– Да, правда! – произнесла она твердым голосом.
Он отшатнулся. Он пристально несколько мгновений глядел на нее бессмысленными глазами, потом вдруг его охватило бешенство, зубы его скрипнули, он поднял руку и погрозил ей:
– Клятвопреступница! – прошипел он. – Ты получишь должное возмездие!
Нина вздрогнула невольно. Но это было только мгновение. Она холодно взглянула на него, повернулась и прошла в свою спальню.
Он слышал, как она заперла за собою дверь, как щелкнул замок. Он бросился назад. Поднялся к себе, упал на диван и долго лежал неподвижно.
В нем все кипело.
«Нет, нужно ей отомстить, нужно ее наказать хорошенько!»
«Отняли-таки! Отняли!..» – вдруг громко крикнул он и заплакал.
XII. Чудеса
– Пелагея Петровна! Пелагея Петровна! Да подите же поскорее, узнайте – вернулась княгиня или нет? – почти поминутно говорила генеральша, сгорая нетерпением.
Наконец Пелагея Петровна вернулась и объявила, что княгиня приехала, прошла прямо к себе, но сказала ей, что сейчас приедет сюда.
– Какова она? Каков у нее вид – вы заметили?..
– Ничего, ваше превосходительство, не могла я заметить – на меня не смотрят, ровно я отверженная какая… Скажите, мол, маменьке, что приду сейчас – я ни словечка больше…
– Да вы бы, матушка, как-нибудь выведали, спросили бы ее хоть что-нибудь…
– Нет-с, благодетельница, я с ними разговаривать теперь никак-с не могу… Сами знаете – одна только обида мне за всю мою верность, и ничего больше…
– Ах, Бог мой – что же она нейдет? Сбегайте…
Но княгиня в это время вошла. Генеральша так и уставилась на нее в полумраке.
– Ну что, ma ch?re, что? Кто прав?..
– Я права, конечно, ведь я знала!..
– Кого же ты видела? Саму Горбатову? С ней говорила?
– Да, с ней говорила. Она очень рада… Она ведь Ниночку уже видала и та ей, оказывается, с первого раза понравилась. Чудная женщина Татьяна Владимировна Горбатова, до слез она меня тронула. Вот мать!..
– Хорошая женщина… да – я ничего против нее не скажу, – проговорила генеральша, все еще не будучи в силах прийти в себя от изумления, – хорошая женщина; только ты, мать моя, все-таки не производи ее в святые… Чай, знаешь, помнишь, кто без греха!..
– О чем вы это, maman? – с неудовольствием перебила княгиня.
– О чем? Сама знаешь… Всему свету известно, с кем она была близка в молодости…
Княгиня вспыхнула.
– Ах! Зачем вы это, maman? Да и кто может… Может, все это клевета и сплетни… Даже, наверное, так… Я уверена, уверена, что все клевета и сплетни и ничего между ними не было такого…
Генеральша всполошилась, даже вскочила со своего кресла, совсем уже позабыв все свои недавние недуги и ожидание смерти. Глаза ее загорелись. Она просто чувствовала себя оскорбленной.
– Что еще, что ты? Бога побойся – как клевета, как сплетни? Ну, уж это, ma ch?re, нельзя же так, это ни на что не похоже! Всему свету известно, а ты вдруг – клевета!
– Господи, будто это обида и вам и «всему свету», что я сомневаюсь… Что я не хочу верить в существование пятна на этой прекрасной женщине?
– Да тут никакого пятна нет; только что было – то было… И не моги ты, не моги… Весь свет знает!
Княгиня пожала плечами и замолчала. Она поняла, что спорить с матерью бесполезно.
– Так она согласна? – возвращаясь к своему изумлению, спросила генеральша.
– Согласна, конечно… Насколько я поняла – Борис Сергеевич ее любимый сын… Впрочем, об этом уже и прежде говорили…
– Как же это она? Неужто лучшей партии сыскать ему не могла?
– Мы с Татьяной Владимировной находим Нину очень хорошей партией… И, пожалуйста, больше не будем говорить об этом. Я знаю доброту вашего сердца и, надеюсь, что и вы от души порадуетесь Ниночкиному счастью. Видно, Бог милосердный сжалился над ее сиротской долей…
– Что же я… Я очень рада! – проговорила генеральша. – Только чудеса, чудеса! Право, весь свет перевернулся! Ну, а Горбатов?
– Я его не видела. Его дома не было; но Татьяна Владимировна сказала, что он уже знает и дал свое согласие; он, может быть, сегодня же будет у меня с тем, чтобы официально просить руки Нины.
– Чудеса, чудеса! – повторила генеральша.
– Где же невеста? Дай ты мне взглянуть на нее! – наконец докончила она.
– Да ведь она, maman, еще после обедни хотела к вам идти, только вы распоряжение сделали, чтобы никто вас не беспокоил.
– Да, да… Ну ничего, теперь мне лучше… Позови ее, пусть придет… Я ее поздравлю.
Княгиня несколько смутилась. Она знала, что мать ее не особенно любит стесняться и боялась как бы она теперь не наговорила Нине, хотя и ласковым тоном, чего-нибудь обидного. Но выказать свои опасения и попросить мать не обижать Нину – она не могла решиться. Старуха рассердится, и, пожалуй, еще хуже выйдет.
– Хорошо, maman, сейчас позову Нину, только она так потрясена… Вы знаете ее плохое здоровье…
– Как, чай, не быть потрясенной! – сказала генеральша. – Этакое счастье привалило! Да ты что же, ты никак боишься, что я ее еще больше расстраивать буду? Не бойся, матушка, не бойся… Говорю тебе, ведь я рада… Что же мне? Только все же следовало бы, кажется, со мною заранее потолковать да посоветоваться.
– Когда же это было, maman? Это и для меня самой неожиданность, – решилась согласиться княгиня для того, чтобы только успокоить старуху.
Затем она ушла звать Нину. Сообщив ей желание генеральши ее видеть, княгиня прибавила:
– Ты только, Ниночка, не обращай особенного внимания, если что тебе в ее словах не понравится… Она стара, у нее на многое неверные взгляды…
– Ее взгляды мне давно известны, – ответила Нина, – и обидеть она меня ничем не может. Конечно, она находит, что я не стою такого жениха?.. Да ведь и я нахожу это, я об этом много думала и намерена сказать это и его матери.
Княгиня пожала плечами.
– Это еще к чему, что за мысли? Право, если бы я не знала тебя, то могла бы подумать, что ты напускаешь на себя лицемерную скромность! А Татьяна Владимировна тебя не знает… Ведь она так, может быть, и подумает! Зачем же это, ты только повредишь себя…