По тропам волшебных лесов

Лахта тяжело вздохнула. Она ведала – переубедить упрямицу не удастся. Ее отец был точно таким. Когда задумывал что, спорить не было смысла. Он всегда поступал по-своему и всегда оказывался прав. Кроме того вечера, когда из лесу не вернулся…

– Гляди-ка, – кивнула она Хейте, – что я для такого случая припасла.

Лахта откинула крышку старого сундука. В ее руках оказался сверток, перевязанный синей лентой. Мягко прошуршала гладкая ткань. Платье. Длинное, серое, а по вороту и рукавам вились замысловатые узоры цвета бирюзы. На талии красовался поясок с пушистыми кисточками.

Хейта вытаращила глаза. Платьев она отродясь не носила. Не то чтобы ей совсем не хотелось, но в штанах и рубахе было куда как сподручней и по лесу бегать, и управляться по хозяйству.

Один раз ее, правда, вырядили в платье, когда в девушки посвящали. Она в нем после до пастырей еле добрела. Умудрилась в нескольких местах изодрать, когда через бревна перелезала.

Пастыри все поняли без слов. Живо разодели ее в рубаху и штаны, какие носили сами. А Хейта потом вышила на них волшебными нитками вишневые узоры. Они точь-в-точь повторяли отметины у нее на лице и загадочно мерцали в темноте.

Нынче же, спрятавшись в углу, она скинула с плеч выцветший плащ, стянула видавшие виды сапоги, а следом и одежду. Тяжелые вишневые волосы рассыпались по плечам. Скрепя сердце надела новое платье. Неловко повернулась в нем и в отчаянье воззрилась на мать.

– Ну как?

Лахта прижала ладони к лицу.

– Красавица-дочка!

Хейта в сомнении оглядела себя с ног до головы.

– Как же в нем двигаться…

– Ну, ходят как-то другие, – ответила Лахта. – Смогли они, – и у тебя получится.

Девушка кивнула, но в жемчужных глазах всколыхнулось смятение. Лахта, завидев это, тут же нашлась.

– Ладно, праздник – праздником, а у нас до вечера работы невпроворот.

Хейта обрадованно кивнула. В два счета переоделась и полетела вслед за матерью во двор, ведь работы и впрямь было немало. Скотину накормить-напоить, в хлеву убрать, грядки прополоть, урожай собрать. Они так закрутились, что и не заметили, как к ним исподволь подкрался прохладный вечер последнего дня лета.

Хейта тепло попрощалась с дедом. Оправила платье, такое длинное, что даже сапог было под ним не видать и опустила на голову венок из небесно-голубых незабудок. На Хэльфост все девушки ходили в венках. Хейта обычно про то забывала, но не в этом году. В этом году все было иначе.

Лахта подала ей плащ. Хейта подхватила со стола яблочный пирог, – их скромный вклад во всеобщее угощение. Мать с дочерью спустились с пригорка и вышли на дорогу. Навстречу им уже летели проворные отголоски праздничной музыки. И хотя вечернее небо еще не растеряло до конца своей голубизны, на него уже успела выкатиться лупоглазая луна, – незваный молчаливый свидетель грядущих событий.

II

Маленькая площадь, обычно пустовавшая, нынче полностью преобразилась. Ее наводнили корзины с душистыми полевыми цветами. По краям расставили лавки и прочные козлы с тяжелыми досками, – получились длинные столы. Еды на них было видимо-невидимо, но больше всего было хлеба, так как в Хэльфост не только провожали лето и привечали осень, но и радовались окончанию жатвы. Хейта незаметно поставила на краешек стола румяный яблочный пирог, отошла в сторону и принялась оглядываться.

Площадь была круглой как солнце, и от нее во все стороны расходились длинные дороги-лучи. По этим лучам и стекался к празднику шумливый, разодетый люд. Девушки щеголяли в ярких платьях, на головах сидели цветочные венки, в ушах, в такт музыке, подрагивали сережки.

Хейта поискала глазами Тисха, но не нашла. И, сама того не ожидая, опечалилась. Зато увидела дядьку. Тот пришел на праздник с женой и детьми. Жена его ни Хейту, ни мать ее на дух не переносила. Потому и Бральд старался лишний раз с ними разговоров не заводить. Вот и сейчас, завидев их, едва заметно кивнул. Хейта вздохнула и отвернулась. Подумалось: «Она с его конем Хордом и то лучше ладила».

Движение в толпе вырвало девушку из хоровода невеселых мыслей. Люди отходили в сторону, пропуская вперед седовласого длиннобородого старика. Глаза его, большие и глубокие, лучисто глядели из-под косматых бровей. То был Фархард, – премудрый старейшина деревни Кихт. Тяжело опираясь на крепкую палку, он медленно прошествовал на середину площади.

