парижем

Сегодня я снова в том же кафе. Погода нормализуется. Трамвайная линия электропередачи искрится уже как фейерверк. Куда смотрят ответственные за это люди? В общем, не важно, продолжим. Погрузимся в молодость. Вспомните школьные годы. Чувствуете это прекрасное ощущение? Ностальгия. Какое счастье тогда могла принести фраза о болезни учителя? И вы веселой толпой бежали гулять или домой. Некая хамская наивность. Человек заболел, а вам только в радость. Тогда вообще для счастья нужно было мало, а т. е. совершенно ничего. Мы и так были счастливы. Ах, от чего же с возрастом человек увядает. Почему он обрастает психологическими проблемами, седеет, здоровье физическое ни к черту и вот уже меньше заметна улыбка на лицах. Все больше сетования на кучу проблем, времени в сутках не хватает на отдых. Кем бы вы ни были, читатель, позвольте молодости жить. Повзрослеть всегда успеете. Взросление вообще такое размытое понятие, что его не существует. Сделав эту оговорку, продолжаем. Тишина в коридорах 120-ой школы уже давно стала привычной. Если многие десятки лет здесь царил ребяческий смех и беготня, то это все давно сменилось на общение в соцсетях. Все сгорбленные что-то нажимали в телефонах на ходу и стоя. Иногда слышны были какие-то обсуждения об увиденном или прочитанном на просторах глобальной сети. Темы нынешней молодежи очень расстраивают мой слух. Чрезмерная опошлённость их смутила б, пожалуй, даже бывалого невежу. Нравственного разврата, думаю, тут еще нет, но есть цинизм. Не внутренний, наружный. Он та и считался у этих молодых людей некой деликатностью. Среди всего этого, произнесем сразу эту страшную фразу, царства деградации, белым светом озаряли все вокруг юные парень и девушка. На удивление только их глазам образ друг друга был куда интереснее, чем экран смартфона. Юноша был во всем светлом, волосы крашеные светлые уложенные на бок. Она, без видимой откровенности как у сверстниц, выглядела по девчачьи простенько. Юбчонка и кардиган насыщенного коричневого цвета. Сидели на подоконнике и смотрели то в окно, то друг на друга. В нем было много ошибок, но она не хотела вносить поправки. Это он переплавил пули в струны и пел ей до утра на берегу реки все самые романтичные песни. Они смогли бы уместить весь мир в своих сердцах, не будь он таким паршивым. Обычно мы хотим вызвать у партнера те чувства, которые испытываем сами, в случае с этими двумя молодыми людьми все иначе. Она всю сильную половину общества помножала на ноль, а он в свою очередь просто не нуждался в ком-то больше. Правильно ли это или нет, мы судить не в праве. Да и судить еще совсем рано. Если все же это была глупость, то они твердо знали, что если не совершать глупости, то никогда не станешь умным человеком.

– Чего расскажешь? – Смотря в окно, спрашивал он.

– Чего тут рассказывать, у отца очередное выигранное дело, которым он бесконечно кичится, до мамы ему дела нет. Живем как соседи. – Тихо отвечала она, любуясь двором школы.

– У тебя то еще весело, – с ухмылкой отвечал юноша, – у моего опять попался какой-то очень вредный пассажир и все утро мы об этом слушали. Хотя мать мою он любит, да и она его.

– К черту, – отрезала она, – пойдем, пройдёмся сегодня после школы? – Немного уставшим и слегка отчаянным тоном спрашивала девушка.

