– Отчего не позвали раньше?
– Да как мы могли? На отшибе живем! – всплеснула она руками. – Случайно от проезжих людей узнали, что есть такой, именем Фэйр, всем лекарям лекарь. А пока ее соседка травами лечила, да видать без толку!
– Хворь эта жутко опасная. Травы – хорошо, да только одних трав мало, а время упущено! Сердце едва бьется, и она холодна как лед, – Фэйр замер в раздумьях и, что-то сообразив, принялся лихорадочно обшаривать просторную суму. Мигом позже он извлек на свет невзрачный мутноватый камень и проворно вложил его в бледную детскую ладошку.
Сперва ничего не происходило. Потом в сердце камня зажглась крошечная золотая звездочка, точно неведомая жизнь в нем зародилась. Ее свет делался все ярче и ярче, и вскоре заполонил камень до краев. Но вдруг из золотистого он сделался темно-красным, после фиолетовым, черным, и, наконец, безвозвратно угас.
Лицо Фэйра омрачилось. Он забрал камень, задумчиво покрутил его в пальцах и тяжко вздохнул.
– Что… что это значит? – тревожно воскликнула женщина.
– Это камень жизни. Черный цвет говорит, что человек стоит у черты. Мне жаль, но я не могу ей помочь.
Женщина взвыла от горя, слезы покатились по бледным щекам. Тут доселе молчавший старик не выдержал:
– На что только ждали тебя, окаянный! – его голос прогремел, подобно раскату грома. – Надеждой тешили себя, и все впусте! Чтоб ты, сосунок, чародейскими штуками перед нашими носами помахал?! Пошел прочь!
Мальчик сочувственно поглядел на старика. Колкие слова, казалось, совсем его не задели.
– Я испробовал камень не для того, чтобы вас помучить, а чтобы понять, как поступить, – тихо промолвил он. – Стоит ли пытаться девочку исцелить или я лишь потеряю драгоценное время. Теперь вот вижу – нужно вас к другим врачевателям отправлять. Воистину великим, коим я и в подметки не гожусь.
Женщина тотчас притихла. Старик исподлобья взглянул на Фэйра. Бральд подался вперед.
– Живут недалеко, – продолжил Фэйр. – Точной дороги не подскажу. От вас до них не ходил. Но не тревожьтесь, так или иначе, дойдем! Вот только не знаю, придутся ли они вам по нраву…
– Что за целители такие? – нахмурился старик. – Насилу про тебя прознали, а больше поблизости тут не налезть на людей.
– А я говорил не о людях, – глаза Фэйра посерьезнели. – Думаю, вам известно, о ком. В сердце Заповедного леса на Лучистой поляне живут те, кого в народе именуют пастырями. Сами они называют себя «айши», что на всеобщем языке означает – первые, ибо верят, что прежде других пришли в этот мир. Способность пастырей творить чудеса не знает равных. Смогут спасти или нет – утверждать не возьмусь. Однако более мне вам предложить нечего…
– Этому не бывать! – прорычал старик. – Мало что тебя, их пособника, в дом пустил, так еще и внучку родимую должен к ним вести. Не дождешься! – глаза старика метали молнии. – Об этих лиходеях я вдоволь наслышан! Кожа цветом, как у лягушки, волосы, как наши рубахи крашеные. И творят невесть что – зло замышляют! – он грозно упер руки в бока. – Убирайся отсюда, молокосос, покамест я тебе не помог!
На этот раз Фэйр переменился в лице. Брови мальчика сдвинулись, улыбка сбежала с губ, бледная кожа пошла пятнами от нанесенной обиды. Он хотел было возразить, но сдержался. Устало пожал плечами и шагнул к двери, как вдруг женщина выросла у него на пути.
– Постой! Не спеши уходить! – взмолилась она и обернулась к старику. – Ты не прав, Борхольд. Если есть возможность спасти ее, нужно отправляться немедля!
– Лахта! – в негодовании воскликнул старик. – Не ты ли прошлой весной в том лесу потеряла мужа? А нынче в это гиблое место рвешься дочку вести?
– Твоего сына сгубили не пастыри, – глаза женщины холодно сверкнули. – Тебе ведомо, кто. Но давным-давно уж ни слуху ни духу про них. Видно, ушли они отсюда. А с пастырями Хальд был дружен и хорошо говорил о них, – внезапно голос ее зазвучал мягче. – Правду ты говоришь, потеряла я мужа… Но дочке так просто уйти не позволю! А не захочешь идти – пойду сама! Целитель проведет.
– Заплутаете и непременно сгинете! – гневно бросил Борхольд.
