Студент 1

Кстати, «Слава» показывала без четырех минут одиннадцать. Гомон толпы стал заметно сильней и взволнованней.

Я развернул бумажку, вложенную в паспорт.

Бумага второго-третьего сорта, плохонький типографский шрифт. Табличка. Заголовок: Министерство высшего и среднего специального образования СССР. Н…ский политехнический институт. Экзаменационный лист абитуриента…

Здесь печатный текст заканчивался и от руки было написано в родительном падеже: Родионова Василия Сергеевича. Ниже табличка, и в ней:

«Математика устно» – 26.07.1978 – 4 (хорошо).

«Математика письменно» – 01.08.1978 – 5 (отлично).

«Русский язык и литература (сочинение)» – 07.08.1978 – 5 (отлично).

«Химия» – 11.08.1978 —.

Так. Еще раз. Примем реальность такой, какова она есть. На дворе август семьдесят восьмого. Одиннадцатое число. Я – в облике семнадцатилетнего парня Василия Родионова, скорее всего, приехавшего из глубинки поступать в Н-ский политех и пока вполне неплохо сдавшего три дисциплины. Остается четвертая. Собственно, все, кто находится здесь, в фойе одного из институтских корпусов, прибыли сдавать эту четвертую. Химию.

Химия! Я ощутил волнение. Это какие же пути Господни забросили душу химика-недоучки в тело паренька, собравшегося, как видно, тоже стать инженером-химиком!.. Ведь это же не может быть случайность?! Это значит, что Я – мое метафизическое Я, в каком бы человеческом обличье оно ни было, упорно стремится к одной и той же цели. Ну так значит, надо этой цели добиться!

Только я сказал это про себя, как открылась двустворчатая дверь с матовым остеклением в верхней части. Вышел элегантный моложавый мужчина в светлом костюме, в золоченых очках в тонкой оправе.

– Внимание! – звучно сказал он. – Я сейчас буду называть фамилии лиц, допущенных к четвертому экзамену. По алфавиту. Слушайте внимательно!

И он начал перечислять:

– Абрамова Кира, Аникин Павел, Бикбулатов Валерий… – и так назвал порядка десяти человек, до фамилии «Горовенко», после чего объявил, что все названные сейчас должны проследовать в аудиторию такую-то, ассистент проводит.

Ассистент – девушка в черных брючках, белой кофточке, удачно подчеркнутой голубой косынкой, улыбаясь, приветственно помахала рукой, приглашая последовать за ней. Названные гурьбой потянулись следом, скрипя старым паркетом.

Толпа немного поредела. Элегантный мужчина выждал паузу и зачитал фамилии второй партии. До меня было еще далековато, и я с интересом проследил, как эту группу повел юноша, наверное, студент-старшекурсник.

В третьей партии оказалась насмешливая сероглазая красотка – звали ее Елена Никонова. Ага, запомним… Последним по алфавиту здесь был назван Павлов Максим, и я подобрался, чувствуя, как спортсмен, предстартовое волнение.

Распорядитель продолжил чтение:

– Петрова Алла, Прудников Алексей, Рабинович Евгений, Родионов Василий… – и дальше, до Степанова Дмитрия.

– Аудитория триста два, – заключил ведущий. – Прошу за сопровождающим!

– Молодежь, за мной, – с развязным юморком произнес рослый спортивный парень в бело-синей футболке, настоящих джинсах «Рэнглер», которые тогда называли «Вранглер» и настоящих же «адидасах».

Мы с нестройным паркетным скрипом затопотали за обладателем «Вранглера», я успел заметить пару восхищенных девичьих взглядов, брошенных ему вслед, а заодно и небольшой укол самолюбия. Ладно! – подумал я. Посмотрим еще, кто чего стоит…

Шли недолго, наш ведущий подвел нас к аудитории № 302, все с тем же неуловимым юмором произнес:

– Сдаю вас с рук на руки, – и передал в распоряжение двух экзаменаторов, рассадивших партию в шахматном порядке, строго по одному человеку за парту.

