Вначале американская жизнь нравилась Тахво, но он ловил себя на мысли, что после ужасов Гражданской войны ему нравилось абсолютно все и везде. Глядя на общество, погружавшееся в эпоху «просперити», Тахво постепенно отходил от коммунистических идей. Не то, чтобы его манила американская мечта или он хотел стать миллионером, нет. Просто наскучили идеи равенства и коммунистического благоденствия в отдаленной перспективе – хотелось жить здесь и сейчас, однако это было не так-то легко.
Мяки работал обыкновенным докером в Бостоне и как простой рабочий получал незначительное жалованье. Затем он хотел попытать счастья в Нью-Йорке, но жизнь в самом богатом городе мира диктовала свои законы и правила. Тахво сумел устроиться строителем, стал зарабатывать больше, но вскоре обнаружил, что его жалованья хватает лишь на оплату жилья и еду – типичная ситуация для эмигранта.
В какой-то момент Мяки остался без работы. Он не был лодырем или слабаком, напротив – ему присущи трудолюбие и упрямство. Но глядя на роскошные магазины, богатые дома, дорогие автомобили и красиво одетых девушек, Тахво ощущал свою никчемность и испытывал разочарование. В его возрасте почти все максималисты —кажется, что в этом мире все должно быть для тебя.
Война, в которой Тахво успел поучаствовать, уже не так будоражила сознание. Он хотел жить иначе, чем ему предлагала судьба. Надо было что-то делать. Тахво знал десятки историй, как рядовые американцы становились миллионерами, развивая свое дело. Но никакого дела у Тахво не было, да и идей, собственно, тоже. Однако каждый день перед собой он видел тысячи примеров того, как люди разного цвета кожи, разных национальностей – китайцы, итальянцы, русские, поляки, немцы – с утра до ночи трудились на заводах, в доках, на стройках, и лишь немногие из них могли позволить себе какие-то излишества.
Уже через полтора месяца после творческих поисков Тахво Мяки понял, что денег у него почти нет, а найти хорошую работу даже в большом городе оказалось не таким уж простым занятием. Тогда в одном из нью-йоркских пабов, разговаривая с такими же «джентльменами», он узнал, что можно пройти отбор в армию. Тахво эта идея показалась заманчивой. В Америке у него не было ни родственников, ни близких, попытки как-то устроить личную жизнь тоже не увенчались успехом. Как раз для армии сильный и выносливый Тахво вполне годился. Очень скоро Мяки оказался в отряде морской пехоты. Здесь молодой финн показал себя самым лучшим образом. Он значительно превосходил остальных новобранцев по уровню подготовки. Командиры быстро отметили способности белокурого юнца, а за имя Тахво прозвали «вождем», уж больно оно звучало на индейский манер.
Мяки, будучи солдатом американской армии, заметил, что страсти Гражданской войны постепенно окрасились в серый цвет, и со временем стал воспринимать события в Финляндии не столь болезненно. К тому же в его жизни явно не хватало авантюры. Служба в армии отчасти это компенсировала, но лишь отчасти. Поэтому, когда стали отбирать солдат для отправки в Доминикану, где американцы должны были участвовать еще в одном эпизоде «банановых войн», охраняя американских дельцов, Мяки сам вызвался добровольцем. Начальство не возражало – Тахво быстро бегал, хорошо стрелял оружием и не задавал много вопросов.
В Доминикане Мяки подружился с парнем по имени Освальд, который еще мальчишкой переехал с родителями из Швеции в США. Возможно, финн и швед так и остались бы просто приятелями, товарищами по службе, но 17 января 1920 года в Штатах была принята 18-я поправка к Конституции – все спиртные напитки крепче полградуса объявлялись вне закона. Производство и продажу алкоголя на территории США запретили.
Наступала эра бутлегеров и самогонщиков. Ром из сахарного тростника, привезенный из Доминиканы, стоил больших денег. Проблема заключалась только в том, что его перевозка теперь считалась контрабандой. Но спрос рождает предложение. Американские морские пехотинцы, расквартированные в форте Осама, столице Сан-Доминго, иногда сопровождали гражданские грузы. Во время отправки небольшого судна из Сан-Доминго в США Освальд и Тахво обнаружили несколько ящиков с ромом, припрятанных среди тонн фруктов. Находка была сюрпризом. Освальд поначалу хотел поднять шум, но потом решил поговорить со шкипером с глазу на глаз. Беседа продолжалась недолго – три американских доллара за каждую бутылку. Шкипер заявил, что это многовато. Освальд не стал вступать в дискуссию, лишь заметил, что их двое, и он не хочет обижать товарища. Сошлись на двух долларах. Вечером Освальд отдал Тахво двести американских долларов. Молодой финн недоумевал, и хотел было отказаться, но Освальд настоял.
Аппетит, как известно, приходит во время еды. Тахво и Освальд маленькими шажками втянулись в международную алкогольную цепочку. Угрызения совести прошли быстро – сотни людей в США гибли от суррогата, а они поставляют американцам качественный алкоголь. Что плохого в том, что парни исправляют ошибки политиков и демагогов. Выпивки в Доминикане с избытком – и это несправедливо, что их сограждане не имеют такого удовольствия. Одним словом, придумывалась масса оправданий. Самым оригинальным было то, что отсутствие алкоголя на прилавках пагубно сказывается на прибывающих в страну мигрантах, которые привыкли к качественной выпивке – и это еще больше усиливает их тоску по Родине, доводя бедняг до суицида. Очень скоро предприимчивые «морпехи» помогали доставать алкоголь для таких же «дельцов» с гражданских и военных судов. В Доминикане ром, виски, вино не были под запретом и тем более не ассоциировались с преступлением.
