– Упадешь, – покосился отец. – Тряхнет хорошенько – и свалишься под колесо.
Карысь подумал и пододвинулся ближе к отцу. Он еще подумал и вдруг спросил:
– Ты маму сильно боишься?
– Бывает, – отец засмеялся. – Она же у нас строгая.
– Я сильно, – вздохнул Карысь. – А сегодня, когда я отпрашивался, она даже очки сняла.
– Это она на тебя еще сердится. Не надо было одному в лес ходить.
– Я же не один. С Васькой мы.
– И Васька твой… додумался.
Карысь завозился, заерзал, расстегнул верхнюю пуговицу курточки и признался:
– Я первый его в лес позвал.
– Ну ничего.– Отец не больно дернул его за нос и опять добродушно засмеялся: – Она скоро все забудет.
– А ты лодку купишь? – повеселел Карысь и снизу заглянул в лицо отца.
– Зимой денег накопим и купим.
– Будешь меня катать?
– Конечно. Н-но, Серко!
3
На стане их встретили дед Плехеев и старик нанаец Баян Киле. С дедом Плехеевым у Карыся отношения были сложные – он все еще сердился на него за то, что дед рассказал матери об их походе в лес. Зато старику Баяну обрадовался искренне.
– Привет, дачники, – весело поздоровался отец, спрыгивая с ходка и перебрасывая вожжи Карысю.
– Будь здоров,– откликнулся дед Плехеев, подходя и доставая из кармана портсигар с тремя богатырями.
– Здорово, Витька Федор, – важно кивнул седой головой и Баян.
– Как у вас тут дела, волки не донимают? – спросил отец, пожимая руки старикам и тут же направляясь к большому загону, в котором перед вечерней дойкой стояли коровы.
Карысь остался один в ходке. Серко потряхивал головой и прижимал то одно, то другое ухо. Карысю хотелось, чтобы Серко вдруг тронулся с места, а он бы строго прикрикнул на него и натянул вожжи. Но Серко стоял, словно его вкопали до колен в землю, и время от времени мурашки бегали по его коже. Тогда Карысь тихо, одними губами прошептал:
– Н-но.
Серко не услышал. Карысь понукнул громче – теперь лошадь даже ушами не шевельнула. Тогда Карысь начал потихоньку натягивать вожжи и все громче покрикивать на Серка. И вот наконец Серко вроде бы надумал, еще не шевеля ногами, потянул ходок на себя, скрипнули оглобли, должны были повернуться колеса, но…
– Тпру-у! Язва, не стоится тебе. – Дед Плехеев был рядом и весело смотрел на Карыся. – Ну, как дела, путешественник?
Карысь с досадой отпустил вожжи и нахмурился.
– Где тут мазь, что отец привез? – спросил дед Плехеев.
Карысь, сопя от натуги, с трудом выволок из передка темно-коричневую банку с мазью. Дед Плехеев взял банку и удивленно покачал головой:
– Да ты крепкий мужик, Карысь. В ней, чай, все десять кило будет.
– Я уже и дрова сам колол, – важно сообщил Карысь.
– А мать видела? – хитро улыбнулся дед Плехеев, и Карысь тут же отвернулся, якобы поправляя сенную подушку для отца, и неприязненно подумал, что дед Плехеев самый вредный человек, каких он только знает в деревне…
Приехали доярки. Вместе с матерью прикатила и Настька Лукина. Длинная, черная как жук и в косичках. Она тут же оказалась возле ходка и деловито спросила:
– Че, задаешься?
– Отойди, – холодно предупредил Карысь.
– А то че будет?
– Задавит.
– Кто? Ваш Серко? – Настька смело подошла к лошади и небрежно погладила ее по шее.
– Я вот сам тебе сейчас надаю, – завозился в ходке до предела возмущенный Карысь.
Настька серьезно показала длинный язык, а потом пошла к матери.
Карысь уже соскучился сидеть один, и тут пришел отец с Баяном Киле. Что-то топорщилось у отца за пазухой.
– Нy, Карысь, угадай, что нам деды подарили?
– Кнут, – не задумываясь, ответил Карысь.
– Думай, – отец подмигнул старику Баяну.
– Ежика, – теперь уже не сразу и не так решительно сказал Карысь.
– Нa, держи сторожа, да смотри, чтобы пальцы не откусил.
На коленях у Карыся оказался маленький рыжий щенок, с тонким писком полезший ему под куртку. Карысь погладил его и счастливо засмеялся. Засмеялись и отец с Баяном.
– Злой будет, – пообещал старик Киле, – большой будет…
Он погладил Карыся по русой голове, пожал руку отцу, и Серко весело побежал рысью, а солнце в это время скрылось за сопками, и весь путь домой еще был впереди.
4
Быстро сгущались сумерки, и из леса выходила ночь: все больше деревьев прятала она за собой и постепенно подбиралась к ходку, в котором сидел русоголовый мальчик с рыжим щенком под курткой. Карысь впервые встречал ночь в лесу, впервые видел, как знакомые деревья и кусты вдруг начали тесниться, сплетаться ветвями, соединяться, и, наконец, превратились во что-то темное, сплошное, страшное. И только высоко над лесом еще дрожал свет, но и он был странным, словно бы вовсе не свет, а лишь отражение его. Звуки как-то сами собой умерли, словно и они боялись подступающей ночи, и лишь глухие удары копыт лошади о дорогу теперь казались очень сильными и неосторожными.