Держу себя в руках, не показываю вида. Вооружаюсь лупой, хотя вижу и так.
Настоящая. Не подделка.
– Откуда это у вас?
Парень пожимает плечами. И он, как ни странно, прав: в нашем кругу таких вопросов не задают.
– Сколько вы хотите за них? За всю пачку, – уточняю на всякий случай.
– Всю пачку я не отдам.
– Это вы зря, молодой человек. Такой цены, как Вацлав Тронский, вам не даст больше никто.
– Я знаю.
– Сколько вы хотите?
Он судорожно сглатывает, переводит дыхание, краснеет до кончиков оттопыренных ушей. И выпаливает одним духом:
– Ничего. Она ваша, я ее вам дарю! Я вам еще подарю, сколько нужно, Вацлав Казимирович, хоть полпачки!
В панике подаюсь вперед и останавливаю его, схватив за предплечье, чтобы не начал потрошить. Истолковав мое движение превратно, странный молодой человек шустро отступает, со сноровкой фокусника или вора вбрасывая пачку обратно в сумку.
Та единственная бона лежит на журнальном столике, на том самом месте, откуда я недавно убрал в сейф альбом – перед тем, как пошел открывать. Тонкий, почти совершенный рисунок, так не похожий на грубый непрофессиональный дизайн большинства купюр временных правительств и опереточных режимов, мнивших себя прочными и вечными. Позволяю себе маленькую слабость: дотрагиваюсь подушечками пальцев до шершавой бумаги и, подняв драгоценную бону за лезвийный край, рассматриваю против света водяной знак – гибкую женскую фигурку, изогнувшуюся в танце.
Моя. И это греет душу, несмотря ни на что.
Юноша еще здесь. Досадую на себя. Если бы он собирался ограбить меня или даже убить – я только что, забывшись, щедро предоставил ему такую возможность.
Спрашиваю с легким раздражением:
– Чего вы хотите?
Он смущается и краснеет еще больше, хотя, казалось бы, это уже невозможно. Отвечает чуть слышно:
– Возьмите меня к себе. В это ваше… ну, братство. Которое держит весь мир, в натуре… ой, извините. Я хотел сказать, чисто конкретно… Ну пожалуйста! Возьмите меня!
Судорожно роется в сумке, извлекая на свет пачку драгоценных бон, и я уже на все согласен, не в силах смотреть на их мучения в его дилетантских руках.
– Я научусь! – горячо обещает он, уловив мой взгляд. – У меня знаете какая была в детстве коллекция марок?!..
Коммуна
Часть первая
– Кто брал мои ботинки?!
Ботинок был весь в бледно-голубой краске. Что плохо сочеталось с его естественным светло-коричневым цветом. А мне через три часа лететь в Париж. В них.
– Ой, – сочувственно сказала Ната.
Она сегодня дежурила и потому уже встала.
– Намажь мазутом, – посоветовала Маринка. – Полчаса постоит и само отойдет. Проверенный способ.
Она уже встала потому, что всегда встает раньше всех, ложится позже всех, бегает больше и быстрее всех, а также развивает самую бурную деятельность по любому поводу. Стив зовет ее Электровеником. Стиву многое разрешается.
Остальные, понятное дело, еще спали.
Я отправилась искать мазут. Нашла почти сразу – полную банку в прихожей. Для пробы намазала тапочек, но потом подумала, что это ничего не даст: у тапочка же совсем другие характеристики. Намазала чей-то ботинок. Видимо, тоже зря: он же не был в краске. Ботинок не оттирался. При ближайшем рассмотрении он оказался Данкиного малого. Данка меня убьет.
– Завтракать, – кротко позвала Ната.
И все подорвались с визгом и грохотом.
А я пошла в ресторан.
Многие не понимают, почему я хожу в ресторан, а не питаюсь со всеми. Поясняю: потому что я не дочь обывальского миллионера, а живу, как и остальные, на социальное пособие. Многие все равно не понимают. Поясняю: во-первых, если то, что ем я, готовить на всех, никаких денег не хватит. Во-вторых, что мне, дежурить каждый день? И вообще я не люблю готовить, в смысле руками. А в ресторане есть Саня.
Перед уходом все-таки намазала ботинок поверх краски. Маринка редко ошибается.
– Жанна пришла! – сказала тетя Зоя.
Саня тут же возник передо мной и вытянулся в струнку. Подозреваю, что «жаннапришла» в тети Зоином тембре он уже воспринимает как кодовое слово. Но кодовое слово я на всякий случай все равно говорю. Так надежнее.
Тетя Зоя покосилась на мои тапочки, но промолчала.
Мы с Саней прошли на кухню, и я выгрузила на стол филе осьминога, креветки, артишоки, брюссельскую капусту, оливковое масло и специи. Землянику, сливки, сахарную пудру, желатин и морошку пока оставила в сумке. Как-то раз я вынула сразу все обеденные ингредиенты для закусок, супа, горячего и десерта, а потом отвлеклась, подумала о своем, и Саня мне такого наворотил! По частям оно вернее.
До Парижа оставалось еще часов пять. Но это считая с перелетом. А перед ним еще ведь регистрация!
Я сосредоточилась и по-быстрому начала готовить. Санины руки в таком темпе действовали слегка карикатурно, но справлялись. К тому же в тети Зоином ресторане полным-полно всяких кухонных комбайнов и прочих экскаваторов. И миксер есть – но это потом, когда будем делать бланманже.
Посмотрела вниз, на тапочки, отвлеклась на мысли о ботинке, – а вдруг в самолет не пускают в мазуте?! – и Саня отбил осьминога тоньше, чем нужно. Теперь подгорит.
Не подгорело. Правда, для этого пришлось сосредоточиться на медленном огне, и в результате я совсем забыла о мексиканской корице. А без нее вкус ну совершенно не тот. И на десерт времени уже не оставалось. Придется есть землянику с морошкой в аэропоту. Запивая сливками и закусывая сахарной пудрой с желатином.
Перед уходом раскодировала Саню. В смысле, вообще. А вдруг я не вернусь из Парижа? Не оставлять же парня зомби на всю жизнь.
Когда я возвратилась домой, все уже позавтракали, даже лоточницы. Хотя они, конечно, еще торчали на кухне и грызли семечки. Данка докармливала малого, он то и дело отвлекался, вопил диким голосом и подпускал на стол красных крокодильчиков. Маринка носилась туда-сюда. Кого-то недоставало, но было некогда вычислять, кого.
Краска вступила с мазутом в сложную химическую реакцию и действительно сама собой слезла с ботинка, как змеиная кожа. Правда, при этом отпала его тракторная подошва. Зато цвет стал даже еще красивее.
Я стояла посреди коридора с чистым ботинком в одной руке и подошвой – в другой. Некстати вспомнила про его пару и тут же увидела шнурки, торчащие из-под шкафа. Вытащила. Этот ботинок не влезал в краску, а потому сохранил естественный цвет, далеко не такой красивый, как у очищенного. И вообще не такой.
– А регистрация через полчаса!!! – взвыла я на всю квартиру.
Подлетела Маринка. Выхватила у меня ботиночные запчасти: