Ночной директор. I том. История, рассказанная в тиши музея

– Всё-таки как много в нашей истории предположений и домыслов.

До нас не дошло ни одного живописного портрета Ермака, да и вряд ли он существовал при его жизни. Портретов с «воров» и «разбойников», тогда никто не писал, а когда к атаману пришла официально признанная слава, его уже не было в живых.

Для нас, вся жизнь Ермака это красивые легенды и неуверенные предложения учёных. До сих пор осталось много неясного в судьбе этого человека. Дошло до того, что даже год создания формы для скульптуры, хранящейся в музее неизвестен. Известно лишь, что она была отлита в 1911 году на Каслинском заводе художественного литья. Фамилия автора – Забелле. Отливал скульптуру формовщик Плотиннов. Ни их имён, ни отчеств в музее нет, хотя наверняка эта скульптура имеет свою интересную историю.

Кстати, с именем и отчеством отважного атамана тоже не всё ясно. Даже до сих пор точно неизвестно где могила славного атамана.

Ночной директор размышлял, вернее, задавал вопросы себе и внимательно слушавшим его экспонатам.

– Так кто ты Ермак Тимофеевич? Человек, попавший в крутое течение событий, подчинившийся обстоятельствам, игрушка в руках высших сил, или же ты сам создал себя, когда шёл наперекор своей судьбе и злому року? А может, тебе это было предначертано, и ты просто с достоинством выполнил свой долг, о котором даже и не подозревал? Затмивший собой многих именитых и знаменитых твоих современников, о которых сейчас можно узнать лишь в энциклопедиях. А ведь они занимали в государстве Российском высокие посты, и многое сделали для пользы отечества. Так почему именно тебя выбрала судьба и история, чем ты отличался от своих товарищей по оружию, среди которых были и более опытные ратники, и старше тебя по годам? Но именно твоё имя до сих пор хранится в народной памяти, звуча в старинном эпосе.

Но экспонаты по-прежнему молчали. А может, мы просто не умеем их слушать? Молчит история. А вот потомки не молчали, слагали о тебе и твоём воинстве песни, сказания и былины, которые дожили до наших дней.

Но вот официальные власти о подвиге казаков практически не вспоминали. Должно было пройти два века, прежде чем по указанию из стольного Петербурга было разрешено 26 октября 1881 года отметить день Сибири. Торжества должны были проводиться в губернском городе Тобольске. Но вот откуда взялась эта дата? Ведь поход казаков начался 1 сентября по старому стилю. Но именно в этот день казацкая дружина вступила в столицу Сибирского ханства – Искер.

Когда в Москве узнали об очередной победе русского, вернее, казацкого оружия в Сибири, то никаких торжеств по этому поводу не устраивали. Колокола не звонили, в церквях не устраивали торжественный молебен, и даже в летописях почти не упоминается об этом знаменательном событии. Может потому, что Иван IV переживал страшную утрату – незадолго до этого, в припадке ярости, ударом посоха, он убил своего старшего сына на которого возлагал большие надежды. К тому же злопамятный царь не забыл казачьих «подвигов», вынудивших их бежать в Сибирь. Потому вестника этой славной вести, Ивана Кольцо, он велел посадить в темницу. Но через несколько дней посланника освободили, и даже наградили. Его одарили двумя кубками для вина и двумя позолоченными панцирями, также царь простил все их прегрешения. Кстати, по одной из версий весёлых историков, именно эти царские кубки стали предвестниками сибирского пьянства. А вот официальные, если так можно выразиться, легенды гласят, что именно эти панцири, которые привёз Кольцо, сгубили Ермака. Во время последней стычки с татарами он был защищён сразу обоими панцирями, но они не спасли его жизнь, спасаясь вплавь от внезапно напавших татар, атаман под тяжестью царского подарка чуть-чуть не доплыл до лодки, и утонул.

Со временем в царской администрации о столь знаменательном событии в истории страны забыли, или не хотели вспоминать, чтобы не портить отношений с татарами. Лишь в народе не собирались забывать о подвиге Ермака «со товарищи». Так что торжества в честь присоединения Сибири приходилось устраивать частным лицам, отчего подробностей подобных празднеств до наших дней не дошло.

Но времена менялись. Ушли в прошлое национальные обиды, забылись причины многих сражений, Сибирь прочно вошла в состав Русского государства, а сами сибиряки стали играть заметную роль в жизни страны. Сколотив свои состояния в этих землях, они могли позволить себе устраивать праздники по своему вкусу. Поэтому трёхсотлетие присоединения Сибири к метрополии они решили отметить с размахом. Богатых сибиряков в Петербурге и Москве и в те времена жило немало, так что, имея большое влияние на власть, в 1881 году им удалось-таки получить разрешение у министра внутренних дел на проведение этих торжеств. Праздник, посвящённый дню Сибири, длился несколько дней, сибиряки проводили балы, увеселительные мероприятия и так далее. Для благотворительных целей была издана брошюра «300-летие Сибири. Празднование в Петербурге и Москве дня 26 октября 1881 года. СПБ. 1882 г.». Также была отпечатана Ремезовская летопись, где летописец подробно описывал поход казацкой дружины под руководством Ермака.

К сожалению, эта дата снова забыта.

IV глава

Сибирские землепроходцы

Человек продолжал разглядывать экспонаты, рассказывающие о первых сибирских землепроходцах, благодаря которым Сибирь была освоена и заселена русичами менее чем за один век, к большому удивлению всей просвещённой Европы, которая пыталась найти ещё что-то новенькое на планете, и вдруг, в один прекрасный день, европейцы неожиданно увидели, как далеко на Восток и Север стали простираться границы государства Российского. Можно только догадываться, какой силы был удар по их самолюбию, а ведь они привыкли считать себя самыми лучшими корабелами и мореплавателями, удачливыми первооткрывателями новых земель. Ночной Директор усмехнулся.

– То-то они и сейчас скромно умалчивают, что, например, на Аляске уже жили славяне. В водах Ледовитого океана уже ходили кочи новгородцев и поморов, а вот прославленные испанцы и англичане так и не смогли освоить эти неспокойные воды. Впрочем, это неважно, каждая нация хвалит только себя, и это правильно. Но вот что мне интересно, как и кем осваивались сибирские земли? Кто были эти люди? Как себя вели? Ведь сейчас появился какой-то глупый стереотип, порождённый чьим-то воображением.

Лампы из витрины мягко освещали его задумчивое лицо, и постоянные жители музея не решались прерывать его размышления, здраво рассудив, что лучше подождать и послушать, чем окончатся его раздумья.

И действительно, весьма любопытно, откуда взялся такой интересный штамп, который кочует из фильма в фильм, из книги в книгу, что все они были наделены какими-то добродетелями? Ну, если среди них попадался один или два подлеца, то их лихо и без долгих проволочек сурово наказывают, так сказать, для крутизны сюжета. А ведь на самом деле, конечно же, жизнь оказывалась гораздо проще, но интереснее и страшнее.

А ведь сейчас, говоря о сибирских первопроходцах, сразу возникает навязанный кем-то образ эдаких бородатых, здоровых мужиков, которые плывут себе не торопясь по реке на своих кочах, или пробираются сквозь тайгу на своих двоих. Конечно, народ там подбирался крепкий. И могли они в этой жизни всё сделать, и дом срубить, и коч построить, и поле засеять, и от врагов оборониться. Да и по-другому выжить в то неспокойное средневековое время было просто невозможно.

Так какими, на самом деле, они были эти русские первопроходцы, какие совершали поступки? И что их толкало на это? Вот что интересно на самом деле.

Ночной смотритель недовольно покачал головой и прошёлся вдоль витрин, потом хрустнул пальцами, и остановился около экспозиции, чтобы ещё раз рассмотреть чёрно-белые репродукции, на которых были изображены казаки. Легонько прикоснувшись рукой к прохладному стеклу, надёжно охранявшему от любопытных посетителей экспонаты, он тихо сказал:

– Нет, всё не то. О походе Ермака сказано и написано немало. О его некоторых сподвижниках тоже. Пускай эта информация и отдаёт легендами, но хоть что-то о них есть. Они уже стали легендарными героями, так что с них, так сказать, и взятки гладки, а вот весьма интересно узнать, какие характеры были у всех людей той поры. Ведь всё равно нравы были гораздо грубей, чем сейчас. И вообще, кто сюда шёл, что гнало их за многие сотни и тысячи вёрст от дома, в дикую загадочную Сибирь?