На вопрос юноша, молча, кивнул. Прогулка ради прогулки удел философа. Во время таких прогулок были не редкостью размышления и дискуссии. Парочка бродила по всему городу, обсуждения шли как политические, так и философские. Под строгую критику попадали все: политики, общество, поделенное на классы, родители, сверстники; во всех них находились какие либо изъяны. Оно и верно – все больны. Но не торопитесь их судить, это был не максимализм и не тотальная ненависть ко всему вокруг, просто если люди не грязь то они пыль. Пока у молодых людей еще идут уроки, я познакомлю вас с ними поближе, чего бы я иначе, не полагая этого необходимым, никак не сделал. Она как раз и была дочерью Романа Захаровича, как ты мой чуткий и внимательный читатель мог догадаться. Роман Захарович семнадцать лет назад дал ей имя София. Соня. Сонечка. Она одна из первых начала чувствовать потерю отца и разруху семейного очага, доселе такого сплоченного и теплого. Она была единственным ребенком в семье. Ее появление на свет принесло много счастья её родителям. Что пошло сейчас не так сказать пока не могу, но очень постараюсь до конца сего произведения не оставить ни одного вопроса открытым. Воспитание грубого нрава началось с первых шагов становления на жизненном поприще. Она была изгнанником из всех школ, посмешищем для сверстников. Предметом того была крупная родинка, отроду находившаяся на лбу, прямо возле волос. Как же жестоки дети, уму непостижимо, доводя до слез это милое создание, они беспощадно хохотали и тыкали пальцем. Ни у кого в толпе не нашлось разума заступиться за нее. Пряча свои крылья, Соня убегала с уроков и ревела в центральном парке у речки. Такое посвящение ее ожидало в каждой школе, после которого она там больше не появлялась. Время шло и предмет насмешек медленно, но верно начал становиться предметом оригинальности. Подростки окружающие ее стали старше и малость разумнее. В процессе этого они как будто раскрыли глаза и разглядели ее оригинальную внешность. Насмешки закончились, началась зависть со стороны других девушек. Те из кожи вон лезли, чтобы выделиться, а ей для достижения такого результата не требовалось никаких усилий. К пятнадцати годам жизнь подарила ей юношу, который, по-видимому, и я на это очень надеюсь, станет ей спутником на всю жизнь. Парнишку звали Михаил. Мать назвала его в честь великого писателя Булгакова. Она всю жизнь была библиотекаршей и как следствие поклонником классиков. Отец его был простым таксистом. Семья жила в частном старом доме на отшибе города. Роскоши себе не позволяли. Жили мирно и любили друг друга. У Миши был младший брат Федор, появившийся на свет шесть лет назад. Имя ему было дано тоже в честь известного писателя. Он заканчивал детсад, и уже подавал крупные надежды стать, может и не богатым и известным, но хотя бы добропорядочным человеком, в целом, как и его старший брат и родители. Мама Михаила знала Соню и уже, кажется, очень полюбила её как родную дочь. Сонька в свою очередь отвечала тем же и была частым гостем в их доме. В свой дом Мишку она не водила и избегала всяческих контактов его с её родителями. Мать часто видела их из окна и имела некоторые догадки о романе дочери, а отцу никакого дела до этого не было. Михаил рос простым парнем и очень порядочным. Несмотря на свои ранние лета, он уже занимался самоанализом, искал ответы на сложные вопросы существования. При встрече с Соней он быстро принял её позицию в жизни и ощутил, что это именно та жизнь, которую он и хотел. Вот прозвенел звонок и обращаю Ваше внимание на двух прекрасных молодых людей, которые торопились на выход из здания школы. Они направлялись в свой любимый парк, который располагался подле школы. Осень постепенно вступала в свои права, и парк тот становился очень поэтичным и поистине красивым. Сонька делала уйму фотографий на свой телефон. Целью её объектива было все вокруг. Малышку так вдохновляла природа и все вокруг, что она буквально светилась от счастья и запечатлела всё подряд. Михаил, хоть и разделял эту любовь, но был более сдержанным в эмоциях. Он, молча, созерцал. В разуме ребенка нет границ. О чем тогда думал Мишка понять очень сложно, взгляд его всегда был тяжелый, складывалось впечатление, что он знает и понимает слишком много для своего возраста. Тело его ответило на его сложный и тревожный разум седыми волосами. Мальчишка в свои семнадцать уже был седой частично. Они дошли до пруда. Берега его были ограниченны бетонными плитами. Сонька незамедлительно запрыгнула на них, а Михаил поспешил подстраховать её от падения своей худой рукой. Одно неверное движение и она оказалась бы в среде годной лишь для роста кувшинок и водорослей. При критических моментах в сущности каждого из нас на первый план выходит главный инстинкт самосохранения, и не дай она ему обрести верх над своим сознанием, находясь хоть на краю пропасти, хоть на краю пруда, то он бы прыгнул следом.

– Смотри! – Громко протянула последнюю согласную Сонька, тыкая пальцем в пруд.

В такое удивление её привели проплывающая посередине пруда утка, ведущая следом за собой весь свой выводок. Она поспешила запечатлеть кадр и очень неловко, но крепко держала телефон, дабы на пике таких впечатлений не выронить устройство в воду. Отсутствие возможности делать фотографии привели бы её в полное негодование и депрессию. Девчонку также радовал объем отснятого материала, который каждый вечер подвергался тщательной обработке. Полученные кадры выглядели профессионально и собирали множество приятных комментариев на всех страницах её соцсетей.

– Чего бы ты хотел прямо сейчас, чтобы оно произошло? – Спросила Соня.

– Чтобы резко стемнело. – Ответил Михаил.

Соня ожидала романтики, ответ ей был непонятен, но она не стала развивать тему, она знала, что он загадочный и как говориться "со своими тараканами".

– А зачем тебе это? – Спрашивала она.

– Люблю когда темно.

Свою прогулку молодые люди продолжили сидя на лавочке, позади которой располагались уже ржавые, давно не приводимые в действие, аттракционы. Мало-помалу темнелось, несмотря на заброшенные аттракционы, парк все-таки снабжался электроэнергией, которая использовалась исключительно для освещения дорожек. Фонари блекло засветились, как тот час возле ламп начали кружиться мотыльки. Жаба неуместно заквакала где-то рядом с парочкой.

– Никогда не понимала, почему дети должны отвечать за грехи родителей. – Заговорила Соня.

– Это неизбежно, – обронил юноша, – жизнь это своего рода череда мучений и подъемов, а какими путями и случаями тебе предоставляется и то и другое уже не важно. – Продолжал он.