Его любили и почитали все: от мала до велика. Даже Хейта. От него, как и от привратника, она в жизни не слышала недоброго слова. А если в нужный момент он оказывался поблизости, то неизменно за нее заступался.

– Добрый вечер, люди добрые! – молвил старейшина грудным, певучим голосом.

Все заулыбались и закивали, принялись кланяться. «Фархард! Фархард!» – послышались одобрительные возгласы.

– Вот и настал Хэльфост! – продолжил старик. – Яровые убраны, озимые посеяны. Утра и вечера уже напитались прохладой. Возблагодарим же лето за его золотые поля, да отвесим поклон осени с ее золотыми листьями, – он замолк, переводя дух, и воскликнул громко. – Пришла пора вкусить первого хлеба!

Из толпы вышла высокая девушка в вышитом алом платье. Зеленые глаза ее ярко сверкали, точно драгоценные камни под солнцем. Полные губы гордо глядели уголками вниз. Черные волосы ниспадали по спине темной рекой. В руках она держала большой круглый пирог, украшенный печеными завитушками в виде стеблей пшеницы.

То была первая красавица деревни – Мерахта. Парни были готовы за нее друг другу головы поотрывать. И, хотя ей шел уже шестнадцатый год, она никому еще не обещалась. Все думала, выжидала, присматривалась. Вот рассмеялась, точно колокольчики зазвенели. Поклонилась в пояс.

– Пожалуйте, добрый Фархард. Всей деревней пекли.

Старик улыбнулся. Все, наверное, улыбались. Все, кроме Хейты. Не колокольчиков перезвон ей послышался, а дребезг бьющихся сосулек. И видимой теплоте зеленых глаз она не верила. Холодными были глаза, что стужа ночная. И острыми как нож. Взглянешь – уколют в самое сердце. Хейта вздохнула. Неужто, кроме нее этого никто не замечал?

По традиции Фархард первым воздел кусок пирога.

– Доброе лето! Теплая осень!

– Доброе лето! Теплая осень! – эхом отозвались люди.

Мерахта понесла пирог по кругу. Его ломали, передавали друг другу. Дошел черед до русокудрого парня в светлой рубахе. Тот едва не выронил кусок, рассмеялся неловко, смущенно поглядел по сторонам. Тисх!

Сердце Хейты забилось чаще. Кровь бросилась в лицо. Ей вдруг до смерти захотелось шагнуть ему навстречу и скинуть капюшон, чтоб он увидел, как заиграет под лучами солнца голубой венок в ее волосах. И вовсе сбросить этот тяжелый плащ. Она даже расстегнула застежку. Как вдруг…

– Эй, красная башка! Держи свою долю, – едкий смешок хлестнул как пощечина.

Рябая девушка, подружка Мерахты, пялилась на Хейту во все глаза.

– Ой, вот это вырядилась! Даже цветы засунула в волоса. Думаешь, так краше? Да тут по-хорошему ножичек нужен – и наголо!

Девушки прыснули, парни загоготали. Перед глазами встало бледное от гнева материно лицо. Хейта попятилась. Обычно она могла ответить, пусть не сразу и порой невпопад. Но сейчас ее застигли врасплох, когда она совсем не была готова отражать чьи-то злые, колючие слова.

Запахнувшись, Хейта хмуро потупилась. И в сторону Тисха больше уже не глядела. «Только б не слышал! Только бы не видал!» – отчаянно мелькнуло у нее в голове. И, круто развернувшись, Хейта бросилась с площади прочь, не разбирая дороги. А озадаченный Тисх, обернувшись на шум, успел заметить лишь тусклый край ее серого плаща.

Хейта шагала размашисто и быстро, не замечая ничего вокруг, пока не уперлась в живую желто-зеленую стену, – старая ива! Девичьи губы тронула улыбка, но ей тотчас сделалось совестно, – давно она тут не была. Хейта бережно тронула пальцами упругую веточку.

– Здравствуй, ивушка. Пустишь под пушистую сень?

И хотя ветра не было, дерево вдруг раскатисто и приветно зашумело. Хейта скинула капюшон. Раздвигая плакучие ветви, пробралась к широкому стволу. Что-то нежное и легкое коснулось руки, – лента! А рядом еще пять.

Хейта криво усмехнулась.

– Вот и хорошо, что больше навязывать не стала. Столько лет прошло, а толку то. Как ненавидели, так и ненавидят. И дальше ненавидеть будут.

Вдруг девушка замерла, напряженно прислушиваясь. Со стороны деревни донесся вкрадчивый шепот приближающихся шагов. Потом все стихло, и негромкий голос взволнованно произнес:

– Хейта, ты здесь?

Девушка молчала, хотя глаза ее расширились от удивления. Тисх.

– Я заметил, ты в эту сторону побежала, – продолжил парень. – Хотел проверить, все ли в порядке. Да пирога тебе принес.