Окружающие беззлобно засмеялись над неловкостью хана. Второпях он наступил на сидевшего позади него коротышку-брадобрея, и тот заверещал, что есть силы:
– Такой большой на меня наступил! Раздавил! Ой, больно! Ой, как больно! – и он покатился по земле, громко вопя.
Кучум невольно растерялся, но затем понял, что коротышка разыгрывает его.
– Эй, успокойся, а то всех зверей в лесу распугаешь, – крикнул Кучум, засмеявшись. – Дайте ему сладостей, пусть замолчит.
Услышав про сладости, коротышка сел на землю, оглядел всех насмешливым взглядом и зашепелявил, смешно коверкая слова:
– Какай хитрый Халик! Ой, какай я хитрый! За один пинок уже дают сладости! Какой у меня умный голова! А зад еще умнее. Хочешь проверить? Пни меня по нему, пни! – И коротышка, смешно встав на четвереньки, подставил ему свой зад, закинув на спину полы халата.
Кучум, оказавшийся в неловком положении, глянул на смеющихся послов, на своих воинов, потом на прищуренные глаза Карача-бека, усмехнулся и слегка пнул коротышку ногой под зад.
Раздался громкий крик, и тот, перевернувшись через голову, покатился по земле, кувыркаясь и дрыгая ногами в воздухе. Затем он вскочил, надув щеки и тараща глаза, выпятив свой животик, двинулся на Кучума.
– Что сделал со мной? А! Что сделал?! Так сильно ударил, что задница в живот ушла! Как жить теперь буду?! Дай вина, а то умру! – кричал он.
Кучум дохохотал до слез, махнул рукой, чтобы принесли вина.
– А теперь, прошу отведать наше скромное угощение и принять от нас подарки для достопочтенного Абдуллы-хана.
Все расселись на разостланные меж шатрами толстые попоны к расставленным блюдам с угощениями. Нукеры из сотен сибирского хана обосновались чуть в стороне, и туда же подсели прибывшие воины из посольства. Послы сели напротив Кучума, с левой стороны он посадил Карача-бека, с правой – племянника Мухамед-Кула. Живя после гибели отца в Кашлыке, юноша заметно подрос, над верхней губой уже пробились едва заметные черные волоски, свидетельствующие о том, что через год-другой он станет мужчиной, воином. Он впервые присутствовал на столь важном собрании, как прием послов, и легкий румянец время от времени окрашивал его смуглые щеки, да длинные ресницы чаще обычного вспархивали вверх.
Явился с многочисленными родственниками и Соуз-хан, узнав откуда-то о прибытии бухарских послов. Он был, как всегда, суетен и не сдержан, а после нескольких выпитых пиал вина начал безудержно хвастать:
– Передайте Абдулла-Багадур-хану, что в моих угодьях водятся самые красивые соболя. Старики говорят, что сам Ульгень, покровитель всех соболей, живет в моем улусе…
– Что же ты не привез соболиные шкурки в подарок гостям? – насмешливо спросил его Кучум, нимало не обиженный таким бахвальством.
– Я приехал, чтобы пригласить их в гости, если мой хан позволит.
– О том гостей спрашивай, – не глядя в его сторону, как от надоедливой мухи отмахнулся Кучум.
– Мы с удовольствием заедем к уважаемому…
– Соуз-хану, – подсказал услужливо Карача-бек.
– Соуз-хану, – добавил молодой посол.
– А меня, уважаемый, почему не зовет в гости? – тут же вмешался бегающий меж гостями коротышка-брадобрей.
– Кто ты такой, чтобы приглашать тебя в гости? – небрежно проговорил Соуз-хан, оттопырив нижнюю губу. – Или ты родственник бухарского хана?
– Уважаемый угадал. Так оно и есть. Мой осел вместе с ханскими жеребцами в одной конюшне ночевал и сильно тосковал. На волю вышел да и сдох, не будь плох. Я с него шкуру снял, хану нашему за халат поменял. Так в нем и хожу. Дал бы и тебе надеть, да боюсь живот некуда будет деть.
