Асфодель

У остававшейся последней Лейлы было достаточно времени, чтобы ответить на неожиданную импровизацию жениха своей, и она, услышав четвёртое заклинание, закрыла глаза и вытянула вперёд хищно расставленные руки:

– Кто-о осме-еливается изгоня-ять моги-ильных чудо-овищ? – невеста, в огненно-красном платье, медленно плыла навстречу жениху.

* * *

В слегка зеленоватых сенаорнских сумерках бледно-зелёное платье девочки кажется призрачно-белым.

«Я – Первая ученица этого мира», – размышляет она, молчаливо созерцая воссозданное надгробие умершей несколько тысячелетий назад женщины. – «Я продолжаю её жизнь и её служение, от которого ей пришлось отказаться. Но у неё было имя, а у меня его нет».

Девочка медленно отходит чуть назад, и древняя могила сразу прячется среди асфоделей. Теперь у её предшественницы тоже нет имени – оно скрыто белыми цветами. Может быть, взять имя Первой ученицы себе в наследство, как она взяла при посвящении её кольцо?

«Нет, не надо. Я просто цветок забвения – один из многих на этом лугу. Просто Асфодель».

Глава 2. По слову человеческому

5–18 ноября 2007

Сделай мне известным твоё желание, и я предскажу, что произойдёт.

Л. Валла

«Воссоздателям миров не то что безработица – даже выходные не грозят», – хмыкнула про себя Алина. – «Всё время то свадьба у кого-то, то понос, то золотуха – только Безымянную сестру обустроили на Сенаорне, как срочно реставрацией скрипки занимайся! С другой стороны, опять же – кому, как не мне? Я немного антиквар и немного музыкант, и инструмент пока формально мой. А самого Дмитрия – это уж пусть Несси воссоздаёт. Интересно, что у него за магия? Но она точно есть, я чувствую».

«И всё-таки самое важное дело – то, которым занимаешься здесь и сейчас! И которое, между прочим, давно планировалось – экспедиция Иллитаны в поисках последнего камня из своих регалий», – Ледяная Дева, чуть подумав, запросила артефакт перевода на язык «произвольного собеседника». – «Вот же засада с этими иными мирами! Попадать-то попадаем, а объясняться как? Что самое плохое, мы не можем получить такой артефакт ни для кого другого, а только для наших магов и Спутников, так что придётся отправляться втроём – Иллитана, Леренна и я».

– Может быть, мне тоже пойти с вами? – предложил стоявший рядом Артур. – Мы же не знаем, какие порядки в этом мире, и присутствие мужчины может оказаться очень кстати.

– А может – и очень некстати, – возразила Ледяная Дева. – Скорее всего, последний самоцвет не в банке хранится, а в шкатулке какой-нибудь богатой дамы, так что, если по-хорошему, Тане вообще надо бы одной появиться… Ну вот, осталось только Леру с Таной дождаться, – она взяла появившийся рядом с ноутбуком синий кристалл и сняла одно из колец.

– Классическую женщину три года ждут! – усмехнулся Страж Вихрей. – Может быть, поторопишь? Они где сейчас – на Ша’але?

– Лера типа у себя. Типа собирается, – Алина тоже слегка рассмеялась. – Нет, я никогда не пойму этих пресловутых «классических женщин»! Свадьбы те же взять… Нужно тебе гражданство – ну так распишись да и всё! Так нет же – всё равно пошлое торжество ей подавай, как какой-нибудь Дуньке с водокачки! Это фее-то, перед которой – все миры Пути!

– Разве пошло получилось? По-моему, очень даже оригинально.

– Ну да, Кристина «вызвала огонь на себя», – теперь Ледяная Дева смеялась уже во весь голос. – Всё-таки, признаю, наши женщины не вполне «классические». Это надо же – свадьба у Лейлы, а белое платье и обручальное кольцо – у Кристины! И Даша с Алексеем аршинными буквами расписались – тоже будто сами новобрачные, а не свидетели!

– Добавь к сему самое главное, – Артур улыбнулся, вспомнив радость своей любимой, восторженно разглядывавшей в зеркале свадебное платье. – Кольца кольцами, даже Аня теперь носит, но никто из них не стремится официально замуж! Женщины-то они женщины, но умные – понимают, что после этого любой шаг дальше будет шагом вниз.

– Знаешь, соглашусь, – кивнула Алина. – Но всё равно – достала эта «классика»! Ты-то мужчина, можешь просто любоваться да посмеиваться со стороны, а на нас бабское окружение всё время «щупальца забрасывает», как Кристина выражается, – таких же устремлений ждёт! «Когда замуж», да «когда детки», да «когда за вторым»… Кстати, а магини внешнего ковена могут иметь детей?

– Конечно, почему нет? Регалии у них, понятно, с соответствующей магией, но только затем, чтобы это не случилось не вовремя. И потом, у тебя-то окружение разве «бабское»? Ты, если я не ошибаюсь, давно исключила из своего круга общения подобных персонажей. Или за Лару обидно?

– Обидишь её, актинию такую! Да нет, мне Лику жалко стало, вот честно. Хорошая ведь женщина, да только сломали её бабские штампы – «замуж, любой ценой замуж»! И не поймёшь даже – сама ли хочет или щупальца эти за неё? А с другой стороны, куда ей ещё-то? Образования нет, талантов тоже никаких не видно – тут только в семье расцветать, так кто ж с такой семью создаст? Будущему русскому отцу семейства нужна и женщина – будущая мать семейства, а не «переходящий приз» с двумя детьми, согласись?

