За гвоздями в Европу

А также битому друзьями-товарищами, так как у друзей, по их твёрдому убеждению, талантливых товарищей, уж не говоря о гениальных, в принципе и априори не может быть.

Иначе товарищу другу станет за себя обидно.

***

Итак, от Трёхголового Ника одно только зло.

Но, это далеко не самое главное зло данного уникальнейшего героя-антагониста.

Он – фактом своего рождения в мозгу отдельного писаки (может он полный г-н Шизо?) – нарушает равновесие не только отдельно взятой книги, а аж ВСЕЙ ВСЕЙ ВСЕЙ мировой литературы (!!!)

Кафка морщится. Борхесы, Коэльо, Лавкрафты, Джойсы, Стивенкинги отдыхают.

Такого в литературе никогда не было:

– Автор графоманит не по правилам графомании! – кричат.

– Это самый настоящий маргинализм в графомании!

– Он изобразил в своей туповатой книжке идеал графомана! Он стрекозёл! И осёл (устало).

– Это насмешка над литературой. Он хуже любого Сорокина, когда тот стебёт. Таковский ему руки не подаст.

– Он кладёт заминированный камень в здание литературы. Какой молодец! – подпись: изд-во «Вестник Дьявола».

***

От термина «графомания» и без всех этих внутренних выдумок веет дурдомом энд импульсным невротизмом последней степени.

Мы это знаем (если написать в предисловии) или догадываемся по ходу дела (так как предисловие мы (я) не напишем. Мы (я) не равны полным дуракам и одному дурню.

Однако: тем книжка веселее.

Есть ещё одна внутрикнижная путаница.

Она заключается в том, что книга пишется то от лица всезнающего автора (в чистом и обыкновенном виде), а то и от некого Чена Джу, который – да будет вам известно – является будто бы литературным прототипом-двойником героя Полутуземского Кирьяна Егорыча, являющегося одним из путешественников, а также автором той книги, которая пишется по следам путешествия внутри самой книги.

Известен такой жанр, когда в книге пишется про писателя, который в книге пишет свою книгу, в которой очередной по счёту книжный писатель пишет свою очередную книгу и так далее. Ну, словом, сказка про белого бычка… или про попа и собаку. Или эффект двух зеркал, поставленных друг против друга, если ближе к жизни. Вот что-то вроде этого.

И он (полугерой-полувредный полуантагонист Полутуземский – на то и фамилия такая половинчатая), сочиняя свою «книжную книгу», в свою очередь имеет прототипом реального автора.[4 - То есть меня. – прим. моё.]

Как вам такие перекрёстные перевёртыши?

Выживший из молодости Джон Барт тупо в попе темнокожего! Его затмили, но пусть он не обижается. Это грубоватая шуточка над уважаемым человеком.

***

Будет время, и всё станет как надо.

А не будет его, то всё останется таким, как было. И это ни на грамм не умалит прочих вполне «графоманских» достоинств, о чём автор постоянно трезвонит во все колокола, и что является скорее особенностью супериндивидуального жанра, нежели позицией неисправимого двоечника.

Жанр «псевдографомании» так и хочется, ей богу, снабдить двумя парами квадратных и фигурных скобок – такое количество в нём перевёртышей.

Иногда факт «неоконченности сюжета», которого /сюжета/, кстати сказать, как бы и нет совсем вовсе не считается ошибкой. Особенно, если иметь в виду, что автор, то бишь Я сам, считаю этот роман «жанром хождения», в которых сюжет, собственно, и не предполагается вовсе. Я довольствуюсь разрозненными историйками, и самим фактом хождения-путешествия, выстроенного «более-менее хронологически»[5 - Тут не послушаюсь встроенного робот-редактора, который считает данную формулировку некорректной. Нет! именно так и есть, как я написал.].

К жанру «хождения» Я добавляю характеристику «шванк». Это обозначает то, что, во-первых, действие происходит в Германии (откуда и пошёл этот окололитературный термин – вспомните «немецкие сказки и шванки»), а, во-вторых, освобождает от необходимости иметь сюжет вообще.

Ибо «шванки» это есть разобщённые немецкие сказочки, и, как правило, с сатирически-гротесковым оттенком.

Сказки типа «шванки» наряду с благородным делом повествования выдают расхожие психообразующие характеристики целого народа; и раскрывают фольклорные тайны старогерманского быта.

На фоне вышесказанного весьма познавательно «разглядеть» в ворохе текстового материала «Чочочо» (ой! в «За гвоздями в Европу», конечно же) именно выдержки о нравах современного немца: с точки зрения современного российского путешественника и честного болтуна, героически (тут два смысла) причисляющего себя к обрамлённому терновником, собирательному образу всех графоманов мира. «Гкхафоманы мира», прочтите же хотя бы вы эту чрезвычайно полезную книжицу. Она как учебник Антигкхафомании!

А также любопытна позиция всех трёх взрослых героев этого романа (прямолинейный вьюнош и немножко недописанный антигерой Малёха не в счёт[6 - А ведь кому-то из читателей именно он, возможно, единственный и понравится. А как же: в юности «пишет драм-бейс!»]), являющихся «сливками интеллигентной прослойки – все архитекторы» из пресловутой помоечной и азиатской Руси[7 - То есть скифы, кочевники, недруги Блока, те, кто остались на территории, вытеснив в диссидентскую и простую эмиграцию самых умных и неудачников, белопогонников и кроваво наследивших, а также нетерпеливых до коммунизма, а заодно и предателей: за бабло и по убеждению.], когда за несдержанной речью представителей этой культуры выглядывает реальная и не всегда приятная немцу то ли правда, то ли всенародно русский, и максимально мягкий цивилизационно, человеческий приговор.

***

После «слабо опубликованной» версии романа «За гвоздями в Европу» глава «Париж, Paris, Парыж» покинула роман навсегда.

В настоящее время она публикуется как, извините, вполне съедобный у китайцев «послед» от повести.

То есть, по-хорошему, эта русскоязычная органика должна бы быть выкинутой в ведро.

Но это литература. Хоть и с оттенком графомании. А в литературе, и даже в графомании, всё по-другому, нежели в акушерстве и политике.

Послед развился и бог увидел, что он хорош. Тьфу!

Автор (не забываем, что это Я и есть – в недосягаемом для прямого битья третьем числе), шутя, называет этот опус то «недоповестью», то «рассказом-переростком», или «пере-рассказом», или «потоком ДЦП» (по аналогии с потоком сознания).

Под буквой «Д» зашифровано определённо «деДский» (могли бы и сами догадаться).

Несмотря на ярлыки, автор-Я этот перерассказ-недоповесть «Париж, Paris, Парыж» очень-даже-приочень любит. И даже уважает. И даже завидует сам себе. Ибо повторить такое крайне сложно.

Доведись автору Мне-Ему составлять перечень уважаемых Им-Мною собственных произведений, данный опус стоял бы очень близко к началу списка.

Но у Меня-автора такого списка нет.

И слава богу.

Хвала скромности! Ленивых графоманов таковая иногда посещает.

CODA

ЗА ГВОЗДЯМИ В ЕВРОПУ

Роман-хождение. Архивная версия 2012 года (с единичными извлечениями из версии романа, называемой «Чочочо»).

***