Приговоренная замуж

– Все понял… Значит, я еще разок туда смотаюсь?

– Хорошо, хорошо, – Бурлаев уже набирал номер телефона.

В кабинете Медведкова дым стоял коромыслом – шло производственное совещание. Как всегда к концу года, из леспромхоза план накинули и – кровь из носа! – его надо было делать. Вот о том, как его делать, какими силами, и шел горячий разговор.

– Надо раз и навсегда отказаться от всяких накидок, – горячился молодой технорук. – У нас плановое производство, а не шарашкина контора. Есть у нас план – двадцать тысяч кубометров деловой древесины, мы его и дадим. А остальное – не наше дело…

– Как это – не наше? – рыкнул Медведков.

– А так… О чем они раньше думали? Как они в начале года планировали?

– Вячеслав Васильевич, подожди, – поморщился Павел Иванович. – Ты думаешь, это они от хорошей жизни? Напрасно так думаешь… Им тоже план из края накинули, в край распоряжение из центра пришло, и так вот, по цепочке, от Москвы и до нас.

– А им по цепочке – отбой! От нашего лесопункта и – до Москвы. На следующий год умнее будут. Планировать лучше научатся.

– Ну, знаешь, – глаза у Медведкова опасно заблестели, – не нам их учить…

– Зато нам их ошибки в планировании расхлёбывать, – не уступал Вячеслав Васильевич. – Мы сейчас технику порвем, что получше и поближе из тайги повыдёргиваем, а потом нас полгода лихорадить будет. Однако план с нас потребуют любой ценой и опять – аврал, опять штурмовщина, нарушение всех технологий…

– Мальчишка! – грохнул кулаком по столу Медведков. – Ты кого здесь учишь? Ты посмотри, кто рядом с тобой сидит: заслуженные бригадиры, начальники участков, руководители звеньев, а ты им мозги вправляешь! Они это тогда уже знали, когда ты еще в горшочек писал, и знали горбом своим, а не из красивых книжек… Сядь и больше не мельтеши.

– Тогда нечего мое мнение спрашивать, – обиженно буркнул технорук.

– А я тебя и не спрашивал! – встал Медведков. – Ни твое, ни лично мое мнение в леспромхозе никого не интересует. Понятно всем! Ни-ко-го! Есть приказ вышестоящего начальства, он не обсуждается. Это как в партийном Уставе. Тут почти все коммунисты и Устав, я думаю, не забыли, а если забыли – советую подучить. А то сильно много рассуждают у нас некоторые, а как до дела – их с печки арканом не стащишь. В общем, собрал я вас для того, чтобы узнать, как, каким макаром нам с наименьшими потерями и в технике, и в технологии, и в людских ресурсах взять эти сверхплановые кубики? Задача ясна? Прошу высказываться. А эмоции, наматывание соплей на кулак, прошу оставить на потом. – Медведков неожиданно улыбнулся. – Для дома, для семьи, как говорится…

– Ночь-полночь, куда это ты опять собираешься, Паша? – на пороге в спальню стояла в ночной сорочке Варя. Прикрывая шею рукой, она вопросительно и тревожно смотрела на мужа.

– Спи, – буркнул Павел Иванович, с усилием вгоняя ногу в сапог, – отдыхай…

– Да уж какой тут отдых, – невольно улыбнулась Варя, проходя к кухонному столу. – Бухаешь, как трактор… Тебе чего-нибудь с собой приготовить?

– Ничего не надо.

– Ну, Паша, а как же ты так: не емши, не спамши, подхватился и айда…

– Надо, Варюха, надо!

Варя посидела тихо и молча, наблюдая за сборами мужа, глубоко вздохнула:

– Ты хоть когда вернёшься-то? Когда тебя ждать?

– Чего не знаю – того не знаю, – усмехнулся Медведков. – Конец года, должна уже привыкнуть…

– Я привыкаю, – слабо улыбнулась Варя, – ко всему привыкаю… Ты бы, Пашенька, меховую безрукавку пододел – такие морозы жмут на улице.

– Давай.

– Ребятишки по тебе сильно скучают, совсем ведь не видят тебя последнее время: ночью приходишь, ночью уходишь. Ты хоть для них-то время найди, Паша.