– Не сгинут! – выступил вперед его младший сын. – Я их до пастырей проведу. Бывал там с братом не раз.
– Бральд! – в сердцах вскричал старик.
– А что, – потупился тот. – Не все ж Хальду было твой запрет преступать. А коли надежда на спасение есть, по мне, тут и думать нечего!
Глаза Борхольда метали молнии. Он глядел то на Лахту с Бральдом, то на Фэйра. В нем шла нешуточная борьба. Но потом взгляд его упал на любимую внучку, и лицо старика дрогнуло. Он вздохнул и обреченно промолвил:
– Что с вами делать. В лес, так в лес. Не пускать же одних.
– Ну вот и славно! – обрадовался мальчик. – А я сделаю так, чтобы девочка не угасла, пока мы будем добираться до места.
Он вытащил из-за пазухи диковинный амулет. Маленький дракон, раскинув могучие крылья, гордо летел вперед. Фэйр снял его и бережно надел девочке на шею.
– Амулет этот вырезан из клыка настоящего дракона! – пояснил он. – И сохраняет жизнь тяжелобольным. Покуда он на теле владельца, сердце того биться не перестанет. Говорят, сам Аргалий, предводитель Снежных драконов, некогда подарил пастырю выпавший клык, а тот вырезал из него волшебный амулет, – Фэйр улыбнулся Лахте. – С этим амулетом твоя дочь под надежной защитой.
– Благодарю! – порывисто ответила та.
Глаза старика потеплели, но он тут же принял привычный суровый вид.
– Ну, довольно болтать. В дорогу пора.
Все тотчас засуетились. Лахта взяла дочь на руки и бережно опустила ее в шерстяную перевязь. Старик подвесил к поясу охотничий нож, положил в дорожный мешок плетенку с водой и немного душистого хлеба. Бральд принялся из пучка бересты факел мастерить, но мальчик его осадил.
– Не трать время зря, найдется чем посветить.
Путники плотно закутались в теплые плащи, затушили светильники и один за другим нырнули в густеющий полумрак.
Замерзший день спешил уйти на покой. Медленно догоравшее солнце утопило в красном мареве линию горизонта. В надвигавшихся сумерках бескрайний Заповедный лес, чьи вековечные деревья возносились макушками до самых небес, нынче воистину казался опасным, зловещим и жутким. Словно и не лес это был вовсе, а свирепое полчище жестоких, непобедимых великанов.
Бральд помог Лахте с дочерью взобраться на коня. Серый в яблоках скакун дернулся и строптиво заржал, верно, почуяв, что путь предстоял непростой.
– Ну-ну, будет тебе, Хорд, – ласково прошептал Бральд, и тот послушно присмирел.
– Красивый у тебя конь, – молвил Фэйр, любовно похлопав того по мягкому боку.
– И умный, – гордо добавил Бральд. – Говоришь с ним и по глазам видишь: все понимает. Только что молчит.
– И вам будет уже языками молоть! – оборвал его Борхольд, перенимая поводья. – Не за грибами собрались. Пойдем тихо. Чем меньше народу нас увидит, тем лучше, не то потом не оберешься расспросов.
Сойдя со двора, путники спустились с пригорка и направились к деревянным воротам. Вышло лучше, чем загадывали, – им вообще никто на пути не встретился. А привратник мирно дремал у себя в сторожке, на их удачу позабыв запереть ворота на засов.
Выпустив людей, они со скрипом захлопнулись. Несчастный привратник подскочил как ошпаренный, силясь уразуметь, что произошло. Смекнул и кинулся к воротам, досадливо бормоча себе под нос.
– Ветер шалит, вестимо. Ну и хорошо. Пробудил ото сна. Как же это я! Запереть запамятовал! Старый дурак!
Широкое поле густо поросло высокой косматой травой. Шагалось мягко, но нелегко, ноги вязли, как на болоте. Отовсюду, крадучись, точно вор в ночи, наползал рваный белесый туман. Окружая путников, он застилал взор, понуждая двигаться еще медленнее и тяжелее.
Стволы деревьев возникли перед ними внезапно, точно по волшебству. Корявые, суковатые, мшистые, они крепко сцепили длинные ветви, как руки, и явно не намерены были никого пропускать.
Но чуть поодаль от замерших путников, меж стволами двух толстокорых вязов, виднелся небольшой проход, за которым беспрестанно шевелилась мутная лесная темнота.
Бральд обернулся к мальчику.
– Ты говорил, найдется чем посветить.
– Найдется, – ответил тот и спешно извлек из дорожной сумы диковинный предмет. Ясный свет, серебряный, как гладь реки под луной, заставил полумрак отступить. – Немеркнущий светильник, – улыбнулся Фэйр.