После этих слов все опять дружно захохотали, а Соуз-хан, решив, что смеются над его слишком большим животом, налился краской, побагровел и, вскочив, схватился за кинжал.
– Ах, ты, недоносок! Смеешь надо мной смеяться! Да я тебя… – И кинулся за коротышкой, отбежавшим от него на несколько шагов.
– Коль догонишь, сладкую лепешку дам, – дразнился тот издали.
– Ой, Халик-Карсак[4 - Карсак – коротышка.], не шути с ним! – закричал кто-то из воинов. – У него такой большой кинжал! Страшно!
– Бывает, что и петух летает, – отвечал тот, – а от доброго отца родится бешеная овца. У него пузо по коленям стучит, бежать мешает, в пот вгоняет.
Но, видать, Соуз-хан рассердился не на шутку и что есть мочи погнался за Халиком с кинжалом наперевес. Но догнать юркого коротышку было нелегко. Тот сделал круг, обежав сидевших гостей. Затем метнулся к пирующим воинам, угадав, что именно среди них найдет защиту от разбушевавшегося Соуз-хана, и, перепрыгнув через чьи-то ноги, уселся на блюдо с угощениями, чем вызвал дополнительный смех у пирующих.
Когда запыхавшийся Соуз-хан, тяжело отдуваясь, подбежал к нукерам, они дружно подняли свои сабли, преградив ему путь. Он зло выругался и повернул обратно, бормоча под нос угрозы.
– Да, Халик, верно приобрел ты себе врага надолго, – едва уняв смех, проговорил Кучум. – Соуз-хан – человек отважный. Может и на поединок вызвать.
– Мое орудие всегда со мной, – выкрикнул неутомимый Халик, вынимая из-за пазухи сверкающую бритву брадобрея. Могу кое-чего и укоротить, ежели потребуется.
– Завтра наш хан проводит туй-праздник и приглашает всех желающих принять участие в состязаниях, – громко объявил Карача-бек.
– Да, чуть не забыл, – кивнул одобрительно Кучум, – все джигиты могут показать свое умение. Победитель получит приз.
Все одобрительно зашумели, запереговаривались, и пир продолжался. Однако Кучум сделал знак Карача-бека и, поднявшись, прошел в свой шатер, извинившись перед гостями. Визирь вошел следом, почтительно наклонив голову.
Кучум сел на подушки, не пригласив сесть стоявшего неподвижно Карача-бека и, чуть помолчав, спросил:
– О чем шептались послы? Я заметил, что ты был близко от них.
– Хан правильно заметил, но ничего особенного я не услышал. Говорили о брадобрее. Мол, должен понравиться хану…
– Что они имели в виду?
– Верно, то, что он хороший брадобрей. Разве не так?
– Не верю я этим бухарским подаркам. Насмотрелся в свое время. Этот коротышка Карсак перережет мне глотку за шапку золотых монет и глазом не моргнет.
– Могу взять его к себе, – предложил визирь, – моя голова не так ценна.
– За труса меня считаешь? – глаза хана сверкнули из-под опущенных бровей, обдав Карача-бека холодом и презрением.
– Хан, не надо мне приписывать того, что я не говорил.
– То мое дело, кому что приписывать. Спасибо за поднос. Нашелся. Где ты его прятал? Кто подсказал?
– Подумал, они попытаются выкинуть что-нибудь подобное. Они мастера на такие штучки. Вот и приготовил поднос на всякий случай, а он и пригодился.
– Молодец. Пригласи послов ко мне в шатер.
– Мне тоже быть?
Кучум чуть подумал и, решив, что так или иначе придется посвящать визиря в свои планы, кивнул головой:
– И тебе быть. Приготовь письменные принадлежности. Прикажи никого в шатер не пускать и… чтобы стража была наготове. Трезвых поставь у входа. Все понял?