Сначала я пыталась его успокоить, а уж как он сквернословить начал и поносить меня всячески, тут я не сдержалась. Схватила со стола нож, ну и пырнула ему прямо в глотку, чтобы захлебнулся, окаянный. Разумеется, я тут же сообразила, что делать. Ножичек обтёрла, чтобы следов не оставить! Во всех романах так пишут. А не обратила внимания на то, что шарфик Леночкин… Вот так, Павел Николаевич! Надоело из-за этого негодяя в страхе жить. Убила я его, чтобы эта мразь больше над нами не измывалась. Пользовался, что других мужчин в квартире нет, заступиться за нас некому.
– А дальше что? – не выказывая особого любопытства, спросил Ларин. – Ударили вы его, а потом?
– Что потом? Нож обтёрла, чтобы отпечатков не было.
– А дальше? – настойчиво повторил Павел Николаевич.
– Да что дальше то?! – выкрикнула Безымянная. – Выскочила я из комнаты. Только дверь свою за собой успела прикрыть, а тут и Танюша в прихожую вышла.
– Ну и хорошо, – сказал Ларин.
Он вытащил из кармана авторучку и подал её Безымянной.
– Покажите, как вы ударили Ивана Никаноровича.
– Как ударила? – смутилась Инна Алексеевна. – Ткнула, и всё! Как ещё можно ударить?
– Можно снизу-вверх, а можно сверху-вниз, – поднимаясь, пояснил Ларин. – Можно слева направо, а можно и наоборот.
– Ткнула в горло… И всё… – растерялась Безымянная.
– Иван Никанорович в момент удара сидел или лежал? – не давая ей опомниться, спросил Павел Николаевич.
– Стоял.
– Не убивали вы его! – возразил Ларин. – Никто из вас его не убивал!
Ничего не понимающие женщины недоумённо переглянулись и лишь затем вопросительно посмотрели на бывшего следователя.
Павел Николаевич им явно нравился. Пожилые дамы любят таких сильных, непоколебимых мужчин. Несмотря на свой пенсионный возраст, он был высокий, стройный, по-мужски симпатичный, даже красивый.
– У вашего соседа на серых брюках нет ни единой капли крови, даже лацканы пиджака почти не испачканы, – продолжал Ларин. – Падая на пол, он напоролся на свой нож, который, я полагаю, держал в руке с выдвинутым вперёд лезвием. Вопрос лишь в том, почему он упал? Если ему в этом никто не помог, то можно считать, что в вашей квартире произошёл несчастный случай.
Павел Николаевич снисходительно посмотрел на притихших подруг и нравоучительно произнёс:
– Жизнь – это не книжный роман! Убить человека не так-то просто!
Взявшись за дверную ручку, Ларин миролюбиво пояснил:
– Я зайду к вашей Ирине Александровне, а вы посидите здесь и подумайте, стоит ли сочинять небылицы.
– Она вряд ли скажет вам что-нибудь существенное, – предупредила Татьяна Зиновьевна.
– Да, вам нет никакого смысла идти туда, – подтвердила Инна Алексеевна.
– И всё-таки я хотел бы поговорить с нею! – твёрдо заявил Ларин и решительно вышел в прихожую.
В сумрачной комнате с задёрнутыми шторами, сквозь которые с трудом пробивался дневной свет, Павел Николаевич увидел иссушенную старостью женщину, насупленную, с лицом, напоминающим печёное яблоко. Она сидела в инвалидном кресле возле аккуратно заправленной постели. Её глаза, потерявшие блеск, тускло смотрели на него.
– Проходите, товарищ следователь, – недовольно прошамкала она. – Пока что-нибудь не случится, никто не зайдёт! А мы, старухи, ведь всё видим, всё замечаем. Напрасно вы игнорировали меня, напрасно…
– Вы не правы, Ирина Александровна, я хотел сразу к вам зайти, – попробовал оправдаться Ларин.
– Так и надо было сначала ко мне заглянуть, а уж потом соседушек моих допрашивать!
– Я никого не допрашивал.
– Вы не хитрите… Я жизнь прожила! Воробей стреляный!
– Я не хотел вас тревожить, – признался Павел Николаевич.
– Такой шум в коридоре подняли, не испугались. А навестить больного человека боязно стало? – пробурчала старуха. – Зря, товарищ следователь… Зря. Я много чего знаю, а вот теперь обижусь на вас, и, может, ничего не скажу.
«Хрычовка старая!» – выругался про себя Ларин, но вслух ответил:
– Ирина Александровна, я исправлюсь.
– Ну, да Бог с вами, – уступчиво сказала хозяйка мрачной комнаты. – Пожалуй, я прощу вас.
Она лукаво улыбнулась, если подобное выражение её морщинистого лица можно назвать улыбкой, и прошамкала:
– Вы знаете, какая я интересная женщина! Посмотрите, вон там, на стене, – она указала костлявой рукой на большую застеклённую рамку с множеством пожелтевших фотографий.
Ларин поспешно подошёл к ним и внимательно стал рассматривать запечатлённое на бумаге прошлое этой одинокой женщины.
– А ведь я когда-то, – хвастливо и не без гордости проговорила Ирина Александровна, – учителем работала. Даже заведующей химической лабораторией одно время была. Знаете, сколько у меня людей было в подчинении?! Мне и сейчас нет-нет, да и пришлют открыточку к празднику. А ведь не любят нас, химиков! Ох, как не любят! А зря… Вот давеча Иннушка на меня обиделась. Читала она мне «Собаку Баскервилей», ну, а я и скажи ей по простоте душевной, мол, глупости всё это. Сплошной вымысел автора и ничего более.
– Почему вы так решили? – не отрывая взгляда от фотографий, спросил Павел Николаевич.
– Вот-вот, – прошамкала старуха, – а всё потому, что вы либо невнимательно ознакомились с произведением, либо недостаточно хорошо разбираетесь в химии.
– Что же вам не понравилось? – поинтересовался Ларин, стараясь вызвать Ирину Александровну на откровенный разговор.
– Эта история совершенно неправдоподобна! – возмутилась бывшая заведующая химической лабораторией. – Вы хоть знаете, что такое фосфор?
– Поверхностно, – улыбнулся Павел Николаевич.
Ирина Александровна укоризненно покачала головой.
– Это твёрдое вещество, – нравоучительно сказала она. – Чтобы распылить его на шерсти животного, существует только один способ: смазывание летучей жидкостью, содержащей в себе фосфор в растворённом виде. При испарении растворителя он выделится в виде тончайшего порошка…
Старуха заносчиво посмотрела на Ларина.
– Мелко распылённый фосфор на воздухе энергично окисляется, а выделяющееся тепло тут же воспламеняет его. Можете представить, что было бы с собакой, у которой бы вспыхнула шерсть. Да она тут же сдохла бы от страха!
– Мне трудно с вами спорить, – согласился Павел Николаевич.
– Так и не спорьте! – победоносно прошамкала Ирина Александровна.