– Вот именно. «Зачем мне чужая мать? У меня своя есть!» – сформулировал Артур. – Кристина, конечно, тоже мать, но тут, как ты понимаешь, не тот случай. Это не она – «женщина с ребёнком», это Белка – «фея с мамой».

– Вот-вот! Тем более что и мать из Лики так себе, Натка просто в ужасе была, когда Нину первый раз увидела. Ну и кем бы выросла девочка, если бы мы не подхватили? Уж точно не магиней внешнего ковена.

– Кстати, Линка! – заметил Страж Вихрей. – Ты уже второй раз употребляешь этот термин – «внешний ковен». Что под сим подразумевается – Спутники с воспитанниками или вообще все, кто хоть как-то при делах?

– Только маги, разумеется! Между прочим, их должно быть тринадцать.

– Ну, это понятно, ковен и есть – тринадцать магов. Хочешь сказать, что к нам присоединятся ещё четверо?

– Да. И они, к сожалению, будут последними. Больше никакой магии я на Земле не чувствую.

* * *

Опять дождь, и опять холодно.

«Даже не «опять». Всегда дождь, и всегда холодно», – с тоской думает девушка, неподвижно берегущая капельки тепла.

Она вновь трогает изразцы выпирающего в комнату бока печи – нет, по-прежнему холодные. Глупо, очень глупо надеяться, что отец распорядится топить, – вода же не замерзает ещё?

Девушка знает: «Желая тепла для тела, ты обрекаешь на вечный холод свою бессмертную душу». Знать-то знает, но как раз душой-то и не чувствует! «И не принимаю», – испуганно осознаёт она, и внутренний пёс свирепо клацает зубами: «Нельзя!»

«Супа бы тебе горячего…» – Селень неожиданно для самой себя улыбается псу – грозному и ледяному, выстуживающему её изнутри, как мокрая стынь – снаружи. – «И сам согрелся бы, и меня согрел…» – она уже не пугается крамольных помыслов, и пёс, как ни странно, смотрит на неё понимающим, почти человеческим взглядом. – «А мне бы – дожить до времени, когда позволительно будет выпить чашку тёплого молока», – стрелки настенных часов, такое впечатление, от холода тоже застыли на месте.

Девушка обречённо кутается в шерстяную накидку и берёт со столика «Духовные эмблемы для девиц». Книга такая же стылая, как и всё остальное вокруг, но хоть так скоротать время! Назидательные истории о благонравных девицах лениво сыплются, как горошины из одного замёрзшего стручка.

«Опять я о холоде! А впрочем, ничего удивительного – истории-то, по большому счёту, об одной и той же девице, которая терпела голод и холод, зная, что Всевышний греет её душу. Не отдала свою тёплую одежду замерзающему человеку, не попыталась раздобыть огонь, даже к Господу с молитвой и то не обратилась, раз уж такая святая, – просто бессмысленно терпела, дура! Ой…»

Она испуганно оглядывается – не услышал ли внутренний пёс вырвавшееся слово, которое благовоспитанной девице и знать-то не подобает? Но вспышка юного протеста чуть согревает её, и Селень продолжает крамольничать, с презрительной усмешкой отбросив душеспасительные писания, – она решительно встаёт и открывает комод.

Ларец с её девичьими украшениями не стоит и трогать – всё какое-то бездушное и опять же холодное, даже прикасаться неприятно, тем более сейчас. А вот резная шкатулка в глубине… Оглянувшись на дверь, девушка перебирает камни матери – небогатые, зато не фамильные, а её личные. Впрочем, надевать их ей всё равно не позволяют – слишком скромные они для благородной невесты, слишком неподобающая у них красота для такой скромности, и слишком много жизни, тепла и тайны.

Задержав дыхание, она созерцает цепочку с единственным самоцветом, который, пожалуй, не назовёшь скромным, – довольно крупным, нереального ласково-зелёного оттенка. Таких камней в их мире нет, и к древнему ювелиру, сделавшему кулон, таинственный самоцвет попал уже огранённым, передаваясь с тех пор исключительно по женской линии – от матери к дочери.

«Мама, приди ко мне!» – Селень с мольбой застёгивает на шее цепочку, но смутный образ матери в её памяти не становится ярче и проникновеннее – лишь вновь проступают перед глазами какие-то загадочные письмена.

– Мама… – разочарованно шепчет девушка. – Почему ты не приходишь, а только показываешь эту надпись на непонятном языке? И что она всё-таки означает?

– Ты действительно хочешь это знать? – неожиданно слышится голос за спиной – он тоже говорит на совершенно незнакомом языке, но Селень почему-то понимает.

– Ой!.. Кто вы? – она испуганно оборачивается к трём непонятно откуда взявшимся женщинам. Две из них сверкают зелёными самоцветами, похожими на её загадочный камень, однако голос принадлежит третьей – в странно выглядящей, но явно мужской одежде, без всяких украшений.

* * *

– Вы теперь заберёте этот камень, да? – расстроилась Селень. – Единственная память была о матери…

– Сёстры ордена Пути никогда ничего не отнимают – наоборот, они дарят, – успокоила её Леренна. – И даром вашему миру будет сам Путь. Если, конечно, ты согласна стать Первой сестрой этого мира.

– Слово за тобой, – добавила Иллитана. – Можешь, как все твои предки, передать эту реликвию своей дочери, и тогда выбор будет уже за ней.

– Разве у человека бывает такой выбор? – девушка, похоже, даже слегка ужаснулась. – Всё уже предопределено Всевышним!

– Ты сама-то в это веришь? – усмехнулась Алина. – Или просто прикрываешься от нас «единственно верным учением»?