Пар, свинец и электричество

– Что будет пить уважаемый дон? – уточнил кабатчик, – меня зовут, Костлявый Пим Сильвей, если что. А это мои сотрудники… Так, на всякий случай.

Он указал на двух мужчин, расположившихся у дальней стены. Один, рослый и коренастый, с красным обветренным лицом и обрамлявшей лицо золотистой бородой, тоже был в фартуке и с неожиданной для огромных ладоней сноровкой протирал стаканы. Второй, худой, жилистый, в чёрном жилете и полосатой рубашке просто сидел, откинувшись к стене и сложив руки на груди. Больше всего в его недвижной фигуре Гая впечатлили выцветшие серые глаза под кустистыми бровями и револьвер на боку.

Кроме них в зале было довольно пусто, что слегка удивило Гая, ожидавшего вечером несколько большего оживления. По углам сидело около дюжины посетителей, которых он не смог толком разглядеть. Рядом с большим лакированным полихордом дремал щуплый человек в рубашке с закатанными рукавами, видимо музыкант. У ведущей наверх лестницы перешёптывались две смуглые девушки, завёрнутые в расшитые магнолиями и гибискусами шали. Близ задней двери возилась с вёдрами массивная коренастая фигура в неказистом платье и с очень тщательно и замысловато выплетенной маслянисто чёрной косой вокруг головы.

Осмотревшись, Гай отрицательно покачал головой, в ответ на вопросительное лицо кабатчика.

– Зря, – отечески заметил Тават ван-Дуэрфа, приглаживая тщательно зачёсанную и напомаженную волнистую чёрную шевелюру, – у Костлявого Пима лучшая выпивка минимум на пятьсот миль вокруг, уж поверьте. Нам, коммерсантам, частенько доводится путешествовать.

– Ну, может быть, если только совсем немного… – нерешительно пробормотал Гай.

Тават кивнул, и Пим за ручку вытащил из-под прилавка зелёную стеклянную бутыль.

– Фирменное.

Вино оказалось и вправду довольно приличным. В забегаловке рядом с академией поили хуже.

– Вам, как человеку здесь новому, – начал ван-Дуэрфа, – безо всяких сомнений, в первую очередь необходимо будет завести ценные знакомства.

Гай согласно кивнул, разглядывая густую тёмную жидкость в стакане.

– И я, и досто… хм… досточтимый дон Пим будем рады всемерно… Верно, досточтимый дон?

Тот молча кивнул. Девицы у лестницы дружно захихикали, прикрываясь одним на двоих веером.

– Я здесь владею универсальным магазином…

Кабатчик едва заметно хмыкнул, на что коммерсант ответил ему гневным взглядом.

– …магазином, – с напором повторил Дуэрфа, – и складом.

– Складом? – удивился Гай, подумав, что вино определённо было лучше, чем показалось ему вначале.

– Именно. Я сдаю его всем желающим. А их много. Зимой, особенно. Поэтому если вы, вдруг, решите заняться каким-нибудь бизнесом, то я с огромной радостью предоставлю вам необходимые помещения…

– Бизнесом? Нет, нет… Я телеграфист.

Гай попытался собрать мысли, но они явно начинали как-то неуправляемо расползаться.

– Конечно. Но вот вашему предшественнику, мир его праху, это совершенно не помеша…

– Предшественнику? – часть мыслей Гая смогла приобрести единое направление, – да, я вот что хотел спросить… Говорят, его убили?

Стало очень тихо.

Ван-Дуэрфа нервно пожевал нижнюю губу. Костлявый Пим невозмутимо протирал очередной стакан.

– Как это случилось? – не замечая тишины, поинтересовался Гай.

– Ну… это… – коммерсант почесал затылок, – его застрелили, когда он выходил из таверны. Только не придавайте этому излишнего значения. Подобные инциденты не должны омрачить вам картины нашего города. Подобные случаи у нас крайне редки. Крайне… Правда, Пим?

– Исключительно редки, – заверил худой кабатчик.

Гай с некоторым удивлением осмотрел пустой стакан.

Ван-Дуэрфа кивнул. Пим Сильвей снова достал бутыль.

– Но я… – робко запротестовал телеграфист.

– За счёт заведения, – Пим наполнил стакан до краёв.

Гай обхватил тёплый глиняный цилиндр и отхлебнул.

– Редки, говорите?

– Исключительно – с крайней выразительностью даже не выговорил, а скорее продекламировал ван-Дуэрфа, – жители нашего славного города Острога крайне редко становятся жертвами перестрелок.

– Если только не вздумают начать подкатываться к дочке Демизы, – донеслось из-за спины, – старик хватается за пушку, как только ему померещится, что у кого-то есть планы на его девчонку…

Гай удивлённо обернулся. Он и не заметил, как зал таверны начал заполняться. Людей стало больше, полихордист очнулся от дремоты и начал тихонько наигрывать что-то мелодичное. Девицы покинули свой пост у лестницы, и неспешно фланировали по залу, покачивая бёдрами, и постреливая глазами в сторону Гая. Тот подумал, что глаза у девушек красивые, большие, тёмно-карие с пышными густыми ресницами.

Стакан выскользнул из пальцев, ударился в доски пола, выплеснул тягучую красноватую жидкость на солому и расселся на две половины.

– Ох, какая неудача… – покачал головой коммерсант.

– Извините, – пробормотал Гай и икнул.

– Ничего страшного, – отмахнулся кабатчик, и повернулся к золотоволосому детине позади, – Регинхари, позови Швабру.

Тот кивнул, оставил протираемый стакан и пошёл к задней двери.

Гай обеими локтями навалился на прилавок. Мысли в голове путались, а таверна явно пыталась начать медленно вращаться.

– По новой? – ван-Дуэрфа придвинул ему ещё один стакан.

– Я н-не пью… – пробормотал Гай, пытаясь собраться с мыслями.

– Да что тут пить-то? – удивился тот.

Гай машинально отхлебнул и поставил стакан.

– Г-гы…

Он покосился в сторону. Рядом стояла коренастая женщина, которую он раньше видел у задней двери. В руках она держала тряпку.

Ван-Дуэрфа мягко отодвинул его вместе со стулом. Служанка нагнулась и стала вытирать пол. Её движения показались Гаю какими-то непривычными, не то чтобы неуклюжими, но странными. Она подобрала осколки стакана и выпрямилась. У неё было некрасивое, даже уродливое лицо. С землистой кожей, мясистыми губами и большим носом. И глаза. Огромные, совиные глаза, с красновато-карей радужкой и чёрными как ночь, пульсирующими на свету зрачками, утопающие под тяжёлыми мохнатыми бровями, почти сливавшимися с маслянисто-чёрной жёсткой причёской.

– Можешь идти, Швабра, – сказал Пим, – служанка развернулась и чуть вразвалку зашагала обратно к задней двери.