Старый дом

– Так что же мешает?

– Она не хочет!

– Почему так? Ты должен убедить ее, должен объяснить ей…

– Попробуй – это не так легко, как кажется… Ты ее совсем не знаешь!.. – со вздохом проговорил Вельский.

Борис замолчал и с тех пор не поднимал этого разговора. Он в сущности даже был доволен, что «она не хочет», – не такую жену желал бы он для своего друга.

«Вряд ли она его серьезно любит, и в таком случае с ее стороны это очень честно, что она его не связывает. Но долго ли будет тянуться эта история?» – думал он.

Теперь, получив раздушенную и таинственную записочку Софьи Ивановны, он встревожился не на шутку. Что грозит Вельскому? Ему может грозить только одно – может быть, все раскрыто, он арестован… Нужно спешить скорее и решить, что можно для него теперь сделать.

Борис поспешно оделся и поехал к Софье Ивановне. Она уже давно ждала его. Она приняла его в своей маленькой, кокетливой гостиной, устроенной с причудливым и смелым вкусом женщины, у которой слишком много свободного времени и много воображения.

Софье Ивановне было теперь лет двадцать семь; высокая, несколько полная, с развязными манерами, она никак не могла назваться не только красавицей, но даже и просто хорошенькой женщиной, – к ней совсем не шло это слово «хорошенькая». У нее были крупные, неправильные черты, большие темно-серые глаза, густые, почти сросшиеся брови и великолепные темные волосы, непослушно вьющиеся от природы, с большим трудом укладывавшиеся в модную прическу и то и дело ее расстраивавшие.

Софья Ивановна своими белыми, большими руками крепко сжала руку Бориса.

– Спасибо, что не опоздали, каждая минута дорога! – сказала она таким голосом, какого прежде Борис от нее никогда не слышал.

Вообще он с трудом узнавал ее. Она была совсем не та, в ней появилось что-то неуловимое, но совсем ее преобразившее.

– Что случилось?.. Он…

Борис хотел сказать: «он арестован», – но остановился.

«Ведь, может быть, и нет, и в таком случае она ничего не знает, конечно, и не должна знать».

Но Софья Ивановна сама договорила.

– Вы думаете – арестован?.. Нет еще, слава Богу, но это может случиться и надо вовремя спасти его. Вы видите – я все знаю…

– Что вы знаете?

– Все, почти все… Но он этого никак не воображает.

– Если не он – кто же вам рассказал?

– Никто, или, вернее, все понемногу. Но прежде всего послушайте: я полагаю, я почти уверена, – но все же я этого не знаю наверно – вы, Борис Сергеевич, заодно с ними? Я думаю, что нет!.. Вы все знаете, знаете больше моего, пожалуй, но вы не с ними – ведь правда? Я угадала?

– Да, вы угадали.

Она так и впилась в него глазами. Она увидела, что он говорил правду.

– Ну, слава Богу, – сказала она, – значит, вы меня поймете, значит, вы мне поможете… Когда вы его видели?

– Давно, недели две тому назад.

– Но в это время вы с кем-нибудь из них встречались?

– Нет, ни с кем. И скажу вам правду, я даже почти избегал встреч с ними… Это тяжело. Мы ни в чем не можем убедить друг друга. Я замечаю – на меня сердятся, даже негодуют; многие из них почему-то были уверены, что я непременно к ним присоединюсь, и, убедясь в своей относительно меня ошибке, они делают меня в ней ответственным…

Она его перебила.

– Так, значит, вы не знаете, что у них дело подвинулось, что все готово, ждут только первого удобного случая, хотят придраться только к чему-нибудь… Это может разразиться сегодня, завтра, на днях… Если бы вы знали, как я изумилась! Я не верю в их удачу…

– И я тоже! – проговорил Борис.

– Вот видите! Нужно вырвать его, пока есть время… Если он сам ищет себе погибели, нужно спасти его насильно…

– Да не доказывайте мне этого, – воскликнул Борис, – я с вами во всем согласен! Или вы думаете – я его не уговаривал? Он упрям, он убежден, и, наконец, теперь он смотрит на это как на дело своей чести, он не отступится, он не может этого.

Софья Ивановна побледнела.

– А между тем спасти его надо, надо – и мы спасем его!

– У вас есть план?

– Конечно, если бы не было плана, я бы не позвала вас.

– Что же вы придумали? – в волнении спрашивал Борис.

Она опустила глаза и грустно задумалась.

– План есть, – прошептала она, – только он может рухнуть, может быть, я слишком на себя надеюсь и в нем обманываюсь. Это было бы для меня ужасно. Мой план очень прост: представьте себе – я больна, я сильно больна, я давно уже перемогаюсь, скрываю от него свою болезнь…

– Что же с вами? – участливо спросил Борис. Она пожала плечами и улыбнулась.

– Да ничего, конечно! Я совсем здорова, я больна только для него. Мой доктор – преданный мне человек, и с этой стороны все приготовлено. Моя болезнь, которую я запустила, теперь так сильна, что мне ни дня, понимаете, ни дня дольше нельзя остаться в Петербурге, я должна ехать за границу…

– Я понимаю ваш план, – сказал Борис, – но…

– Что – но? Вы сомневаетесь, чтобы он удался, вы думаете, что он отпустит меня одну, чуть ли не умирающую, за границу?

– В другое время, конечно, не отпустил бы, но теперь, в таких обстоятельствах… вы страшно его измучаете, но он все же, пожалуй, сочтет своим долгом остаться… Что тогда? Ведь может быть еще только хуже!

Она нетерпеливо встала с кресла и прошлась по комнате.

– А, так вы его не знаете!.. Нет, он меня не оставит…

– Простите, – проговорил Борис, – но мне кажется… вы не рассердитесь, вы мне позволите говорить совсем откровенно с вами?..

– А вы можете говорить не откровенно? – с полунасмешливой улыбкой произнесла она. – В таком случае нам лучше совсем не говорить. Что же вам кажется, Борис Сергеевич?

– Мне кажется, что вы сделали ошибку – зачем вы до сих пор отказывали ему с ним обвенчаться? Вот именно теперь это могло бы помочь, хотя, конечно, помогло бы немного, но все же у него было бы какое-нибудь оправдание перед ними: жена серьезно больна, ее нужно везти за границу. А теперь, что он им скажет?

Она даже рассердилась.