Студент 1

Такое в нашей практике бывает нередко, больничный брать – себе дороже. На путевом листе стояла подпись Бориса, я хотел было придраться… а потом махнул рукой на это. И взял бумагу.

Гена объяснил мне задание: на песчаный карьер и обратно, возить песок всю смену. Норма – девять ходок. Перевыполнение – в премию. Обычное дело.

– Ладно, – сказал я и поехал.

От рабочей точки до карьера порядка пятнадцати километров, и по трассе, и по проселкам. Норма жесткая, чтобы уложиться, приходится каскадерить, превышать допустимые скорость и грузоподъемность. Порожняком по трассе гнать 100–110 километров в час, а грузить вместо штатных пятнадцати тонн шестнадцать-семнадцать. Это не слишком хорошо, конечно, но…

Выехав на трассу, я сразу и притопил под сто. По утреннему холодку кондер включать не стал, приопустил окошко. Свежий воздух, с исчезающим, но еще уловимым духом ночных просторов загулял по кабине… Дорога пошла под уклон, я понесся быстрее прежнего.

Попутных почти не было, зато встречный поток шел довольно плотный. И вдруг из этого потока, хрен знает, зачем на встречку вылетел какой-то дебил на «Хендае-Солярисе».

Воистину, дорога полна дураков и неожиданностей. Вот зачем ему это надо было, где у него глаза, где мозги?! Я резко дал по тормозам, матеря себя: экстренное торможение вообще-то признак дилетанта, водитель-профи в принципе должен все делать, чтоб до этого не дошло! Но и на старуху бывает проруха.

Собственно, я выжал сцепление и тормоз сразу, готовясь перебросить рычаг КПП в пониженную – и если сцепление подалось нормально, то педаль тормоза упала в пол, как мертвая. Твою налево!

Я вмиг оледенел. Время вытянулось, все вдруг стало как в замедленной съемке.

Манометр? Ноль. Давления в системе нет. Супер!

Включать ручник?! Поздно. Этот мудак, видать, от страха очумел, летит мне в лоб. Ну как летит? Плывет, секунда кажется за пять.

Как можно точнее я взял вправо, пронесся впритирку по краю обочины, миновав «Соляру», чей хозяин, надеюсь, портки обгадил, когда десять тонн мелькнули в сантиметрах от него – пусть это будет ему уроком на всю жизнь.

Ух! Повезло!..

Рано радовался. Может, оно бы и вынесло, но на краю обочины была выбоина. Туда и угодило правое переднее колесо.

Мой МАЗ нырнул, подпрыгнул и потерял управление.

Огромная машина отправилась в полет с креном вправо, и в этот миг с пронзительной и запоздалой ясностью, я понял, зачем сегодня был Гена, почему в путевом листе подпись Бориса, ужаснулся тому, что теперь несчастный случай повесят на него, мне захотелось крикнуть: «Он не виноват!», а земля неслась на меня, и точно милость свыше, чтоб мне не видать ужасный последний миг, сознание покинуло меня.

Глава 2

Я вздрогнул и открыл глаза.

А я их закрывал?..

Я помню, как навстречу мне неслась земля – трава, поле и лес на горизонте. А потом тьма. Не знаю, сам зажмурился, или этот мир закрыл мне глаза. Наверное, это не важно в данной ситуации. Важно, что вновь открыл.

Солнечный свет вспыхнул так ярко, что я невольно заморгал, и вместе с ним вспыхнула странная, какая-то перекошенная радость: жив!.. А вдруг уже на том свете?! И это райский свет, такой яркий и жаркий!..

Да что-то не похоже.

Проморгавшись, я с удивлением увидел, что стою в помещении типа фойе с огромными многостворчатыми окнами, именно сквозь них сюда летит этот ликующий летний свет. За окнами – яркая свежая зелень какого-то леса или парка, а помещение полно людьми и сдержанным гомоном – эти люди переминаются, перешептываются, вот длинный слева от меня нервным жестом снял очки и стал поспешно протирать окуляры о рукав клетчатой рубашки…

Как-то не очень похоже на рай, а эти граждане на ангелов, а?..

Сознание мое, еще не понимая главного, вторым планом работало исправно, и сигналило мне о чем-то необычном. Я слышал голоса, разбирал слова на самом настоящем русском языке, слова знакомые, и все в одну тему: экзамен… апелляция… проходной балл… Мелькнула дурацкая мысль: так, может, это все новопреставленные, и в рай экзамены сдавать надо?! Ага, и комиссия заседает: Отец, Сын, Святой Дух… А если не сдал, то сначала апелляция, а потом патруль чертей является: ну, пошли! Чего тут засиделся? Сковородка ждет!