Тем временем в алкогольную орбиту втягивалось все больше и больше американцев. Борьба с мафией и бутлегерами, уничтожение тысяч литров алкоголя лишь повышали ставки в игре. Тахво предложил Освальду «выходить на международный рынок и создать совместное предприятие». Молодые «бизнесмены» стали отправлять продукцию в США исключительно своим землякам. Шведы и финны были надежными покупателями, тем более что спрос опережал предложение. Небольшой ручеек в алкогольных реках приносил солидный доход. Из заграничной командировки в Доминикану Тахво и Освальд вернулись состоятельными людьми, имея достаточно средств, чтобы начать легальный бизнес.
Теперь Тахво прибыл на свою первую Родину с большими планами, большими деньгами, американским паспортом в кармане и надеждой в сердце.
***
– Арто, привет! У меня для тебя новости. Сможем встретиться?
– Да, Тарья, конечно. Когда?
– Давай сегодня в шесть на старом месте.
– Хорошо, тогда до встречи, – поспешил закончить разговор Арто.
Они были в прекрасных дружеских отношениях с Тарьей. Ему нравилась компания этой красивой и умной девушки.
Арто и Тарья уже общались по поводу русского шпиона. Молодой человек рассказал о том, что ему известно. Тарья в свою очередь разговаривала на эту тему с Лией. Теперь она хотела поведать Арто историю о том, как Вилье, брат Эрика, видел русского диверсанта в Кайнуу и как его в спешном порядке увозили на автомобиле в Хельсинки.
Небольшой ресторанчик в центре Хельсинки был полупустым. Среди посетителей выделялся коренастый мужчина с сигарой, листавший страницы газет. Арто, как обычно, пришел заранее, Тарья опаздывала. Когда она вошла в холл, мужчина за столиком поднял глаза. Сердце его тревожно забилось.
«Так ведь я вернулся на Родину, наверное, и поэтому тоже. Не все же время мне быть одному. Смелее, старик, хватай лису за хвост… Довольно оставлять шанс другим, чего стесняешься», – Тахво словно хищник приготовился к «прыжку».
Тарья легко прошла мимо столика с одиноким мужчиной, едва удостоив его внимания. Арто помахал девушке рукой.
Спустя несколько минут на столе Тахво уже стояло дорогое крепкое вино – и он старался не думать о красивой женщине с голубыми глазами.
– Тарья, рад тебя видеть, – Арто поднялся со своего места.
– Гуд ивнинг, господин лейтенант.
– Поужинаем, выпьем? – предложил Арто.
– Почему бы и нет! Очень надеюсь, что нам не припишут роман после такой вот встречи.
– Здесь редко бывают лица наших профессий, – рассмеялся Арто, – хотя Хельсинки – это большая деревня.
Тарья и Арто сделали заказ.
– Какие новости? Ты меня заинтриговала.
– Это часть моей работы.
– По-моему, это часть твоего образа, Тарья, – в тон ответил Арто.
– Ты знаешь Лию?
– Конечно, это твоя подруга, вы коллеги, – мужчина не подавал виду, но он явно хотел поговорить о Лие.
– Лия тоже ищет русского перебежчика.
– Вот как! А она в этом деле с какой стороны?
– Журналисты, как сыщики, существуют для того, чтобы впутываться в любые мало-мальски стоящие авантюры.
– Точно подмечено, но, вроде, это не совсем ее профиль.
– Ошибаешься, наш профиль – держать нос по ветру, и тогда появится интересный материал.
– Рассказывай, что знаешь.
– Арто, какой ты нетерпеливый. В общем, у Лии есть приятель Эрик, даже не приятель, а так знакомый таксист.
– Замечательно. Эрик на досуге выследил русского шпиона?
– Не перебивай. Как-то Эрик, видимо, желая поближе пообщаться с Лией, пересказал ей то, что видел его брат Вилье, который служит в пограничной охране в Кайнуу. Так вот, этот Вилье поведал о русском шпионе, якобы задержанном в Кухмо. Может, это все выдумки Эрика, да только произошло все недели за две до того, как ты мне рассказал, что вы ищите русского перебежчика, который, наверное, попал в руки военной разведки. Понимаешь?
Арто задумался о совпадении.
– Когда Лия видела Эрика, вернее, слышала от него эту историю?
– В начале октября.
«Так, – сопоставил факты Арто, – в десятых числах октября начальник ЦСП поручил, в том числе и мне, что-нибудь выяснить о советском перебежчике».
– Тарья, вполне вероятно, это тот, кого мы ищем. Значит, его увезли в Хельсинки военные?
– Не только его. С ним была женщина и ребенок. Ты же знаешь, журналистов, как и сыщиков, всегда интересуют детали.
– Поворот… давай, выпьем, Тарья, за нашу встречу!
– Давно пора, – согласилась Тарья, – но сначала расскажешь о том, что тебе известно. Или ты думал, что от меня можно так легко отделаться?