Я буду ждать тебя летом…

Я еще никогда не пожимала руку мальчишке. Да и девочкам тоже – девочки так не делают. Потому я неловко положила свою руку в его ладонь, а он обхватил ее и энергично затряс. Казалось, мальчик просто комок неиссякаемой энергии. Еще немного и меня бы ударило током.

– Элина, – ответила я, неловко разжав руку, и скрылась за деревянной дверью калитки, так как пес по кличке Буян уже заливался лаем, извещая ненейку о моем возвращении.

– Кызым[3 - В переводе с татарского «доченька». Часто слово употребляется и по отношению к внучкам.], это ты? – послышался теплый родной голос.

– Да, неней.

– Ох и совсем корова плохая видать у Галии стала. Совсем мало молока дает, – заглянула она в бидон.

Я не стала говорить бабуле правду. Узнай о том, с каким трудом мне удалось довезти и эту половину, добродушная ненейка – не стала бы больше отправлять меня за молоком, а ходила бы сама, чего я не могла допустить. Местный врач строго-настрого запретил ей таскать тяжести и далеко ходить. У нее сильно отекали ноги, вены на них к концу вечера выпирали и становились сине-зелеными на фоне серой кожи, и вызывали боли. Каждый шаг давался ей с трудом, поэтому она всегда держала при себе деревянную трость, о которую опиралась при ходьбе.

Бабушка была полна жизни. Каждый вечер она увлекала меня интересными историями из своей молодости, никогда не сидела без дела, иногда уходила поболтать с подругами за чашкой чая. Ноги стали единственным несовершенством пожилой женщины, выдававшим ее возраст.

Оставшиеся полдня я сидела в кресле, помогая бабушке катать из шерсти нити для шали. Все это время я провела ёрзая как мышь на горящей сковороде: то и дело выглядывая в окно, ожидая появления мальчишки, живущего по соседству. Наконец-то собака во дворе залаяла, и я увидела у ворот уже знакомую каштановую макушку.

Неней была рада тому, что у меня появился друг. Я пообещала, что к вечеру вернусь, и выскочила за калитку. Вадим был таким же взъерошенным как и с утра. Он ждал меня у ворот, обхватив потрепанный красный мяч под мышкой.

– В футбол умеешь играть?

– Нет, – честно призналась я.

Вадим поднял с земли две сухих ветки, и воткнул их в траву, расстилающуюся ковром у забора напротив наших домов.

– Вот это – ворота, – указал он на промежуток между ветками. – Вставай сюда и лови мяч. Если мяч попадет в них, то я выиграл.

– Хорошо, – кивнула я, и встала в промежуток травы между ветками.

Вадим положил мяч на землю, отбежал и резко пнул его в мою сторону. Мяч больно ударил в колено. От неожиданности и резкой боли я упала на землю. Мяч оказался прямо в воротах, отскочив от моей ноги, а юный Аршавин кричал во весь голос «Гооол!».

– Ты как? – подбежал он, поднимая мяч и подавая мне руку.

– Нормально, – ответила я, хотя у самой аж слезы навернулись. – Давай заново, в этот раз я точно поймаю.

Вадим снова положил мяч на землю метрах в трех от меня и, разбежавшись, ударил по нему. Мяч полетел мне прямо в лицо, и вот я уже чувствую, как огнем горит щека, получившая удар. При этом успеваю обхватить мяч, и он остается в моих руках.

– Молодец! – крикнул Вадим. Щека все горела, а я широко улыбалась, услышав похвалу в свой адрес.

Снова и снова он пинал по мячу, на теле появлялись новые горящие ссадины, я падала на землю, колени были уже зеленые от травы, но я усердно продолжала ловить мяч. Эта экзекуция продолжалась до тех пор, пока Вадима не окликнула высокая светловолосая женщина, стоящая у соседних ворот.

– Сынок, сестра звонит, иди, поговори, – произнесла она слабым голосом. Женщина была высокого роста, в домашнем платье в мелкий голубой цветочек. Она излучала уют и тепло, но глаза ее были грустными, а лицо выглядело уставшим. Мама Вадима помахала мне худощавой ладонью и улыбнулась кончиками губ.

Я помахала в ответ. Несмотря на то, что я видела ее всего пару минут, женщина мне понравилась. Так бывает, смотришь на человека, не знаешь его, а сразу понимаешь, какой он добрый и хороший.

– До завтра! – энергично крикнул мне Вадим, и, схватив мяч, помчался к дому.

– До завтра! – слегка расстроившись, крикнула я ему вслед и отправилась в дом к ненейке.

– Балакайым[4 - В переводе с татарского «маленькая».], – при виде меня бабушка схватилась за сердце. – Это ж во что вы играли-то так? Идем в баню скорей, и лёд бы к щеке приложить.

Было немного больно, но это стоило вечера проведенного в компании сверстника. Я точно знала, что даже если мы будем играть в этот дурацкий футбол и завтра, я все равно с нетерпением буду ждать этого дня.

