Экстремист. Хроника придуманной жизни

– Да, она хорошая.

Лена уставилась в окно автобуса. Я помолчал и спросил:

– А почему ты не живешь с ней? Так было бы дешевле, не надо было бы снимать квартиру?

После паузы Лена ответила:

– Когда я заканчивала школу, у нас с ней был конфликт, и я ушла из дома. Я тогда любила одного человека, а маме казалось, что мне еще рано. И я решила доказать ей, что она неправа. Ну знаешь, юношеский максимализм, первая любовь… Стала жить с этим человеком, он был старше меня. Потом все закончилось, он вернулся в свою семью, бросил меня. Мне было тяжело, но я справилась…. А потом, когда мы помирились с мамой, я уже не могла жить с ней как раньше. Я уже была слишком самостоятельной. Так что…

Она замолчала, я тоже молчал. Я знал, что у нее были «любови» до меня, как и у меня тоже в недалеком прошлом, все это теперь не имело никакого значения. Было лишь нестерпимо жалко ее – такую беззащитную, с тяжелым и горьким опытом, и все-таки верящую в любовь. Я обнял ее, она прижалась ко мне, но я не мог ничего сказать – в горле у меня стоял комок, и я лишь молча гладил ее сложенные на коленях ладони.

Глава 5

Все было замечательно в эту тихую, мягкую осень. Я жил как буддист, не строя планов на будущее, наслаждаясь каждым прожитым днем.

А потом незаметно наступила зима. Для прогулок теперь было холодно, и Лена обычно сразу после лекций ехала прямо ко мне. В сквоте тоже было холодно без центрального отопления, но у меня стоял обогреватель, так что жить было можно. Вечерами я лежал на кровати, уставившись в потолок, и размышлял о том, что все идет по плану. Иногда ко мне заходил кто-нибудь из местных обитателей занять денег на бухло или сигареты, мы с ним немного говорили об искусстве, потом он уходил, и я снова оставался один. Настроение в тот период было лирическое, я думал лишь о Лене, и хотя сквот был целый вечер наполнен шумом и гамом, там все время были какие-то пьянки, но я не обращал на это никакого внимания. Раньше бы меня раздражала вся эта богемная публика в нашем сквоте, все эти бездарности, мнящие себя новыми Ван Гогами и Гогенами, но теперь я был абсолютно спокоен, мне было даже интересно иногда наблюдать за ними.

Наконец Лена приходила со своих лекций, и наступало счастье. Мы выпивали с ней по бутылке пива (впрочем, иногда мы пили вино), с невозмутимым видом общаясь на всякие отвлеченные темы, но внутри мы уже дрожали от нетерпения и желания обладать друг другом. Наконец она садилась ко мне на колени и говорила о том, как она по мне соскучилась. Ее голос звучал так чудесно, в нем было какое-то внутреннее содрогание, в этот момент она напоминала мне маленькую девочку, которая пришла пожаловаться своему папе, что ее обижают. Я слушал ее и вместо ответа целовал, потом снова и снова. Постепенно мы срывались с катушек и полностью теряли надо собой контроль. Я обнимал ее, прижимал к себе, сдавливал в своих объятиях, а она только нежно что-то говорила, если могла еще что-то говорить. Все это напоминало какое-то сумасшествие, в такие минуты уже не соображаешь что делаешь, все происходит абсолютно импульсивно, основываясь на каких-то диких инстинктах, которые сидят где-то глубоко внутри каждого из нас. Потом мы переходили к сексу, не в силах больше сдерживаться, обычно сначала я делал ей куннилингус, доводя ее почти до сумасшествия, потом она возбуждала меня ртом или руками (хотя обычно этого не требовалось, я уже был давно готов), и, наконец, мы приступали к настоящему сексу. Что ж, он был действительно великолепен. Секс с женщиной, которую ты хочешь – это уже замечательно, но секс с любимой женщиной – это лучшее, что вообще может с тобой быть в этой жизни. Продолжался он иногда часами, мы кончали, отдыхали, потом все повторялось снова. В сексе Лена любила насилие, чтобы ее просто, выражаясь русским языком, «ебали», что я и делал, в этом наши желания совпадали. Это была власть мужского начала, это был настоящий, природный половой акт, и все в нем было естественно и нужно, правильно и необходимо.

