Черти в Париже

Мозжечок, правая половинка, совместная работа, творчество, органы чувств, изображение…

Бим вспомнил о том, что мозг человека заполнен всего на пять процентов. И то в основном лежит на дне. А если покопаться, то и найдёшь. А остальное как бы в оперативке: всё, что нужно ежедневно пользовать.

А для вскопки дна, то есть чтобы поднять давнюю муть, то для этого надо иметь только ключ. А вместо ключа существуют фотографии. Вот так–то вот.

Короче, я не стал Эктову повторно диктовать. Пусть обходится, как знает.

Потому он на Мюнхене всё и закончил.

Придумать с нуля нелегко, а память у него в последнее время никудышная. Если писать, то по горячим следам. Пока эмоции не потерялись.

Он, вообще–то, так и сделал. Но остановился на полпути.

И никакой связи, никакого общего смысла. Одни намёки, слёзы, мат, завывания по собственной гениальности.

Это так и есть на самом–то деле. Только часто оно всё дремлет.

Так часто, что пора бы гениальность засунуть в жопу и подтереться сиренью.

И… поделиться, кстати, должен был. Плодами гениальности.

А бабки должно было поровну поделить на четверых.

Хотя, что делать с Малёхой?

Может на троих делить? В смысле, тоже, что ли, равную долю выделить? Или пусть семья одной долей обходится? Роялти – они не резиновые!

А если начать делить на техсовещании, то Ксаня сто процентов вперёд, что тоже завопит: «Малёха такой же член путешествия, как и мы, ему тоже полагаются роялти».

То да сё.

А ещё: «Зачем его унижать, он хоть и молодой, а тоже свою долю в литературу внёс…»

Ага!

Включите ещё электро–мехсочинителя! Ему всяко половина.

– А это я! Я! Я! Остальное можно делить как хотите.

– Кто это только что орал под кроватью? Ты здесь, Джек? То есть ДЖУ?

И я сунул руку под кровать.

Молчали под кроватью. Но дыхание шло оттуда. Электрическое такое дыхание.

– Хотя, какая это литература, если с механикой! – скажете вы. – Так себе – воспоминалки. Мемуарная ветошь.

А ведь и за эту ветошь денег отвалили. Один чувак дал аванс.

Накинулись издательства . Началось с «Альтернативы», а потом подхватили другие.

И отвалили деньжищ столько, что он тут же втрое увеличил квартиру.

Поэтому вы

/а вы – это Ксан Иваныч, Бим и Малёха: врозь и вместе, кроме того, все сочувствующие и знающие кое–что друзья упомянутых персонажей/

совершенно справедливо изливаете душу: на любой грандпьянке. Где собралось слушателей больше одного человека.

Можете на правлении Союза Орхитекторов.

Можете после правления: в скверике или на крыльце.

Куря цыгарки, одну за другой.

При этом Шостакович Чочочо не читал.

И Парыжъ не читал. А курить даёт. И даже приглашает. Хотя Кирьян Егорычу это вредно.

Ну что за дела? Классику надо читать при жизни классика, чтобы успеть задать вопросы по существу.

И не умертвлять его сигаретками.

Можете поведать тоже самое даме сердца – в кафе и в постельке.

А можете сболтнуть сидя за рулём, заместо дорожного аудиоряда, мол, типа Ксан Иваныч, а он мало с тех пор изменился:

– Сволочь этот 1/2Эктов. Вся слава и позор ему, а нам хрен с редькой. Поживайте типа как можете, граждане, а он, типа мол, уже закончил. А сюжет откуда? А разве не мы своей шкурой отрабатывали этот сюжет? И ссорились поэтому. И не поэтому, а всяко… но и поэтому тоже. А этот… Эктов, бля, тем временем губил бумагу и наполнял гигабайтами компьютер. Обогатился… Да что мы всё о деньгах, да о деньгах: кончается капитализьмус в Раше, наступает монархичекское благоденствие и социалистический пенсионизмъ… Да идёт он в… в далёкую Далёкку пусть идёт! Со своим баблом. В зад!

Вот одно реальное лицо спросило так: «А с бабами я – когда я автор, а не персонаж – привирал, или это было на самом деле?»

– А негритяночку с Бимом имели, или это вымысел?

Ибо похоже всё на изобразительный гиперреализм – без преувеличения действительности.

Вот что значит сила искусства!

Он же не знает точно – что я делал с «тогушкой» – ну, негритянкой из Того, в туалете: жизнь свою ей рассказывал на любименьком своём русском языке?

Ёбся в натуре?

Или тупо, по постсоветски рылся в кошельке: чтобы честно заплатить по прейскуранту?

Ведь я так воспитан мамой с папой.

Разумеется, речи не стояло о выдаче девочке чаевых, хоть она и фотка–симпотка, и мотик есть… типа мотороллер… так и что?

И, кроме того, так и напрашивалась на интересненькое нечто. Хоть это и не Париж был, а грёбаный Мюних.