Ночной Директор тихо, чтоб не спугнуть устоявшуюся тишину в зале, продолжал рассуждать:

– Как жаль, что это не те рисунки, которые могут достоверно поведать и передать образ русского человека семнадцатого века. Так что придётся вновь обращаться к документам.

Заселение Сибири, по большому счёту, ничем не отличалось от аналогичных процессов протекающих и на других окраинах Русского государства. Как отмечают исследователи, люди сюда попадали двумя способами: или по своей воле, или служивые, которых посылало правительство.

Ну, если с первыми всё более-менее ясно – обычно это были купцы, промышленные люди, авантюристы или просто беглецы, одним словом, из дома они уезжали по собственной воле. А вот государевым людям приходилось гораздо сложнее, ведь их желания никто не спрашивал. И приходилось им бросать семьи, весь налаженный быт и отправляться за тридевять земель. Воеводы и головы, назначенные на службу в Сибирь, сами или через правительственных агентов набирали себе войско, отчасти из служилого класса, а также из разных вольных «охочих людей». Их иногда сопровождали посадские люди и крестьяне, даже бывали ссыльные.[25 - Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. Сочинения в 2 т. Т.1. / Под ред. С. Г. Пархимовича. Сост. Ю. Л. мандрика. – Тюмень: изд-во Ю. Мандрики, 1999 г. – С. 183.]

Для освоения Сибири нужно было всё больше и больше народа. В кремлёвских палатах понимали, что усилиями одиночек, такой громадный край не освоить. Потому караваны становились всё больше и отправлялись всё чаще. И как это нередко бывало в истории России, все грандиозные замыслы правительства, гражданам приходилось осуществлять в добровольно-принудительном порядке.

Обычно подобный набор совершался так, сначала «прибирался» сотник, а он, в свою очередь, набирал в свою сотню десятников, а десятники уже рядовых казаков или стрельцов. Десятники с рядовыми служилыми давали «запись» такого содержания:

«Се аз десятник N, да его десятка (NN) … поручились промеж себя всем десятком… у сотника в том быти нам на государеве службе в городе (N) на житье в стрельцах (или казаках конных или пеших) и государева служба служити, а не воровати, корчмы и блядни не держати, и зернью не играти, и не красти, и не бежати».[26 - Цит. по: Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. – С. 188.]

Если же кто из них сбежит по пути в Сибирь, то остальные наказывались. Нередко правительство переводило из Руси просто по государеву указу, в таком случае они никаких бумаг не подписывали, но по прибытии на место должны были присягнуть в том, что «пришли своими головами полное число»[27 - Цит. по: Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. – С. 188.] и никто из родственников или «наймитов» их не заменил.

В царских палатах им выдавали проездные документы, из казны выделяли деньги «на подъём», то есть для обустройства на новом месте. Например, десятник получал два рубля двадцать пять копеек, рядовые женатые по два рубля, а холостые по полтора рубля. А вот дальше государство самоустранялось, все дорожные расходы ложились на плечи воевод и крестьян, через земли которых проходил этот караван. Они должны были снабжать царёвых людей подводами, лошадьми, продуктами. Естественно никакой компенсации никто не получал. Для многих жителей эти обозы с несчастными были сравнимы с татарскими набегами, память о которых была ещё свежа в народной памяти. Поэтому главной заботой всех обитателей местности, через которую проезжали будущие сибиряки, было как можно быстрее спровадить их дальше. А вот переселенцы же напротив, никуда не торопились. Действительно, куда им было спешить, Сибирь от них никуда не сбежит.

Подготовка к встрече беспокойного каравана начиналась за несколько недель до приезда обоза. Крестьяне готовили телеги, продукты, собирали деньги. Даже если переселенцы позволяли себе немного пограбить, то привыкший ко всему крестьянин считал, что ещё легко отделался, жив остался и ладно. Потому что в большинстве случаев служивые люди этим не ограничивались.