Наконец мы уставали и просто лежали на кровати, обычно она так и засыпала. Сил на то, чтобы сходить в ванную уже не оставалось, да и ванной в сквоте собственно не было – так, самодельный душ. Иногда она все-таки вставала и шла в этот душ, я наблюдал за ней, и, конечно, она была в этот момент воплощением женской красоты в нашем несовершенном мире.

Так прошло около месяца – теперь я был влюблен и часов не наблюдал. Как-то, когда мы лежали на кровати после всего, я сказал Лене:

– Давай залезем на крышу.

Лена улыбнулась:

– На какую крышу?

– Да на нашу. Как сюда приехал – все собираюсь, а до сих пор не был там. Сквот снесут, а я и не побываю.

Мы взяли пакет вина и полезли на крышу. Попасть туда было довольно сложно, пришлось пролазить по сломанной лестнице на чердак, потом в темноте шататься по нему, отыскивая выход на крышу, но в итоге мы все-таки оказались на самом верху нашего сквота.

Мы сидели на железной крыше, и смотрели на город. Вид отсюда открывался замечательный. Видно было практически весь центр Москвы – Кремль, храм Христа Спасителя, старые и новые дома, церкви. Все это было освещено каким-то общим светом, от фонарей и машин, и казалось, что Москва – единственный настоящий город в мире. Мы пили вино, смотрели на всю эту красоту, а я думал, что счастливее меня в этот момент нет никого.

– Как ты думаешь, Лен, что будет с нами через 10 лет?

Лена задумалась и ничего не ответила. Я наклонился и поцеловал ее, потом чокнулся с ее пластиковым стаканчиком.

– Все будет хорошо, Лен, я это точно знаю. У нас будет куча детей, и мы будем жить вместе на берегу моря.

Лена грустно улыбнулась в ответ. Мне стало жалко ее, но я лишь выпил вино из стакана и уставился на вид перед собой. Мы молчали. Я хотел, чтобы этот момент длился всю мою жизнь.

Через несколько минут я посмотрел на Лену – она сидела, закутавшись в свое серое пальто, и смотрела куда-то перед собой с абсолютно отрешенным видом. Я подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Было видно двор, там была навалена куча мусора, подтаявший снег тоже был кем-то свален в несколько куч. Во дворе было темно. По соседней улице, откуда во двор падал свет от фонарей, иногда ездили машины.

Я почувствовал какую-то сильнейшую пустоту во всем этом, как будто в мире закончился смысл. Захотелось спрыгнуть вниз. Несколько секунд я боролся с этим желанием, наконец справился с собой и обернулся к Лене. Она все так же сидела, уставившись в темноту невидящим взглядом. Я крикнул ей:

– Лен! Лена!

Ее голос был спокоен:

– Чего?

Я подбежал к ней, упал перед ней на колени и стал обнимать ее.

– Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Понимаешь, Лен? Только ты и я. Мы должны быть вместе, иначе никак. Хорошо?

Она кивнула. Я прошептал, прижавшись к ее голове:

– Я без тебя не смогу.

Лена отстранилась, я посмотрел ей в глаза.

– Ну, что скажешь?

– Вадим, я тоже не могу без тебя.

Я сел рядом с ней и прижал ее к себе, Лена дрожала.

– Почему ты дрожишь? Замерзла?

– Нет. Просто так.

Мы немного помолчали.

– Я люблю тебя, Лен.

– И я тоже.

Стало очень тихо, и только звуки от машин с дороги иногда доносились до нас. Мы молчали, Лена дрожала все меньше. Подул резкий ветер, но мы еще долго сидели на крыше, прижавшись друг к другу.

Да, это было счастье. В первый раз в моей жизни. А, может быть, и в единственный.

