Тяжело всхлипывая, вздрагивая плечами, Нелли обиженно ответила:
– Ага… изводишь… Я одна тут, Вовка… совсем одна… Я и родителям своим, пьянчужкам… не нужна… И сама никогда их не любила за это… Все детство куском хлеба попрекали… А тут мать твоя… опять одни упреки… да сколько же можно! – жалобно вскрикнула Нелли. – Я больше не могу!
У Вовки самого навернулись слезы на глазах. Он тоже сел в постели, обнял жену и ласково, как маленькую, стал гладить по голове, жалея ее до спазм в горле, до неожиданного желания сейчас же возле нее умереть, только бы она никогда больше не плакала, не вздрагивала всем телом, как от испуга…
– Ну, Нел, прости меня, – искренне повиноватился Володя, – прости, родная, я больше не буду… Только успокойся сейчас, ну слышишь, не надо больше плакать, хорошо? Хочешь, я и вообще не буду больше к ним ходить?
– Вот еще! – Нелли оторвала ладони от лица. – Только попробуй… Я это я, а ты сын, у тебя другие перед ними обязанности… Только, Вовка, милый мой, родной, – Нелли уткнулась мокрым лицом в Володину грудь, – не давай им меня в обиду, хорошо? И никому не давай, никогда…
– Да я, я, – тяжело заворочалась неведомая, злая сила в Володькиной груди, – я всех расшибу, если вдруг кто… Ты не думай, я только с виду такой тихоня, а если до дела дойдет…
– Я тебе верю, – Нелли обняла Володю за шею. – Я тебе очень, очень благодарна за это… А теперь, Вовка, поцелуй меня… Крепко-крепко, как только можешь…
Вовка неуклюже поймал ее мокрые губы.
– Нет, – быстро прошептала Нелли, – подожди… Я сама… Ложись на подушку.
Вовка послушно откинулся на подушку, и Нелли легко склонилась над ним. Её волосы мягко пролились на него, и он буквально задохнулся от их теплого, дурманящего запаха, но еще теплее и головокружительнее было чувство осторожного прикосновения ее полуночных губ. Вначале настолько осторожного, что он и не понял даже – в самом ли деле коснулась или это примерещилось ему? Но вот и еще одно прикосновение, уже более плотное и продолжительное, и вдруг жаром обожгло голову, словно бы в далеком детстве из любопытства он опять сунул ее в устье русской печки… Но что особенно удивительно: вместе с жаром он ощутил и родниковую стынь, словно бы припал к заповедному ключику в середине знойного дня… Вовка рванулся обнимать жену, но она сдержала его порыв, и, раздвигая его губы своими, вошла к нему так неожиданно остро, больно и сладко, что он невольно вытянулся всем телом и судорожно вздрогнул, последним усилием сдерживая себя от яростного желания подмять и растерзать это хрупкое, это невесомое и бесконечно дорогое для него существо…
Слышно было, как на стуле рядом с постелью громко стучит будильник, да на кухне капала в таз из умывальника вода.
IV
Лето пролетело, а его никто и не заметил. Бесконечные дожди, распутица, тучи гнуса вымотали людей, вынужденных и по такой погоде править своё привычное дело: заготавливать дрова и сено, обихаживать огород и скотину, работать на производстве. И поэтому когда перевалило на вторую половину августа, подняло облака и снесло верховыми ветрами к чертовой бабушке на Охотское побережье, многие облегченно вздохнули – слава Богу, конец лету-мокрогону. Знали, конечно, что впереди еще и осеннее ненастье, но к этой беде душа заранее готовится, ждет ее, а потому и переносит легче…
А уже по озерам табунились утки к отлету. Давно смолкла, как подавилась чем, кукушка, стихла уссурийская жар-птица иволга – она одной из первых подаётся в теплые края. И во всем уже – предчувствие скорого увядания. Там, смотришь, широко планируя и переворачиваясь, летит на землю первый осиновый лист, а там вдруг вспыхнул шалым огнем куст свидины, и уже чётко просматриваются на деревьях ядовито-зеленые «гнезда» омелы. По низинам и ложкам стелются утрами туманы. Прохладнее стало ночью, покрупнели и засверкали звёзды, выманивая душу человеческую…
Утром Сергею Бурлаеву позвонил второй секретарь крайкома комсомола Литвинов.
– Ну, как ты там, в провинции, поживаешь? – весело спросил второй. – Мхом еще не порос? Случаем, не женился?
– Не порос и не женился, – принимая веселый тон Литвинова, ответил Сергей Бурлаев. Он понимал, что второй просто так звонить не будет – не тот уровень, а потому внутренне собрался, готовый к самым различным неожиданностям.
