Нежеланный ребенок мажора

Он рядом.

Всматривается в мое лицо, изучает прическу. Дотошный взгляд заставляет вспыхнуть. Я не привыкла, чтобы парни на меня смотрели, а тем более тот, от кого мое сердце заходится в тахикардии.

– Не знаю, может быть, – решаю ответить неопределенно. Что я еще могу сказать? Что сестра меня чуть в куклу не превратила? И я бы ей позволила.

– Лицо опухшее. Ботокс, что ли, вколола? Тебе не говорили, что это вредно в твоем возрасте? Я думал, ты умная.

Понятно. Вместо комплимента новой прическе и красивому макияжу очередное оскорбление, завуалированное под заботу.

– Умная бы не стала разговаривать с пьяным, – смелею, подстегнутая его бесконечными оскорблениями.

Говорю, и тут же страх захлестывает. Глаза Тима темнеют, а он сам заметно напрягается.

– А что не так? Ты чем-то недовольна? Я только так могу смириться с вашим присутствием в доме.

– Тогда сочувствую твоей печени. Мы не уйдем.

– Ты мне угрожаешь? – ледяным тоном спрашивает он и делает шаг ко мне.

Боже, зачем я это сказала? Это правда звучало как угроза? Я же просто обозначила факт.

– Нет, но я не могу уехать.

– Почему? – допытывается он, вцепился в эту возможность как клещ.

Как горько, что тот, кого ты любишь, хочет от тебя избавиться. Я должна научиться не любить его. Как я вообще смогла полюбить такого?!

– Сестра не отпустит.

– Ты маленькая? Пусть снимет тебе квартиру. Папа явно не жалеет для нее денег. Зачем тебе жить в нашем доме?

От него так тянет алкоголем, что меня мутит. В голове взлетают вертолеты. Сознание плывет.

– Я… – бормочу и куда-то уплываю.

– Варя! – очухиваюсь на диванчике. Рядом стоит Тимофей, который принес меня сюда, а я даже не поняла.

В его глазах то ли беспокойство, то ли подозрение. Сменяют друг друга.

– Пойду принесу воды, сиди тут, – приказывает он. – Если это один из приемчиков, которым научила тебя сестра, чтобы поймать папика, советую применить его на ком-то другом. Видимо, для этого тебя сюда и привели. Я на такую дешевку не ведусь.

Ответить я ничего не успеваю, Тимофей исчезает из поля зрения. Но что бы я сказала в ответ на его слова, которые горьким осадком осели на моей душе? Ничего. Он сам придумал, какая я, и этого не переменить.

– Вот ты где, – находит меня сестра за огромным горшком с фикусом, за которым я оказалась. – Ты что, пряталась?

– Ммм, нет, – мычу, не разжимая губ, но сестра не слушает. – Хочу тебя познакомить кое с кем.

Познакомить? Не хочу я ни с кем знакомиться. Свое несогласие могу выразить только тем, что каблуками втыкаюсь в ковровое покрытие коридора.

– Вар-р-р-вара! – прямо-так рычит сестра. – Давай без фокусов.

Мне не до фокусов. Вот вообще.

– Это Валерий Самуилович, – вежливо и несколько торопливо, с волнением представляет она мне импозантного крупного мужчину в летах. – Ты должна его помнить. Вы уже виделись у нас дома…

Мы начинаем вежливую беседу, когда возвращается Тимофей со стаканом воды. Скорее всего, не найдя меня на диванчике, он пошел искать дальше и обнаружил нас в компании «папика».

Даже на расстоянии вижу, как крепко он сжимает стакан, а потом, презрительно усмехнувшись, швыряет его на стол и уходит.

Представляю, что он подумал. Выражение его глаз не заставляет сомневаться.

Натянуто улыбаюсь собеседникам. Мысленно я с Тимофеем. Он будто лезвием по мне своим взглядом полоснул. Ушел как от прокаженной.

Меня что-то спрашивают. Я не совсем в себе, еще не пришла толком в сознание от обморока и теперь переживаю за малыша. Со мной что-то не так?

Пробую шевелить губами. Вроде бы десны перестали остро болеть. Осталась ноющая боль, которую можно терпеть. Я могла бы принять обезболивающие, выданные врачом, но нельзя вредить малышу.

– Ошень приятно, – бормочу, и сестра цепенеет.

– Варюша была у стоматолога сегодня, – улыбается она как лиса, извиняясь за мою оплошность, даже голову в шею вжимает.

Чем же важен ей этот строгий лысеющий дядечка? Не могу избавиться от чувства, что мой взгляд так и ползет на этот блестящий островок между двумя участками редеющей «травы».

Его лысина отражает свет. Сейчас же вроде волосы пересаживают, чего ж он ходит лысый, раз такой богатый? Странно…

– Сожалею, Варенька, – расплывается он в улыбке, и она у него добродушная, искренняя, надо сказать. Не ожидала, что меня кто-то сегодня пожалеет. – У меня после посещения стоматолога температура всегда поднимается, – делится он откровениями.

– Надо ше, – продолжаю шепелявить, чем вызываю недовольство сестры, она втыкает мне в предплечье острые ногти.

Блин, ну разве же я виновата? Но знаю, о чем она думает. От волнения шепелявлю, из-за брекетов – тоже. Никакого с меня толку нету. Лишь позорю ее. Но никто не заставлял Эляну знакомить меня с приятелями ее мужа. Или это партнер?

И вдруг я холодею. Есть причина, почему она нас тут отчаянно сводит?! Это мой будущий муж?

***

Наутро, оправившись после очередного приступа тошноты, иду на диван, чтобы свернуться клубочком и предаться жалости к себе. Чувствую себя такой несчастной, что плакать хочется. От неразделенной любви сжимается сердце. Оно как в оковах.

Вот буквально полтора года назад я жила и не тужила, но и тогда находила причины для страданий. Голодный котенок на улице, которого родители не позволили взять домой. Подкармливала его каждый день, а потом он пропал.

Горевала, плакала, пыталась отыскать и даже объявления расклеивала на столбах и в интернете публиковала. Казалось, не переживу пропажи Пушистика.

Но это кажется теперь такой ерундой по сравнению с тем, что я испытываю сейчас. Никчемная и никому не нужная кроме сестры.

Громкие крики отвлекают меня от тяжких, погружающих в пучину отчаяния раздумий. Приподнимаюсь с опорой на руки. Вслушиваюсь. Сестра и ее муж скандалят в столовой. Слышится его зычный бас и несколько визгливый голос Эляны.

Что случилось? Она вроде как оправдывается, а он нападает. Обвиняет ее в чем-то.

Не знаю, каким образом, но понимаю, что дело касается меня. Черт, что я могла натворить? Тут же себя ругаю. Чего всполошилась? Вряд ли дело во мне, я слишком ничтожна, чтобы моей персоне в этом доме уделили внимание.