Ничья земля. Книга 1

– Я же говорю, не угадаешь.

– Ладно, коллега, ладно. Не хочешь говорить – не надо. Просто хотел узнать, с кем буду танго танцевать. Ну, дело твое – вечерком помяну безымянного.

– Что-то ты рано меня поминать начал. Не изловивши.

Собеседник рассмеялся негромко.

– Чего уж там, изловлю. Не боись, не впервой.

Сергеев держал машину в десятке метров над водой – от напора воздуха гладь реки разбегалась рябью. Противник был где-то впереди. Или справа. Или слева. Даже сзади. Он мог быть где угодно – взмыть и рухнуть камнем в любую из сторон, чтобы исчезнуть из виду.

– Что же ты прячешься, браток? – спросил Сергеев.

– У Андрюхи спроси, видишь – догорает.

– А ты, значит, Григорий?

– Точно, ушастый! А ты кто?

– А я – Михаил!

– Выпил бы я с тобой, Миша, за знакомство, да обстоятельства мешают!

– А я бы с тобой пить не стал… Что ж ты, коллега, на людей охотишься? Нужда заела? Работы в Москве нет?

– В Москве она, наверное, есть, да я не с Москвы. А что на людей охочусь – так я всю жизнь только это и делаю. На то и учили.

Сергеев осторожно двинул вертолет вперед, над водой, между деревьями, словно крался на цыпочках по коридору, если такое сравнение было уместно для двенадцатитонной машины, от низкого басового звука винтов которой с деревьев сыпались мелкие засохшие ветки.

– На борту пассажиры есть?

– Да, есть тут несколько. Обосрамшись! А что, дашь высадить? Для них-то все – пиз…ц сафари! Но впечатлений – на всю жизнь! Отпустишь?

– Заказчиков-то? Нет, скорее, тебя бы отпустил!

– Так я бы не ушел, – сказал Григорий. – Они мне тут бабки предлагают чумовые, чтобы я тебя уговорил их отпустить. Отпусти их, а я вернусь. Это, как бы сказать, дело принципа.

– Хорошо что про офицерскую честь не сказал!

– А честь тут при чем? Честь с хлебом не кушают.

– Эт точно! – отозвался Михаил. – Ее не кушают, ее берегут.

– Не повезло тебе, Миш, – сказал Григорий насмешливо. – Если бы ты меня первого завалил, то уже б праздновал победу без помех. Не стал бы Андрей с тобой связываться, удрал бы – зуб даю. А так… Только один останется. У тебя пассажиры есть?

– А как же! Есть, и им памперсы менять не надо.

– Значит, обмен не состоится! Ну и отлично! Потанцуем?

Слушаясь своей интуиции, которая не раз и не два выручала его в самые тяжелые моменты, Сергеев добавил газу, посылая машину вперед, над самой водой, как камень, выпущенный из пращи.

Вертолет противника взмыл над руслом справа и чуть сзади, наклонив к земле тупое рыло и поливая то место, на котором только что была «вертушка» Сергеева, огнем из пушки и пулеметов.

Вправо, вверх и в боковое скольжение – Михаил лихорадочно крутил головой, стараясь прицелиться. Но противник явно был опытен и хитер – вертолет Григория тоже пошел по кругу.

Вправо, влево, на месте. Влево. Очередь. Вверх и влево. Вниз и влево. Так двигаются петухи во время петушиного боя – кружатся по площадке, подпрыгивая и хлопая крыльями, оценивая противника перед тем, как стремглав броситься на него.

– Хорошо танцуешь, коллега. Учили, видать, – сказал Григорий. – Только ты не пилот.

Они опять перестроились в воздухе. Высота росла, лес внизу уже выглядел зеленым ковром, заляпанным кусками грязи.

– Если бы я сразу понял, что ты не пилот, я б тебя давно завалил.

– Чего ж не завалил до сих пор?

– Да, бздел я, Миша! – пояснил Григорий серьезно. – Х…й тебя знает, кто ты такой! Держишься уверенно. Ты христианин?

– Крестили в детстве.

– Тогда молись!

Сергеев не сразу понял замысел противника. Вертолет Григория начал одновременно двигаться в трех плоскостях – вперед, вверх, еще больше набирая высоту, вправо – и одновременно разворачиваться вокруг горизонтальной оси, направляя оружие вниз, в сторону «вертушки» Михаила.

Путаясь в сторонах света, Сергеев попытался «отзеркалить» прием, но в результате просто взмыл вверх, разворачиваясь вокруг своей оси. А вражеская машина внезапно пошла вниз и влево, под него, нос задрался, и в борт сергеевской «вертушки», прошивая его, ударила очередь.

