– Я… Я не знаю. Наверное. Да.
– А ещё говорят, что о тебе хлопотал сам господин Крапник, – сообщила гостья, поправляя локон, – ты его родственница?
– Не думаю… – не слишком уверенно ответила Лана, на всякий случай перебирая в уме всех известных ей дальних родственников.
– Тогда может… племянница? – лицо Хельмы слегка порозовело то ли от смущения, то ли ещё по какой причине.
– Я же сказала, что я ему не родственница! У меня всего три дядюшки, и ни одного из них не зовут Крапник, – раздражённая непонятливостью собеседницы возмутилась Лана.
Хельма нервно хихикнула, и, задавив смешок, тут же примирительно заметила.
– Извини, пожалуйста, я не хотела тебя обидеть. Ты что, действительно не имеешь к нему никакого отношения?
– Я даже не знаю, кто такой этот господин Крапник, – совершенно честно призналась Лана.
– Не может быть! Господина Крапника все знают.
– Все? Я не знаю.
– Господин Крапник очень важный человек. И ужасно богатый. Очень-очень богатый. Он наш самый главный жертвователь. Говорят, что он тратит на наш эрмерий целую кучу денег. Просто удивительно, что ты про него даже не слышала. Я думала, это он тебя сюда привёз.
– Нет. Я сама. Я просто приехала из деревни в город… В Лонч. А потом… потом всё случилось так быстро и неожиданно…
– Из деревни? – оживилась Хельма, – правда? Ты не очень похожа на крестьянку.
– Мой отец был учителем. В Верхнем Ручье. Это в горах. Трабантах.
– Ух ты! – глаза Хельмы слегка округлились, – в настоящих горах? Говорят, там очень-очень красиво. Настоящие дремучие леса, замки… а ещё народные обряды… разные.
– Ну не то, чтобы как-то особенно красиво, – Лана лишь пожала плечами, – обычно…
– А в заброшенных замках действительно есть привидения и эти… вампиры?
– Нет, конечно. Это всё сказки и суеверия. Нет там никаких упырей! – Лане почему-то вспомнился Быстрицкий замок над трактиром.
– Жалко. Я недавно читала роман. Как раз про вампиров. Сейчас он у Тины, моей подружки, но когда она дочитает, мы можем дать его тебе. Только обещай, что будешь осторожна. Если сестра-наставница увидит, она его отберёт.
– Спасибо… Да. Слушай. Сестра Морвин забрала у меня одну вещь. И я бы очень хотела её вернуть. Ты не знаешь, куда она могла её унести?
– Одну вещь? Какую?! – в больших глазах Хельмы полыхнуло любопытство, – какую вещь?
– Это… это подарок. На счастье. Из дома. Колючая веточка. От нечистой силы… То есть она, конечно, ни от какой нечистой силы не помогает… в смысле нет никакой нечистой силы, но я просто бы хотела… я бы хотела её вернуть.
– Колючая веточка? – в голосе Хельмы прозвучало лёгкое разочарование.
– Угу – кивнула Лана.
– Она могла её просто выбросить. Хотя…
– Хотя?
– Сестра Морвин слишком аккуратна. Наверное, она отнесла её в дальнее крыло, к прачечной. Чтобы сёстры-работницы выбросили.
– А её можно оттуда забрать?
Хельма задумалась.
– Смена в прачечной начинается только утром. Сейчас оттуда все уже разошлись. Да. Наверное. Твоя колючка наверняка ещё там. Если хочешь, я покажу тебе дорогу.
Уже через несколько поворотов Лана пришла к выводу, что насчёт «легко заблудиться» сестра-наставница Морвин если и преувеличивала, то совсем немного. Эрмерий представлял собой целый комплекс зданий со множеством коридоров, поворотов и переходов. Они с Хельмой несколько раз выходили во внутренний дворик и снова входили в здания. Время от времени на пути им попадались послушницы или наставницы, но особого внимания на двух девушек никто не обращал. Выданная сестрой Морвин униформа оказалась воистину шапкой-невидимкой.
– Короче всего будет пройти через поминальный зал, – уточнила Хельма, – там у нас гробница Микалии.
Лана понимающе кивнула.
– У нас в деревне тоже была такая гробница. И ещё одна на перекрёстке по дороге в Нижний Ручей. Но та совсем простенькая, проповедник туда почти и не заходил, только прохожие свечки зажигали…
Девушки проскользнули в довольно просторный и сумрачный зал с продолговатым мраморным надгробием-кенотафом в дальнем конце. Перед надгробием горела традиционная бронзовая жаровня на трёх высоких ножках, олицетворяющая божественное пламя и одновременно напоминавшая о костре, где была сожжена пророчица. По сторонам от него стояло две картины в золочёных рамах.
– А зачем здесь портрет автократора Феотраста? – спросила Лана, увидев знакомую по форзацам учебников и присутственным местам бороду.
– Господин Крапник заказал нашему эрмерию пятилетнюю поминальную молитву по его покойному величеству и его бедной супруге… Я тогда как раз была в городе. Такой ужас!
– Да уж, – кивнула Лана, – вот у нас в позапрошлую осень у Козолуков в сарае перегонный куб взорвался. Никого не убило, только на свинью в соседнем хлеву балка упала, да младшую девочку чуть змеевиком не зашибло. Но бардак был, жуть. А вонища… Барду по всему двору собирали. А тут – настоящий динамит. И что только он этим общественникам сделал?
– Сестра-наставница говорила, что они хотят разрушить наш мир… Бедный Феотраст. Так мучился. К счастью, автократиссу убило на месте. Я бы тоже хотела, чтобы сразу, а не три года мучиться, – вздохнула Хельма.
– Хорошо, что их поймали, – добавила Лана, – нельзя чтобы те, кто взрывает живых людей вот так просто на свободе ходили. Мало ли кого они ещё взорвать соберутся?
– Говорят, будто один из них ухитрился сбежать от казни. Я слышала, как господин Крапник это обсуждал с нашими сёстрами, – и куда только смотрит полиция. А правда, что ты была в лапах настоящих бандитов?
– Я? – Петулания не на шутку удивилась, – бандитов? Нет, конечно. С чего ты взяла?
– А девочки говорили, что была… – с явным разочарованием вздохнула Хельма, – будто бы тебя похитили разбойники, а какие-то герои у них тебя отбили. Я бы вот хотела, чтобы герои отбили меня у бандитов… Это так романтично.
Они вышли из поминального зала и оказались на заднем дворе, усыпанном проросшим травой гравием и заставленным какими-то бочками. Садовых растений здесь уже не было.
– Нам туда, – показала Хельма.
Шипастая веточка нашлась рядом с аккуратно сложенными вещами Петулании, заготовленными для стирки.
– Это она? – Хельма с явным разочарованием осмотрела подарок Тео.
– Ага. Просто напоминание о доме.
– Какое-то оно совсем неинтересное… Я бы за него так не переживала. Если попросить сестёр-садовниц они таких сколько хочешь нарежут.
– Он из дома.