Один из этих двух представился: Игорь Леонидович. И начал объяснять правила: названный подходит, берет билет, фиксируется время; абитуриент начинает готовиться. Ровно через сорок минут у каждого забирается билет и проштампованные листы, выдаваемые для черновиков и ответов. И начинается собеседование, так сказать, в два потока: оба экзаменатора работают с теми или иными экзаменуемыми, вызываемыми в произвольном порядке…

– Вопросы есть?

Курчавый брюнет Рабинович немедля вскинул руку.

– Слушаю вас.

– Кто именно к какому экзаменатору попадет, это известно?

– Нет, – сказал преподаватель, – это в случайном порядке.

И далее разъяснил, чем можно, и чем нельзя пользоваться во время экзамена. Собственно, ничем нельзя пользоваться. При себе только паспорт, экзаменационный лист и ручка. Все остальное запрещено.

– Все меня услышали, всем понятно?

Догадайтесь, кто поднял руку?..

– Слушаю, – произнес Игорь Леонидович с заметно изменившейся интонацией.

– Ручка шариковая или чернильная? – деловито спросил неутомимый Рабинович.

– Не имеет значения, – сдерживая улыбку, ответил экзаменатор.

Рабинович удовлетворенно кивнул и вынул из нагрудного кармана пиджака две ручки: чернильную и шариковую. Последняя была толстая, с разноцветными индикаторами, свидетельствующими о том, что в ней несколько стержней.

Одет, кстати, он был очень добротно, в импортный костюм наподобие того, что был у элегантного мужчины в золотых очках – обычно это были изделия чешские или югославские. Или из ГДР.

Рабинович-то, конечно, молодец, а я чуть не облился холодным потом: а у меня-то ручка есть?! Я судорожно зашарил по карманам… Есть! Нашел.

Нашел дешевенькую шариковую ручку: темно-зеленый пластмассовый корпус из двух половинок на резьбе: нижняя подлиннее и граненая, верхняя покороче и гладкая. Плюс колпачок с пружинящим отростком. Почему-то белый и покусанный в тыльной части. Зажим этот в моем случае был отломан, но это неважно. Лишь бы писала. Я чиркнул стержнем по левому запястью, рядом с ремешком часов – пишет! Ну, слава Богу. На всякий случай я развинтил корпус, глянул стержень – почти полный. Ладно.

Между прочим, шарясь по карманам, в правом боковом я натолкнулся на какую-то бумагу, но доставать, естественно, не стал.

Тем временем абитуриентов начали вызывать. Дошла очередь и до меня.

Что у меня осталось в голове от знаний, полученных в прошлой жизни?.. Да не так уж мало и осталось, но это были знания практические, а вот что касается теории, а точнее говоря, школьных знаний, вот тут бабушка надвое сказала. Но этот мир придуман не нами! Оказался я в такой ситуации, значит, оказался. А это говорит о чем? О том, что жизнь ставит передо мной задачу: не сдавайся! Борись до конца!

С таким философским умозаключением я подошел, предъявил паспорт, отдал экзаменационный лист, взял билет:

– Номер восемнадцать!

Экзаменатор – не тот, что выступал, а другой – хмуро зафиксировал «18» против моей фамилии в списке, проставил время, глянув на часы. Все это, уткнувшись в бумаги. А затем поднял на меня не очень приязненный взгляд:

– Э-э… Родионов, а почему у тебя обувь в таком состоянии? Ты в коровник пришел или на экзамен?

Кто-то приглушенно фыркнул.

– Так получилось, – меня задело. И я мгновенно отпарировал: – И простите, не ты, а вы.

Теперь фыркнули несколько человек, погромче. Препод, и без того неприветливый, потемнел, как грозовая ночь. Но и я закусил удила. Дух справедливости, который всю прошлую жизнь реял надо мной, никуда не делся. Какого черта ему до моей обуви?! Знания мои проверяй, а до прочего тебе дела нет. И тыкать нечего!