И все-таки, даже самого полного счастья не бывает достаточно. Человеку – всегда всего мало, он в любой, даже самой лучшей ситуации в своей жизни, найдет – чем загрузиться. Увы – это так. Вот и я тоже в те дни мучительно думал о том, что же ждет нас с Леной в будущем. Мы закончим университет, поженимся, будем работать, родим детей и т. д. и т. п. Все это было слишком уж просто, дорога представлялась слишком ровной, а я знал, что так в нашей жизни не бывает. Всегда будут возникать какие-то проблемы, всегда будет что-то мешать. Даже наше положение сейчас было слишком шатким, в любой момент могло что-то случиться – снести сквот, выгнать меня с работы, в конце концов – кого-то из нас могла сбить машина на улице. И как тогда жить дальше? Я так дорожил счастьем, которое у нас было, что отчаянно боялся любой опасности, которая могла ему грозить. Наверное, все дело было в том, что я до сих пор не мог привыкнуть к этому волшебному ощущению, которое свалилось на меня в тот незабываемый день нашего знакомства на пляже в Коктебеле.

Впрочем, дело не только в этом. Мне все чаще казалось, что я не могу просто так быть счастливым, что я этого не заслужил, что я просто выиграл в какую-то лотерею и все мое счастье может внезапно закончиться. И что, в конце концов, я должен что-то отдать взамен этого счастья, я должен что-то сделать. Сделать для своего народа, для своей страны.

Мне нужно было разобраться в себе, понять – чего я хочу. Так сложилось, что как раз в эти дни «горестных раздумий» я поехал по делам в свой родной город, благо, что на работе в ближайшее время никаких съемок не предвиделось. У себя дома я и нашел ответ.

***

Моя малая родина, мой Саранск – не самый красивый город в мире, но он определенно удивителен. Удивителен по своей атмосфере, абсолютно неповторимой, какой-то домашней и уютной. Я всегда люблю приезжать в него. Может быть, я просто привык к нему. Он не слишком велик, но и не мал, в общем, по российским меркам – средний по размеру. Как и в других городах нашей страны, в нем есть проспект Ленина, есть улицы с советскими названиями, с дореволюционными – в общем, привычное для современной России смешение всего со всем. У Саранска есть своя история, пусть и не такая длинная, как у древних русских городов, но за свои 365 лет он уже пережил немало, впрочем, пусть про это пишут историки. Его можно назвать промышленным городом, в основном жители Саранска работают на нескольких заводах, но, в то же время, в городе есть два университета, причем один из них – третий по величине в России. Есть несколько театров, музеи, другие заведения культурного отдыха. Конечно же, есть несколько ночных клубов и просто кабаков. Так что, мой город имеет вполне развитую инфраструктуру для работы и отдыха, как сказали бы раньше. В последние годы «стабильности» его серьезно благоустроили, так что он даже стал занимать призовые места на каких-то всероссийских конкурсах в этой области. В общем-то, он хорошеет и это меня радует. Жалко только что жизнь обычных людей у нас лучше от этого не становится.

Саранск – столица национальной республики, это накладывает определенный отпечаток на жизнь города, придавая ему свой колорит по сравнению с чисто «русскими» городами. Впрочем, большинство населения города – русские, и их соседство с «титульной нацией» никогда не приводило к каким-либо серьезным конфликтам. Мордва, как и все финно-угры, довольно спокойный народ, трудолюбивый и упрямый. Да и, как известно, чисто русских у нас в стране уже не осталось, все давным-давно перемешались, и, как писал Есенин, «затерялась Русь в мордве и чуди».

Саранск прекрасен, и как объяснить то – почему он прекрасен, я не могу. Есть в нем какое-то очарование, какая-то внутренняя притягательная сила, которая заставляет меня внутренне радоваться каждый раз, когда я возвращаюсь в него из Москвы или других мест. Есть какое-то ощущение, что это – мой город, что в нем живут хорошие, умные люди, что в нем ты будешь счастлив. Откуда берется такое ощущение, во многом наивное – не знаю, но таково свойство Саранска, и ничто уже не может победить его во мне, ничто не может вытравить эту любовь к моей малой родине.

Я приехал в Саранск рано утром на фирменном поезде. Был январь, стояла яркая, морозная погода. Я живу недалеко от вокзала, поэтому пошел домой пешком. Хотя, в общем-то, в Саранске вообще все рядом. Было так радостно идти по моему прекрасному, светлому городу, по улице, покрытой белым, искрящимся снегом, выдыхать изо рта пар и наблюдать за машинами, проносящимися по дороге, за людьми, идущими тебе навстречу, и, конечно же – за воронами, сидящими на деревьях и радостно каркающими по поводу и без всякого повода, просто – от полноты жизни в это январское утро.