Понятно, это все мелькнуло в шутку, а сознание вбирало в себя все больше фактов: парень в очках, что в нем не так?.. Одет не так! Старомодная, словно из бабушкиного сундука, рубашка в крупную оранжевую клетку, мятые серые брюки, ботинки дикие какие-то, где он их выкопал, в каком чулане?.. Да и вообще…

Дальше мысль не оформилась, потому что не только сознание, но и восприятия работали, и не только зрение и слух. А именно – я ощутил нечто в правой руке, легонькое и слегка шершавое. Ну, бумажка, картонка, примерно так.

Ненужным рывком я вскинул правую руку: вишневая тонкая книжечка, и в ней сероватый бумажный лист. Паспорт, ясное дело.

Я повернул документ лицевой стороной – и обомлел.

Золотом по вишневому: советский герб – земной шар, серп и молот в обрамлении колосьев. Над ним – СССР, под ним – ПАСПОРТ.

Я облился сразу и жаром, и холодом – скажу так, потому что полностью передать чувства не смогу. Опять-таки рывком я раскрыл паспорт. Аккуратным канцелярским почерком на странице значилось: Родионов Василий Сергеевич.

Еще страница. Фото: мальчишеское серьезное лицо, светлые волосы соломой. Пиджак, рубашка, галстук с причудливым орнаментом. Подпись.

Это на правой стороне страницы. А на левой дата рождения – 12 марта 1961 года.

«Через месяц Гагарин полетит…» – тупо подумал я, а все прочие мысли точно сдуло.

Справа послышался девичий смешок. Я повернулся туда, увидел симпатичную сероглазую шатенку с ямочками на щеках.

– Проверяешь? По ошибке мог чужой паспорт захватить? – не без юмора спросила она.

– На этом свете все может быть… – пробормотал я, вдогонку думая о том, насколько я прав.

Девушка изящным жестом поправила прическу «под Мирей Матье», из-за этого движения от нее потянуло легчайшим ароматом какой-то позабытой парфюмерии, не похожей на современную – такой какой-то милый, провинциальный, бабушкин запах…

И вот он-то убедил меня сильнее, чем все прочее. Я стал свыкаться с тем, чего как будто в нашей парадигме не может быть.

Словечко «парадигма» выпрыгнуло из памяти со студенческих лекций по философии. Препод был у нас молодой, только что защитил кандидатскую, пижон такой, в элегантном костюме… «Смена мировоззренческих парадигм суть исключительно любопытный феномен с социальной точки зрения…» – такие вот базары он разводил, помнится.

Да уж, любопытнее некуда. Вот у меня парадигма сменилась – и как обухом по башке… Ну что ж поделать! Надо принимать реальность такой, какая она есть.

Барышня слева не унималась:

– Извините… – умильно-ехидным голоском пропела она, – а можно узнать, что у нас с обувью? Это была… трудовая вахта в закромах Родины?

И еще несколько девичьих сдержанных смешков сопроводили эти слова.

Я опустил взгляд и ужаснулся.

Ноги мои были обуты в архаичные красно-белые кроссовки «Ботас», на которых три полоски расположены не параллельно, как на «Адидасе», а лучевидно, на манер гусиной лапки. Но Бог бы с ним! В этих самых «ботасах» была даже какая-то брутальная, дерзкая элегантность. А беда в том, что они были в такой засохшей грязи, как будто я шагал, черт его знает, по размокшей пашне или по скотному двору.

«Что это?..» – обалдело пронеслось в голове.

– Говнодавы… – прошелестело где-то сзади едва слышно, но я все-таки услышал. И вновь сдавленное хихиканье.

Заодно я усвоил, что облачен в скверные советские псевдо-джинсы «Орбита», куцый серенький пиджачок, рубашку… Бог ты мой, что это была за рубашка! «Вырви-глаз», говорят про такое остряки – россыпь мелких красно-рыжих закорючек по белому, и неизвестно почему это вызвало у меня ассоциации с расплескавшимся по пластиковому казенному столу супом харчо. Запястье левой руки украшали часы «Слава» на черном кожаном ремешке.

Все это сложилось у меня в устойчивый образ: деревенский или там районный паренек двинул в город, принарядился как смог, и вышло, конечно, по-деревенски. Ну а как оно еще могло выйти?.. А по дороге еще где-то угораздил в незасохшую лужу… И я, кажется, начал догадываться, зачем этот паренек прибыл в большой город.