За гвоздями в Европу

– Если и в Париже Бим будет спать без трусов, то, Саня, ты сам с ним спи. Я предпочту спать на полу. Или стоять всю ночь на французском балконе, – сказал он утром невыспавшимся тоном.

– На французском балконе не сможешь. Вспомни сам, что такое французский балкон.

– Я смогу. Лишь бы только не с Порфирием.

– Приедем, покажешь.

***

Дорогу от мотеля до Бреста Бим преимущественно молчал и даже не требовал пива. Промежуточные московские похождения его тоже особо не развеселили. Все шло по маршрутному графику, прописанному Ксан Иванычем, но с многочасовым отставанием по времени.

Своё необычно вялое и по—депрессивному непивное настроение Бим объяснить толком не мог. Раз десять он интересовался сортом Кирьяновского табака. Потом пару раз полюбопытничал: – А не подсыпал ли Кирьян в трубку чего—нибудь лишнего?

Конечно же, Кирьян Егорович ничего не подсыпал. Прочие двое заговорщиков с рыльцами в таком же пушку, а то и больше на правах заказчиков, с целью собственной безопасности, разумеется, тоже не подсыпали. Тайна до поры оставалась тайной.

На границе Бим вёл себя настолько послушно и вежливо, что белоруссы и поляки не расчуяли в Биме не только следов наркотической провокации, но даже последствий Брестских напитков.

Надо отметить, что битком набитый автомобиль Рено взору лукашенковских таможенников понравился больше остальных.

Машину подняли в значимости, выдернув из общего потока.

Велели вырулить на спецстоянку, устроенную в укромном уголке задворок.

Четверо чинов, не считая пятой подошедшей женщины с поводком, но без положенной собачки, – чему поначалу угрюмый Малёха несказанно обрадовался, – начали длительный досмотр, более похожий на милицейский шмон в засвеченном наркопритоне.

Фэйсконтроль остановленных лиц не дал таможне ничего, кроме убеждённости в наличии нераскрытых до поры преступных замыслов.

Испытанному в пьянствах и потому наиболее адекватному Кирьяну Егоровичу чохом за всеми действиями было не усмотреть. Поэтому он преимущественно сосредоточился за передвижениями денежных масс товарищей и, особенно, возвратом себе личных накоплений. Деньги с какой—то тайной целью считали и по нескольку раз пересчитывали столпившиеся в круг, похожие одинаково как на чиновников, так и на преступников, а также на весёлый цыганский табор, лукашенковские таможенники и пограничники.

Содержимое набитого ерундой багажника их интриговало больше всего, но, к плохо скрываемому сожалению, ничего этакого особенного найдено не было. Даже шины, бамперы и днище оказались в порядке.

Лёгкое недоумение вызвало сосновое полено.

– Это что?

– Полено.

– Куда везём?

– Никуда. Это все для растопки. Мы туристы.

– Май на дворе.

– В России в мае холодно.

– А почему не использовали?

– Слишком холодно ночевать в палатках.

– И палатки есть?

– А как же.

– Где?

– Вот.

Посмотрели, пощупали.

– Можем развернуть, – подсказал Ксан Иваныч единственно достоверную идею.

– Ладно, не надо. Верим. Значит, пользоваться, говорите, будете на обратном пути?

– Вроде того.

– Что в этом стальном ящике?

– В алюминиевом. Самое ценное – еда и питье.

– Откройте.

Открыли. Покопались.

– Деньги, маршрутная карта есть?

– Деньги есть. У Вас в руках. Маршрута нет. Мы свободно путешествуем.

– Куда?

– По Европе.

– Страны?

– Как придётся.

– Любопытно. Вас где—то ждут?

– Нас везде подождут.

– Денег хватит?

– Хватает пока.

– С нами не шутят.

– Вы же деньги считали.

– Считали. А ещё есть?