Ангел, жаждущий крови. Криминальный детектив

– Почему вы говорите об этом с такой откровенной грустью?

– Сколько у меня было потрачено сил и нервов, ради того, чтобы его вырастить, выучить и направить на правильный жизненный путь…

Маргарита на мгновение задумалась. Она закинула ногу на ногу и печальным взглядом посмотрела на Филимонова. В отличие от меня, он даже не догадывался, что это был её излюбленный конёк, с помощью которого она непроизвольно вынуждала собеседника слушать её с повышенным вниманием и при этом полностью соглашаться с её мнением, совершенно позабыв о собственных взглядах явно противоречащих её мировоззрению.

– А что в результате? – продолжила Маргарита, проследив за тем, чтобы её пауза не была слишком затянутой. – Неизлечимая болезнь ребёнка, которому были посвящены лучшие годы моей жизни и моё пошатнувшееся здоровье…

– Вы очень прекрасно выглядите! – поспешно сказал Филимонов.

На его лице отразилось живейшее участие.

– Нет-нет, товарищ следователь. После того как я узнала, что Анатолий тяжело ранен и находится в госпитале…

Маргарита вздёрнула аккуратненьким носиком и быстро заморгала ресничками.

– Я как чувствовала.… Не хотела отпускать его в армию…

– А что, была такая возможность?

– Естественно! Мой покойный муж, а его отец, в то время служил при генеральном штабе. У него были большие связи…

– Но он категорически отказался похлопотать за родного сына, – то ли спрашивая, то ли констатируя вполне естественный факт, подметил Филимонов.

Этими словами он непроизвольно охарактеризовал моего отца как самого честного благородного человека. Впрочем, Валерий Яковлевич был не далёк от истины и если ошибался, то всего лишь не в значительной степени. В отличие от меня, мой родной папаша действительно имел понятие о долге, чести и совести. Он был убеждённым приверженцем коммунистической идеологии и не изменял своим строгим принципам. По крайней мере, так было до тех пор, пока на его плечах красовались офицерские погоны. Когда он начал заниматься бизнесом, причём весьма успешно, то вряд ли ему ни разу не пришлось поступиться этими принципами и не поступить вопреки собственной совести.

– Здесь, у вас в кабинете, Толечка мог наболтать что-нибудь лишнее, или наговорить всяких непристойностей. Так вы не обижайтесь, товарищ следователь. Убогонький он у меня… – нарушив ход моих мыслей, изрекла Маргарита.

Она негромко всхлипнула. На её аквамариновых глазах появились капельки прозрачных слезинок, но Маргарита не переставала смотреть на Филимонова взглядом дикой рыси осторожно выслеживающей глупого зайчонка.

– Что вы, никаких проблем… – поспешно налив в стакан кипячёной воды, возразил Филимонов. – Анатолий Владимирович, весьма задушевный человек.

– Анатолий Владимирович? – переспросила Маргарита. – Почему так официально…

Она сделала несколько глотков и, вернув стакан Филимонову, пристыжено пролепетала:

– Вы простите, что войдя в этот кабинет, я на вас сразу накинулась. Как-то нехорошо получилось, но постарайтесь правильно меня понять. Мой мальчик, серьёзно болен. Возвращаюсь домой и узнаю, что его в спешном порядке увезли в следственный отдел…

– Это вы меня простите, Маргарита Альбертовна! Моя оплошность, – повинился Валерий Яковлевич. – Конечно, сначала необходимо было поставить вас в известность…

– В другой раз, непременно так и сделайте! – демонстративно смахнув последние слезинки, сказала она. – У меня ведь, знаете ли, сердце не каменное. Иной раз, так защемит…

– Но я же рассчитывал уладить все вопросы в течение нескольких минут. Кто же знал, что понадобится так много времени…

– Наверняка бы успели уложиться в короткий срок, будь он нормальным здоровым человеком…

– Ну, зачем же вы, столь категорично? – смутился Филимонов. – Я не считаю вашего Анатолия таковым…

– Ах, перестаньте. Я же не ребёнок, а совершенно взрослая, здравомыслящая женщина. Дурак, он и есть дурак! – не обращая внимания на моё присутствие, произнесла Маргарита.

Она тут же перекрестилась и тихо прошептала:

– Прости Господи, душу мою грешную…

Валерий Яковлевич по-прежнему смотрел на неё вожделенным взглядом. Казалось, ещё минута и он будет готов броситься к её ногам и, целуя ручки, умолять о великом милосердии, с которым бы она могла отнестись к его трепетным чувствам, внезапно вспыхнувшим в его душе от неуёмной страсти.

– Прости Господи… – повторила Маргарита, продолжая изображать из себя святую мученицу.

Ещё раз перекрестившись, она вновь вынула из пачки тонкую дамскую сигарету и поспешно закурила.

– Вы зря его вызвали, – изрекла Маргарита, после пары глубоких затяжек. – Ни один суд не примет во внимание и не станет рассматривать его показания.

– Я знаю, – огорчённо произнёс Валерий Яковлевич. – Но ваш Анатолий единственный свидетель. Я пытался хоть что-то выяснить с его помощью.

– Вам это удалось?

– К сожалению…

Он широко развёл руками.

– Его отец в своё время командовал полком. Это Владимир Семёнович настоял, чтобы Толик стал военным офицером и ради карьерного роста служил в горячих точках современной России, – подавленным голосом произнесла Маргарита. – Я была против такого решения. Но ведь вы понимаете, товарищ следователь…

Она вопросительно посмотрела на Филимонова.

– Валерий Яковлевич! – наконец-то представился хозяин кабинета.

Я мысленно пришёл к выводу, что он вновь приобрёл способность соображать.

– Так вот что хотела сказать, Валерий Яковлевич…

Маргарита умилённо взглянула на него.

– Со стороны может показаться, что я очень сильная и уверенная в себе дама. А ведь на самом деле, я всего лишь слабая беззащитная женщина! – поникшим голосом, пояснила она. – После того, как мой мальчик был тяжело ранен, его отец ушёл в отставку и занялся бизнесом. Как вы уже знаете, он недавно погиб в автомобильной катастрофе. Ах, если бы не этот несчастный случай…

Я презрительно ухмыльнулся и неприязненно посмотрел на Маргариту. Филимонов мгновенно перехватил этот взгляд, но не придал ему особого значения.

– Я отлично вас понимаю, Маргарита Альбертовна, – сочувственно произнёс он. – Вам пришлось пережить столько горя… Столько выдержать…

– Нет! – возразила она. – Меня нельзя понять. Вы не знаете, что такое похоронить любимого мужа и остаться наедине с полумёртвым ребёнком.

Филимонов недоумённо взглянул на меня.

– Всё верно, Валерий Яковлевич, я имела в виду моего великовозрастного мальчика. И в тридцать, и в пятьдесят лет, ребёнок для любой матери остаётся маленьким беспомощным ребёнком…

Маргарита с горечью посмотрела в мою сторону, и тут же добавила:

– Если бы мой пасынок лишился рук или ног, он стал бы инвалидом, но это не помешало бы ему сохранить чувство человеческого достоинства. Потеряв всякую способность к адекватному мышлению, он практически лишился жизни.

– Но, позвольте… – попытался опровергнуть её высказывание Филимонов. – Я не могу с вами согласиться…