– Вчера шеф о тебе спрашивал. Не засиделся, говорит, он там.
Эт-то уже было интересно…
– А я-то думал, что вы меня совсем забыли в этой ссылке, – засмеялся Бурлаев, снимая очки в массивной роговой оправе и пальцами растирая веки. Глаза у него без очков становились беспомощными, он это знал и на людях очки старался не снимать.
– Знаешь, такие ссылки порой лучше очередного продвижения, – Литвинов помолчал. – Был ты у нас зав. отделом, а вернешься – секретарем, не меньше…
На меньшее и Бурлаев не рассчитывал. Правда, Литвинову можно было бы напомнить, что начинали они вместе, инструкторами, однако он, Коля Литвинов, безо всяких ссылок уже до второго секретаря крайкома комсомола дошел, но Сергей благоразумно этого делать не стал.
– Тут вот что, – перешел к делу Литвинов, – у нас гости из Москвы… Высокие гости, – подчеркнул Коля. – Шеф велел их к тебе отправить… Ты понимаешь меня? Надо будет встретить, отдых организовать – все на высшем уровне. Ну и, разумеется, презенты приготовить.
– А все-таки, что за гости? – решил уточнить Бурлаев, перелистывая настольный календарь.
– Комиссия по финансам из ЦК комсомола… Понял?
– Конечно… Все будет в норме, не беспокойся.
– Домик-то у тебя там, который охотничий, я надеюсь, на месте? – Коля Литвинов дал понять, что официальная часть разговора окончена. – Я бы и сам к тебе туда с превеликим удовольствием нагрянул – в бильярдной шарики покатать…
– За чем дело стало – приезжай, – пригласил Сергей.
– Не получается, Сергей Сергеевич, дела… Значит, не женился? Ну и молодец! Это мы поторопились, а теперь вот сидим под каблуком у своих жен… Ну, бывай. Я на тебя надеюсь…
Не успел Бурлаев трубку положить, как в двери постучали. Вошел Юра Трутнев, вежливо осведомился:
– Не помешал?
И вот не скажешь же ему, что помешал, черт тебя дери…
– Ну что там у тебя еще? – голос у Бурлаева сильный, властный, но с теплыми нотками – не металлический. – Выкладывай.
– Понимаешь, Сергей Сергеевич, есть у меня одна заманчивая идея…
– Ну-ну, давай, порадуй, – усмехнулся Бурлаев.
– Сделать несколько показательных выпусков «Комсомольского прожектора», скажем, в Покровском леспромхозе. Там подобралась сейчас очень сильная группа, на ее примере мы могли бы…
– Опять Покровский леспромхоз? – перебил его Бурлаев. – Ты, Юрий Матвеевич, часом, не помешался на нем? За два последних месяца – три командировки туда… В чем дело? Ты не забыл, что на территории Прибрежного района работает еще восемь леспромхозов? И в каждом из них, между прочим, тоже есть комсомольские организации со своими «Комсомольскими прожекторами».
– Так я о чем и говорю! – подхватил с несвойственным ему жаром Юра Трутнев. – Провести районный семинар прожектористов, а в качестве примера…
– Семинар прожектористов? – вдруг оживился Сергей. – А что, это – мысль. Мы, кажется, их еще ни разу не собирали?
– В том-то и дело…
– Та-ак, хорошо. Когда и где ты это предлагаешь сделать?
– Я еще не думал…
– Ага, не думал, значит… Давай подумаем вместе. Надо не затягивать. Потом, в конце года, будет не до семинаров.
В общем, со сроками они тут же определились, наметили приблизительную программу семинара с приглашением специалистов из края. Продумали и культурные мероприятия.
– Соберутся активисты, ударники производства, передовая молодежь, – Юра осторожно покосился на Бурлаева. – Может быть, после семинара организовать небольшой вечер?
– Правильно мыслишь, Трутнев. Наконец-то я вижу перед собой инициативного работника аппарата. Конечно, организуй! Пусть они пообщаются в неформальной обстановке, поближе познакомятся, сведут дружбу.
– Я тут прикинул – хорошо бы на лыжной базе ремзавода? У них там есть конференцзал, столовая, рядом лес и прочее…
– База ремзавода? Там этот… Кольчугин? – поморщился Сергей Бурлаев. – Придётся через райком партии действовать. Ну ничего, пробьём и этот вопрос… Как у тебя дома дела?
– Нормально… Стасик ходить начал.
– Ну! Вот время летит, – удивился Бурлаев. – Давно ли мы его рождение обмывали, а он уже ходить начал. Молодец! В общем, Юра, действуй, как договорились. Если надо будет – я подключусь. Добро?