– Во! – оживился Павел Иванович. – Напомнила…

Он порылся в карманах куртки и достал две кедровые шишки.

– Это вот им от зайчика. Так и скажи, поняла? Большая шишка Волохе, как старшему, маленькая – Пал Палычу.

Варя приняла шишки и стояла напротив мужа, смотрела, как он собирается: маленькая, простоволосая, с носиком-пуговкой, крупноватыми скулами и большим, некрасивым на ее лице ртом. И по тому, как стояла, как смотрела, сразу можно было догадаться, что любит она своего мужа, до беспамятства любит, и если случись вдруг чего – опорой ему будет верной и надежной, чего бы там ни случилось. И еще как-то так вот сразу понималось, что не ради себя, а ради него самого любит, что в этой любви – все для него, Павла Ивановича, а уж потом, если чего останется, крошки какие, можно и о себе подумать. Редкое качество любви, между прочим, по нашим-то временам. У нас ведь как теперь: полюбил и сразу – мое, не замай, только мне принадлежит! И все только к себе примеряется, на себя тащится, безо всякого интереса к тому, а каково предмету твоей любви – удобно ли, хорошо ли от твоих чувств сердечных, или, наоборот, взвыть ему от них хочется и куда попало, хоть на край света, бежать поскорее…

– Шарф дай поправлю.

Павел Иванович послушно склонил голову на крепкой шее, и Варя заботливо подоткнула шарфик под борт воротника. Не удержалась, легонько приткнулась к мужу, приподнимаясь на носках в разношенных комнатных тапочках.

– Эк, исхитрилась, значит? – улыбнулся Медведков, обнимая жену и оставляя на ее щеке торопливый поцелуй. – Вам бы, бабам, все обжиматься…

– А ты как думал, – счастливо смотрела на него Варя.

– Ладно, пошел я.

– Пашенька, может, хоть термос с чаем возьмешь?

– На котлопункте поем… А ты вот что, Варюха: скажи ребятишкам – в январе к деду с бабушкой поедем. Пусть огольцы немного порадуются

– Правда, что ли, Паша? – радостно вспыхнула Варя.

– Нет, кривда… Раз сказал, значит – поедем! Вот свалим план и сверхплановые, будь они трижды неладны, и в январе можно будет расслабиться.

– Радость-то какая для ребят.

– И для тебя, поди?

– И для меня, – опустила взгляд Варя.

Павел Иванович привычно бухнул утепленной дверью, а Варя еще долго стояла у порога, словно надеялась, что муж вот-вот за чем-нибудь вернется.

– Нелли Семеновна, зайдите, пожалуйста, ко мне, – попросила после уроков Алевтина Степановна.

– Пожалуйста, – без удовольствия ответила Нелли, собирая тетрадки в аккуратную стопку.

Ничего хорошего она от этого разговора не ожидала.

Алевтина Степановна вежливо поговорила на общие темы, поинтересовалась настроением, дала несколько добрых, но, как думала Нелли, никому не нужных советов, и наконец затихла в продолжительной паузе, готовясь к главному разговору. Нелли уже достаточно хорошо изучила директора и терпеливо ждала.

– Знаете, дорогая Нелли Семеновна, – наконец собралась с духом старушка, – до меня, извините, дошли странные и нелепые слухи… Поймите меня правильно – я против слухов, против назиданий надоедливых старух и так далее. Мне никакого удовольствия не доставляет этот наш разговор, но мы с вами работаем в школе. В шко-ле!

– А в чем, собственно, дело? – поторопила Нелли.

– Дело в том, Нелли Семеновна… Дело, собственно, в вас, в вашем, э-э-э… поведении. Ходят упорные слухи, что вы, как бы это сказать точнее, что вы слишком часто встречаетесь с молодым человеком из района… У нас деревня, Нелли Семеновна, – старушка почти виновато смотрела на молодую учительницу сквозь простенькие круглые очки. – У нас ничего невозможно скрыть. Все на виду…

– А мне нечего скрывать! – гордо вскинула голову Нелли. – И я ничего не собираюсь и не собиралась скрывать…