Неней помогла мне привести себя в порядок, накормила ужином, и мы пошли закрывать кур в сарай.

– Кызым, мама звонила. Спрашивала, как твои дела. Я ей рассказала, что ты нашла себе компанию, она была рада. Сказала, у них все хорошо.

«Как же» – подумала я, начиная злиться. Оттого, что они сослали меня подальше с глаз, я чувствовала себя брошенной. Мне не хотелось возвращаться в город. Я бы лучше осталась с бабушкой, чем слушала, как мама пилит отца.

Ни разу не слышала, чтобы дедушка с бабушкой ругались. Дедушка был человеком серьезным и строгим, со всеми кроме меня. Никогда не повышал голоса, а бабушка всегда была с ним ласкова. Даже когда он приходил домой не в духе, неней подходила к нему наливала свой волшебный чай, дедушка вдыхал его запах, а бабушка укладывала голову на его плечо, и плохой день растворялся в ее заботе и ароматном напитке. Неней ухаживала за ним, как за ребенком, даря всю любовь и ласку, какая только есть во всем мире.

Так же она относится и ко мне. Иногда, когда она смотрит на меня я вижу, в ее глазах тоску по картатаю. Его фото, в красивой серебряного цвета рамке, всегда стоит на табурете рядом с кроватью бабушки. Я унаследовала его большие янтарного цвета глаза, длинные ресницы и густые черные волосы. А от бабушки мне достались веснушки над щеками, которые абсолютно не гармонировали ни с цветом волос, ни с цветом глаз. Я их ужасно стесняюсь, так как с наступлением лета, с каждым солнечным днем их становится все больше.

– Неней, а как ты с дедушкой познакомилась?

Бабушка задумалась. Морщинистое лицо преобразила улыбка, а в глазах заискрились воспоминания.

– Даже и не вспомнить, кызым, я его как будто всегда знала. С самого детства. Мы выросли в одной деревне, потом он ушел в армию, долго переписывались, а когда Ильяс вернулся, сыграли свадьбу. Все его письма до сих пор храню. Потом война началась. Его призвали на службу. Не любил он рассказывать о войне. Хотя был целым лейтенантом, награжден медалями за отвагу. Письма с войны он тоже писал. Только они были совсем другими. Тяжело их перечитывать, потому и храню на чердаке. Ох, и как я ждала эти треугольники…

– Треугольники? – удивилась я.

– Да, – бабушка задумчиво взяла со стола лист газеты и сложила из него, словно оригами, небольшой треугольный конверт. – Судьба забирала его у меня, но снова возвращала. В конце концов любящие сердца всегда найдут дорогу друг к другу, кызым, – она взяла фотографию картатая в руки и нежно провела по ней худощавой рукой. – Пойдем спать, моя хорошая. Тыныщ йоко синэ йорэгем[5 - В переводе с татарского «Спи спокойно, сердце мое».], – обратилась она к дедушке.

***

Элина

Потрепав только-только проснувшегося Буяна за ухом, я открыла скрипучую калитку. Вооружившись по пути длинной веткой, на случай если снова встречусь со сварливой стаей птиц, уверенно вышла за ворота и направилась к тете Галие за утренним молоком. Пройдя половину пути до ее дома, за спиной я услышала звон колокольчика. Это мой новый друг на своем железном коне.

– Привет! Садись, прокатимся, – обратился он ко мне с улыбкой.

Я выбросила ветку и поскорей забралась на раму велосипеда. Так мы и доехали до нужного дома. Бидон звонко ударялся о металлическую высокую раму старенькой «Камы», а я, широко улыбаясь, крепко держалась за середину руля.

Забрав молоко и выйдя обратно к Вадиму, я забралась на багажник. С полной тарой молока впереди уже не поехать. Проезжая мимо стаи гусей, которые, важно гогоча, расступались перед опасностью, я даже прошипела, передразнив самого большого, которого боялась больше всех. Это был тот самый, что вчера хотел меня укусить. Бок гуся был помечен оранжевой краской, и я без труда его узнала.

Пока мы неслись по дороге, меня переполняло счастье. Я была так рада и благодарна Вадиму, за то, что он освободил меня от страха перед противными птицами, пусть даже на одно утро.

– Хочешь, я дам тебе на время велосипед сестры? Она не будет против. Так намного удобней передвигаться по деревне.

– Спасибо, но я не умею на нем ездить, – стыдливо произнесла я.

– Я могу научить, если хочешь, – обрадовался Вадим и с еще большим усердием стал давить на педали.

– Конечно, хочу! – теперь уже обрадовалась я.

– Выходи вечером во двор. Мне пора, до вечера! Родители скоро искать начнут, – он всадил меня у ворот, и стремительно направился к своему дому.

И еще один день я бегала от окна к окну в ожидании взъерошенной макушки.

Ближе к вечеру раздался телефонный звонок. Бабушка сняла трубку и окликнула меня.