– Ну Крупская дает!
– Хорошо, с того момента, где мы остановились.
По классу пролетел вздох облегчения.
– И чего все обрадовались? Леше этот момент еще найти надо.
– Даже не верится, что татарского не будет, – Газ радостно запихивал учебник по алгебре в рюкзак, – и мы, как белые люди, рванем домой после пятого!
– А вы разве не останетесь после уроков? – удивился Славик.
– Зачем?
– Турнир.
– А! Нет, Сылу Саматовна сказала, что у нее совещание у директора.
– Значит, Лидия Захарьевна тоже там будет…
– Кто знает, Славик? Кабинет у директора не резиновый, может, это русички не касается.
Газ все никак не мог нормально уместить учебники в рюкзаке, что-то на дне мешало, и это что-то пришлось вытащить.
– Ого! Какая у тебя тетрадь розовая! – улыбнулся Славик, увидев яркую вещь в руках у друга.
– Да это дневник Фахрии!
– А почему он у тебя?
– Это из художки, смотри, – и Газ открыл первые страницы, – четыре двойки!
– Это Фахрия так учится? Ты ж говорил, у нее все нормально.
– Это в школе все тип-топ, а рисование ей не дается. Не умеет она!
– Так зачем она туда ходит?
– Мама. Помнишь, я на скрипку ходил? С трудом тогда смог объяснить маме, что нет у меня музыкального таланта.
– Но смог же, а с Фахрией почему не объяснишь?
– Потому что мама вот-вот родит, когда я ушел из музыкалки, она валерьянку пузырьками пила, так ей хотелось, чтоб я стал известным скрипачом.
– А теперь станешь ученым-биологом.
– Маму это не очень вдохновляет. Со мной не получилось, она взялась за Фахрию, делает из нее художницу. Нам бы немного продержаться, месяц-два, а потом мы маме все объясним. И дневник с собой ношу, чтоб дома его не нашли.
– Ну у вас и приключения!
– Погнали, Славик! Когда еще уйдем после пятого?
– Слушай, я зайду к Лидии Захарьевне, а ты беги, у тебя сегодня университет.
По дороге к кабинету литературы Славик встретил Румию, вернее сказать, наткнулся на нее. Одноклассница сидела на полу, подложив под себя сумку, в закуточке, который был у больших зеркал. Здесь всегда бывает шумно (любит молодежь посмотреть на свое отражение), но сейчас никого не было, ибо все разбрелись или на шестой урок, или домой.
– Привет, ты не знаешь, у Лидии Захарьевны есть сейчас урок?
– Нет.
– Не знаешь или нет урока? – не понял юноша.
– Иди загляни!
– Ты чего, плачешь? – вдруг понял Славик по голосу одноклассницы.
– Нет.
– Да ладно, не плачь.
– Иди, Славик.
– Все образуется, Румия.
– Иди.
– Я-то пойду, ты, главное, не плачь.
Девушка промолчала, Славик вздохнул и двинулся к кабинету литературы. Как правильно поступить в этой ситуации, юноша не знал. Что уж там папа говорил?
– Из-под накидки напускной небрежности,
Из-под рогожи грубости и грешности,
Из-под лохмотьев несуразной внешности,
Которые мы носим на себе,
Достану желтого цыпленка нежности
И осторожно протяну тебе.[27 - Стихотворение русского поэта Бориса Самуиловича Штейна.]
– Это кто? – шмыгнула носом Румия. – Опять Маяковский?
– Нет, Борис Штейн. Хочешь, еще что-нибудь почитаю?
– Нет, здесь не кружок выразительного чтения. Иди, Славик.
– Ну ты, Румия, раскисла, сказала бы Лизонька. Где она, кстати?