Женить нельзя помиловать

Ламца-дрица-гоп-ца-ца,
За Зюгена-молодца!

Бабки промаршировали мимо, и до нас донесся затихающий в отдалении гимн:

Славься, Отечество наше законное,
Выборов честных надежный оплот!
Партия Правая волей народною
Всех супостатов зараз изведет…

– И часто у вас такое? – сочувственно спросила Глори сержанта.

– Каждые два года, – скорбно вздохнул тот. – И, что самое обидное, мы, стража, не имеем права вмешиваться, пока такая вот любительница Зюгена Красного Серпа колотит ложкой по кастрюле. Вот ежели она ею кого по ха… по лицу то есть двинет – тогда, конечно…

В следующий раз мы остановились по причине митинга. Существ двести разных рас столпились вокруг трибуны, на которой бесновался некий человек.

– …омоем наши сапоги в Великом океане! – визгливо выкрикивал он. – Все, все, все омоем! А вы представляете, что будет с этими западными уродами, когда все наши хримтурсы примутся одновременно мыть сапоги в ихнем океане?!

– Что? – заинтересованно выкрикнул какой-то хримтурс, зачем-то приподняв ногу в сапожище литров двадцать вместимостью.

– Смоет! – восторженно заявил оратор. – Приливной волной смоет на фиг! Однозначно!

– Сын Юриста нынче явно в ударе, – покачал головой сержант.

– Он в этом ударе пребывает с младенчества, – хмыкнул один из его подчиненных.

– Ага. Как тогда ударили… – начал было второй, но сержант тут же прикрикнул:

– Разговорчики! Вы на службе, а стража – вне политики!

Кое-как пробившись сквозь толпу поклонников Сына Юриста, мы свернули, минут пять пропетляли по почти безлюдным (один человек на два квадратных метра) закоулкам и наконец остановились у дома с бронзовой прорезной вывеской в виде попугая, сидящего на жердочке, раскинув крылья.

– Ну вот, – махнул рукой сержант. – Лучший постоялый двор в городе «Под крылышком Спикера». Цены умеренные, народ мирный даже в эти сумасшедшие деньки, к тому же до нашего участка рукой подать. Если что потребуется – обращайтесь.

Сердечно распрощавшись с любезными блюстителями закона, мы поручили драконозавров заботам расторопного конюха и направились к двери. Оную дверь, кстати, украшали сразу два плаката. Первый гласил, что «Хримтурсы Демополиса против расовой дискриминации!», а ниже от руки было подписано: «И хрен с ними!» Со второго лучезарно скалился холеный мужчина, а подпись тем же почерком гласила: «Он – друг гномов!» Мне тут же стало интересно, хотел ли ее автор обидеть мужчину или превознести. Впрочем, скорее второе: недоброжелатели уже успели подрисовать «другу гномов» углем кошачьи усы, редкую бороду, фингал под левым глазом и большую бородавку на щеке… прошу прощения, бородавка у него была своя.

Едва переступив порог, мы тут же услышали:

– Добр-ро пожаловать, электор-рат!

– Спасибо, – машинально ответил Бон.

– Левые? Пр-равые? Центр-ристы?

– Пр-роездом, – ухмыльнулась Глори. – Тр-ребу-ется запр-равка.

– Пр-рисаживайтесь спр-рава.

Так и не поняв, кто с нами разговаривает, мы послушно направились в указанную сторону.

– Спикер, заткнись! – послышался женский голос – Совсем сдурел, петух тропический?

– Попр-рошу без оскор-рблений! Спикер-р не дур-рак! Спикер-р – умница! Спикер-р – хор-роший, хор-роший!

– Спикер-р – пустобр-рех! – не согласилась с неведомым голосом женщина средних лет, выходя из-за стойки. – Спр-рава… тьфу ты, зараза! С тобой разучишься нормально разговаривать! Справа нет ни одного свободного места. Не позорь меня перед гостями! Добрый день, уважаемые! Вон там свободный столик, располагайтесь.

– Спр-рава будут места, если Кор-ри пр-рогонит мазур-риков! – возмутился неведомый Спикер. – Они жр-рут уже тр-ри часа, а потом опять попр-росят кр-редит! Дар-рмоеды!

«Мазурики» – трое мужиков, чьи носы сразу выдавали своим цветом выпивох со стажем, – скромно потупились.

– У тебя забыла спросить! – фыркнула Корри, обернувшись к стойке.

– Ой! – тихонько сказал Римбольд, проследив за ее взглядом.

И вправду – ой! Над стойкой на цепи, другой конец которой терялся в полумраке где-то на потолке, висела здоровенная клетка. Наш гном в такой вполне мог жить. Правда, в данный момент она была пуста, поскольку ее обитатель – желто-красно-синий попугай – деловито прохаживался взад-вперед по стойке, волоча за собой роскошный хвост.

– Спр-росить Спикер-ра – не гр-рех! – глубокомысленно произнес он. – Спикер-р пр-ротив анар-рхии!

– Если Спикер не прикроет клюв, он отправится в клетку и останется без крекера!

Попугай тут же замер, склонив голову, и тихонько заявил:

– Пр-рессинг!

– Что-что? – приподняла брови хозяйка, вручая нам меню.

– Умолкаю! Умолкаю! Кор-ри хор-рошая! Спикер-р хор-роший! Кр-рекер-р хор-роший! Дайте кр-рекер-р Спикер-ру!

– Всем салат с креветками, – перечисляла тем временем Глори, – мясное ассорти, тушеную свинину с картошкой, мальчикам – пиво, мне – апельсиновый сок…

– А груши? – тут же заныл Римбольд.

– …две груши…

– Три!

– …три груши, большую гроздь винограда, корзиночки с заварным кремом… – Моя принцесса улыбнулась и закончила: – …и крекеры господину на стойке.

– Ох, сударыня! – с улыбкой покачала головой хозяйка. И, обернувшись к стойке: – Слышал? Скажи спасибо, обжора!

Попугай важно шаркнул лапой, поклонился и изрек:

– Пр-ремного благодар-рен, очар-ровательная бар-рышня!

Глори со смехом вернула поклон и погрозила нам пальцем:

– Все слышали? Чтоб вот так впредь и было, иначе – никакой добавки!

– Пр-рессинг! Пр-рессинг! – тут же отозвался Бон. – Дискр-риминация!