И тут из открытого фюзеляжа, за спиной Михаила, зычно и убедительно застрочил ПКТ. И что особо порадовало, то ли Молчун, то ли Матвей целился точно! Минимум с десяток тяжелых бронебойных пуль хлестнуло по вертолету противника. Красивый и манерный полет прервался – Григорий рванул в сторону, как облитый водой кот. Его вертолет влетел в мертвую для пулеметов и пушек зону – почти под шасси «вертушки» Сергеева, и Михаил, не задумываясь, бросил свой «Ми» вертикально вниз.

Разница высот была не более 40 метров. Сергеев падал на вертолет врага, как коршун на сурка, – со стороны неубираемое мощное шасси казалось когтистыми лапами, готовыми вцепиться в жертву. На секунду-другую, не более, он выпал из поля зрения противника, находясь строго над ним – и этого времени хватило.

От удара об металлические стойки винты вражеского «Ми» разлетелись, как стеклянные, при этом срубив напрочь колеса и ракетные пилоны с сергеевской машины. Звук был ужасен, казалось, что вертолеты развалятся в воздухе. Обе «вертушки» рухнули вниз, к земле, но «вертушка» Григория шла камнем, а Сергеев, потянув рукоять на себя, добавил тяги так, что турбины завизжали на предельных оборотах, и затормозил падение.

В уши бил вопль летящего навстречу лесу и гибели Григория. Он не матерился, как за минуту до того, – он кричал «Мама!», протяжно и тоскливо, на одной ноте. И этот крик подействовал на Михаила, как звук металла, скребущего по стеклу, – у него свело судорогой плечи.

В наушниках лязгнуло, и крик оборвался.

Вертолет немилосердно швыряло и закручивало вокруг оси – скорее всего, при таране повредился рулевой винт, весь корпус вибрировал, да так, что у Михаила стучали зубы. Он посмотрел на альтиметр – высота падала. Это нельзя было назвать свободным падением – лопасти рубили воздух, оба двигателя работали, но машина неуклонно летела вниз с нарастающей скоростью, вращаясь и заваливаясь на хвост.

На высоте сорок метров они задели верхушки сосен, ударом оторвало остатки пилона слева, и это, как ни странно, помогло стабилизировать машину. Припадая на одну сторону, вздрагивая, словно эпилептик в припадке, вертолет поковылял к близкой уже реке – Сергеев ориентировался на дым пожара – выбросив на песчаный пляж искореженный хвост, на излучине пылал сбитый им вертолет.

Особого выбора не было – аварийная посадка была неизбежна. И думать было нечего доползти в таком состоянии до лагеря и сесть там, где взлетали. «Ми» мотало в стороны и вверх-вниз, как студента после пьянки. Спасением была вода, но до нее надо было еще долететь. Сергеев почувствовал, что покрывается холодным потом – волосы на голове стали мокрыми, как после купания.

До реки оставалось сто пятьдесят метров, сто метров, пятьдесят. Оставалось развернуть машину, чтобы не влететь в деревья на противоположном берегу, но легче было сказать, чем сделать. Скорость Михаил сбросил до минимума, обороты тоже – лопасти уже не образовывали сверкающий круг, а с глухим звуком «чанг-чанг» месили ставший густым воздух.

Он таки ввел машину в поворот, едва не закрыв глаза от страха – стволы деревьев, казалось, были на расстоянии вытянутой руки. Впереди показался разрушенный мост. Сергеев всматривался в темную прозрачную воду, разыскивая отмель. Очень не хотелось утонуть, если уж удалось не разбиться вдребезги. А такие речки могли быть очень и очень глубокими. Есть! Справа! Михаил бросил совершенно непослушный уже вертолет по направлению к тому месту, где узрел дно, одновременно глуша двигатели в аварийном режиме – автоматика должна была перекрыть трубопроводы подачи горючего. Все бортовые сети были под напряжением, а значит, вода должна была вызвать короткие замыкания, тонуть и одновременно получать электрошок Сергееву не улыбалось.

Чанг! Лопасти врезались в осиновый редкостой у берега, скосили камышовый лес, вспороли воду. Вертолет сделал стойку на фонаре, крутнулся на месте, занося хвост, и тяжело рухнул в реку, взметнув облако брызг и погнав во все стороны волну. Остатки винта последний раз сказали «чанг», и машина осела на бок, погрузившись в воду более чем наполовину.

Туча пара, треск, шипение…