Ларин поспешно подошёл к ним и внимательно стал рассматривать запечатлённое на бумаге прошлое этой одинокой женщины.
– А ведь я когда-то, – хвастливо и не без гордости проговорила Ирина Александровна, – учителем работала. Даже заведующей химической лабораторией одно время была. Знаете, сколько у меня людей было в подчинении?! Мне и сейчас нет-нет, да и пришлют открыточку к празднику. А ведь не любят нас, химиков! Ох, как не любят! А зря… Вот давеча Иннушка на меня обиделась. Читала она мне «Собаку Баскервилей», ну, а я и скажи ей по простоте душевной, мол, глупости всё это. Сплошной вымысел автора и ничего более.
– Почему вы так решили? – не отрывая взгляда от фотографий, спросил Павел Николаевич.
– Вот-вот, – прошамкала старуха, – а всё потому, что вы либо невнимательно ознакомились с произведением, либо недостаточно хорошо разбираетесь в химии.
– Что же вам не понравилось? – поинтересовался Ларин, стараясь вызвать Ирину Александровну на откровенный разговор.
– Эта история совершенно неправдоподобна! – возмутилась бывшая заведующая химической лабораторией. – Вы хоть знаете, что такое фосфор?
– Поверхностно, – улыбнулся Павел Николаевич.
Ирина Александровна укоризненно покачала головой.
– Это твёрдое вещество, – нравоучительно сказала она. – Чтобы распылить его на шерсти животного, существует только один способ: смазывание летучей жидкостью, содержащей в себе фосфор в растворённом виде. При испарении растворителя он выделится в виде тончайшего порошка…
Старуха заносчиво посмотрела на Ларина.
– Мелко распылённый фосфор на воздухе энергично окисляется, а выделяющееся тепло тут же воспламеняет его. Можете представить, что было бы с собакой, у которой бы вспыхнула шерсть. Да она тут же сдохла бы от страха!
– Мне трудно с вами спорить, – согласился Павел Николаевич.
– Так и не спорьте! – победоносно прошамкала Ирина Александровна.
– Я насчёт вашего соседа… – осторожно напомнил Ларин.
– Ах, какой вы нетерпеливый! – обиделась собеседница. – Вон, возле моей подушки, над койкой… Видите, картина с зимним пейзажем.
– Вижу.
– За этим шедевром вы найдёте то, что вас непременно заинтересует. Только, для начала, отодвиньте меня в сторонку вместе с моим креслом. Да поаккуратней, пожалуйста…
Павел Николаевич недоверчиво посмотрел на старуху.
– Снимите её, я разрешаю.
– Но здесь ничего нет, – разочарованно произнёс Ларин, разглядывая с тыльной стороны жёсткий журнальный вариант.
– Вы не там ищете! – проворчала старуха. – Посмотрите на стену. Её когда-то временно установили. Но, ведь сами знаете, что нет ничего более постоянного, чем временное. Так что вы там видите?
– Гвоздь… – растерянно ответил Павел Николаевич.
– А ещё что?
– Дырочку в стене. Больше ничего нет!
– Ну, так посмотрите в дырочку-то.
Ларин послушно заглянул в отверстие. И… увидел участкового и работников следственной группы. При желании Павел Николаевич мог даже услышать их разговор.
– Конечно, подглядывать неприлично, но, я надеюсь, вы простите мне такую слабость? – скрипучим голосом произнесла Ирина Александровна. – Я не выхожу даже на кухню, а мне интересно знать, как живут люди.
– В принципе, ничего страшного, – ответил Ларин, прилаживая на место картину и думая о том, что сам он не хотел бы иметь такую соседку.
– Сначала я вставляла сучок, но он куда-то подевался.
Выпрямившись во весь рост, Ларин по-новому посмотрел на эту женщину.
– Вы что-нибудь видели? – напрямую спросил он.
– Что-нибудь?! Да я всё видела!
Инна Алексеевна только что созналась мне в совершённом ею преступлении, – сказал Павел Николаевич. – А перед этим Татьяна Зиновьевна сделала то же самое.
– Не слушайте их. Болтают невесть что! – отмахнулась Ирина Александровна. – Танечка будет защищать свою Лену. Она – мать! Иннушка – святая женщина. И вообще, вы что-нибудь знаете о женщинах?
Я много лет женат, – ответил Ларин. – У меня есть взрослая дочь и маленькая внучка.
Самое таинственное, неопознанное и прекрасное – вот что такое женщина! – торжественно произнесла старуха. – Её мысли и поступки никогда нельзя предугадать. Женщина и в моём возрасте остаётся загадкой!
– Да-да, конечно… – согласился Павел Николаевич.
– Иннушка обязана Татьяне жизнью, – продолжила Ирина Александровна. – Однажды её парализовало. У меня отнялись ноги, а у Инночки – вся левая сторона. Танюша ухаживала за ней. Сама делала уколы. Этим женщинам нельзя верить!
– Отчего парализовало? – поддерживая разговор, спросил Ларин.
– Да всё из-за Ваньки, соседа нашего проклятущего! Он сказал ей, что она никому не нужна с её смешным утиным носом, да ещё стал насмехаться над её бесплодием. Самое унизительное для женщины – детей не иметь. А носик у неё вполне приличный, приплюснутый чуток, но ничего, бывают и хуже.
– А что вы можете сказать про самого Ивана Никаноровича?
Про Ваньку? А чего скажу? Шалопутный он. Я его сразу невзлюбила, как только он вселился в нашу квартиру.
– Давно это было?
Вселился-то? Да лет тридцать пять прошло. Он тогда ещё в школу ходил. Я его хорошо помню. Кошек во дворе мучил. Схватит за хвост и головой об угол дома, а то и об асфальт ударит.
– Я думаю, он любил животных. У него кот в комнате.
– Пират? – прошамкала старуха. – Так он его спёр где-то. Всё на живодёрню грозился отнести за деньги, не успел вот…
– И всё-таки, что же вы видели, Ирина Александровна? – деликатно переспросил Ларин.
– Всё видела.
– А если конкретно?
Поначалу этот негодяй с Танечки деньги требовал. Они долго ругались. Я даже подумала, что подерутся.