Дурачок, или Эротический сон в августовскую ночь

Моему удивлению не было предела:

– Как? Что? И они могут?!

– Ещё как, – снисходительно ответила деваха… – Даже я могу, – прибавила она как-то очень буднично, помолчав, взмахнув ресницами к потолку. —

Это уже начинало раздражать.

– Да что же это значит-то, вы можете объяснить?.. —

Пропахнув мимо меня дорогими духами, деваха подошла к окну.

– Сюда ходите, – она поманила меня ладошкой с огромными чёрными ногтями. —

Я ужаснулся: деваха не была человеком: у людей такие ногти не растут.. «Кто, кто это?!..» – Я не верю в дьявола, думаю, это одна из поповских выдумок… Но – покорно подошёл на всякий случай…

За окном бытийствовала столица, чем же столице ещё заниматься, как не бытийствовать?

– Дым видите?

– Ну. —

Трёхэтажное строение по-прежнему занималось каким-то вредным для окружающей среды производством. —

– А вот там? – И деваха скрипнула когтем по стеклу налево. —

Там – не так, чтобы далеко – тоже дымило.

– Ну? – повторил я уже в виде вопроса. – И что?

– Сожгут тебя, дурак, за милую душу, вот что, – грубо сказала деваха, провоняв духами вглубь комнаты, и уселась на кровать запанибрата. – Крематории это… Слыхал небось про такие? —

– Так я ж ещё не покойник, – спокойно возразил я, потому что, как молящийся, к смерти относился спокойно: рано или поздно это случается со всеми. – Хотите сказать, что вы меня можете здесь убить, что ли? —

Деваха, опершись руками за задницей на кровать, откинулась и, свесив волосы, засмеялась так, что пуговица на халатике расстегнулась, обнажив гнусные татуировки на животе и ляжках. —

– Мараться ещё… Надо больно… Люди особые для этого есть: приедут и заберут. Наше дело сообщить только, – цинично проговорила она.

Деваха посмотрела на свои раздвинувшиеся ляжки, но сводить не стала… Я забеспокоился, потому что не мог взять в толк ни смысла речи девахи, ни положения ляжек, ни странного взгляда…

«Если молодая, находясь в соблазнительном положении, так вот смотрит на старого – ясно: хочет уложить и обокрасть… Не хватало ещё, чтобы сиська вывалилась. – И сиська появилась тут же. – Тьфу!» —

Сиська выглядела сущим наливным яблочком… «Где мои семнадцать лет?» … А на яблочке… Уйййй… Сердце дёрнулось и, думаю, расширились глаза. Потому что там была вытатуирована утконосая мордочка Кадерусселя. Он был серьёзным, но показывал язык, как Эйнштейн…

«Чур, чур, чур!» – Я закрыл глаза.

– А сообщивший об уклоняющемся от оптимизации процент имеет с продажи его имущества, – продолжала деваха нудным голосом, не замечая моих переживаний.

Я разом очухался и снова вспотел: «Эти сволочи, видимо, одна банда, и угрожают отъёмом квартиры, – понял я. – Но чего хотят от меня вот прямо сейчас?»

– На каком же, однако, основании могут заживо сжечь невинного на его Родине? – рассудительно вопросил я.

Деваха встала, вложила сиську на место, как грейпфрут в пакет, и застегнула халатик.

– Откуда ты свалился сюда, где такие дурачки водятся, поделись. – Она меня откровенно презирала.

– Из Южной Америки, – ответил я, чувствуя себя и в самом деле полным идиотом.

– Во-во. Ты там, наверное, в набедренной повязке и перьях ходишь. – Деваха уничижительно стрельнула на меня глазами и пошла на выход. – Жалко мне тебя… —

Прикрыв было дверь, она снова всунулась наполовину:

– Дурачок! – молвила на прощание и, колыхнув грудями с Кадерусселем, пропала, оставив запах духов на память о приятном общении.

Я зажмурился. Потому что мерещились чёрные когти. Женские руки с когтями возникали то справа, то слева, даже из потолка. Я уклонялся, как мог. Но одни когти, зацепив штаны, всё-таки стянули их, порвав… Эко видение!.. Без штанов я чувствовал себя незащищённым, как улитка без раковины.

Раздевающие очки

В конторе оказывающих услуги по продаже и аренде жилья на меня вылупились, будто я нарисовался без трусов. Вот оно к чему мерещились чёрные когти… Покраснел, стало неловко так, что я даже невольно загородил ладонью достоинство, называемое почему-то срамом…

– Собственно, я бы хотел продать квартиру, – промямлил я, сев в ближайшее кресло без приглашения, положив на якобы срамное место папку с документами.

Вокруг зароились три сотрудницы в очках, жужжа какие-то глупости… Я заподозрил, что их очки позволяли видеть человека без одежды, столь своеобразно они меня рассматривали.

– Простите, очки забыл, – нашёлся я соврать. – Нет ли у кого из вас плюс два?

– Как раз у меня, – радостно прожужжала одна из пчёлок и ринулась прямо ко мне, снимая по дороге очки.

Я закрыл глаза, испугавшись насилия. Но пчёлка только ловко надела очки на меня и отпрянула. Она подкатила кресло и уселась бочком, наложив лапку на лапку… Смотрелось и в самом деле смотрелась аппетитно, а «пчелиный» запах легонько приятно кружил голову… Дурман почему-то всегда приятен… Впрочем, я тогда не понимал, что дело было в очках, которые на меня напялили.

Прямо передо мной на стене висела картина, показавшаяся знакомой: луг, за ним горы, солнце, а на лугу, головой ко мне – молодая особа на траве с залуплённым платьем и раскоряченными ногами… «Где-то я её видел, где-то я её видел… Ах да: у нас в клинике. Но там она совершенно уместно смотрелась у кабинета уролога, а здесь – зачем?!» – Я не на шутку озадачился.

Ошалело переведши взгляд на пчёлок, обнаружил, что все они ниже пояса почему-то в купальных костюмах. Да и верх был несколько прозрачным, я бы сказал.

У нас есть один толсторожий телеведущий, Фаусту. Он бойко мелет чепуху с серьёзным видом, а сзади весёлая женская компания дёргается в таких-же, как у пчёлок, одеждах. Я, как вижу всё это, кричу им в телевизор:

– Штаны наденьте, дуры! Чего залупились-то, твари бесстыжие! —

…Ну, здешним пчёлкам я, понятно, не стал говорить ничего. «Беспорточность безусловно способствует одурачиванию нуждающихся в услугах, – не мог не подумать. – Всё ясно: грядёт развод».

Умеренная оголённость воровок у вменяемого мужчины не может не вызвать соответствующего желания и тем самым внести замешательство в сознание… Вот в таком ущербном состоянии я и подписал неизвестно что. – «Девочки грамотно работают», – не мог не одобрить я пчёлок, даже в одурманенном состоянии.

– Всё в порядке, – прожужжала одна из них столь плотоядно, что мне захотелось расстегнуть штаны.

– А? – ответил я и мелко затряс головой.

– Да вы не волнуйтесь, – понимающе пропела пчёлка, – дело житейское.

Её товарка подкатила столик. А другая уже ставила на него кофе. Тоже бочком, попочку оттопырив.