Дошедшие до наших времён грамоты описывают беззакония, творившиеся во время проезда таких караванов:

«В 1593 году сын боярский с атаманом и казаками, едучи в Сибирь, воровали. В вотчине боярина Бориса Годунова крестьян били и грабили, жен крестьянских срамотили, убили из пищали крестьянина, а у многих крестьян коров, свиней побили и платье пограбили. И другие боярские дети с атаманом и казаками, отпущенными из Москвы, по дороге многих людей били и грабили и ямщикам за подводы прогонов не давали».[28 - Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. – С. 189.]

И подобные безобразия творились на землях Годунова, который был очень близок к царской семье, занимал видные государственные посты, а впоследствии сам стал царём. Так что уж говорить о других поместьях, городах и сёлах. Ведь часто переселенцы шли по Руси, как по вражеской территории, разоряя на своём пути целые уезды.

Вот один из наиболее ярких примеров переселения из России в Сибирь.

В 1635 году из Холмогор в Тюмень было переведено пятьсот стрельцов. Документы свидетельствуют, что весь их путь сопровождался страшным разбоем. Наверное, местные жители считали их хуже захватчиков, ведь сопротивляться против государевых людей было себе дороже. И им оставалось лишь одно – жаловаться царю.

Читая челобитные испуганных жителей, даже и не верится, что такое может быть, ведь все были гражданами одной страны, соотечественниками, одной веры, но документы вещь упрямая и безжалостная:

«Мы, государь, собрав все подводы сполна – всего 950 подвод, ждали их с конями более недели. А как они прибыли, то начали старосту Ваську, посадских целовальников и волостных крестьян и земского дьячка во дворе бить и увечить на смерть, и вымучили у нас денег 220 рублей».[29 - Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. – С. 190.]

Челобитчики добавляют, что переведенцы не спешили отправляться дальше, а прожили у них более недели, всё это время били людей, грабили и разоряли дома, к тому же забрали ещё много телег.

Отчаявшись, староста, земской дьячок, волостные целовальники нашли было убежище в избе воеводы Головачёва, но, как далее пишут страдальцы, им это мало помогло:

«Те же стрельцы со своими начальниками проникли туда и с пищалями, саблями, шпагами и опять их били, а воеводу ругали всякими матерными словесами».[30 - Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. – С. 190.]

Если такие бесчинства творились в городе, где был воевода со своими людьми, то легко себе представить, что творилось в деревнях, где никакой защиты против этой разбойничьей орды и в помине не было.

Тот же злополучный отряд стрельцов, когда отправился дальше, то продолжил опустошать деревни, которым не повезло оказаться у них на пути. Они не только забирали коров, овец, свиней и другую домашнюю скотину, но ломали житницы, выгребали всё зерно. Доставалось и крестьянам и проводникам – их жестоко били и мучили. Это привело к тому, что волости Усольского уезда опустели, а крестьяне оказались разорены.

Сейчас, конечно, нам неведомо, верил ли царь сетованиям своих подданных, но когда жалобы челобитчиков всё же достигали кремлёвских палат, оттуда обычно следовал грозный указ воеводе того сибирского города, куда переводились служивые люди, приблизительно такого содержания:

«Сыскать накрепко и виновных бить батогами, сажать в тюрьму, животы их ограбить, а пущего вора повесить».[31 - Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. – С. 191.]

Провинившиеся, разумеется, пытались оправдываться. Один из военачальников этого печально знаменитого отряда стрельцов отписал в Москву, что взяли они с крестьян более трёхсот рублей, и в другом уезде собирали деньги, но сколько, уже не помнит, а потом обеливает себя в глазах государя, обвиняя во всех грехах своих подчинённых:

«А когда я начал унимать их от воровства, то стрельцы, скопясь с товарищи, учали меня лаять матом, всякою непотребною лаею и хотели убить до смерти. А потом они поехали вперед и по деревням воровали, крестьян били и грабили».[32 - Буцинский П. Н. Заселение Сибири и быт ее первых насельников. – С. 191.]

Жаловались не только крестьяне центральных частей Руси, но и из самой Сибири приходили весьма тревожные известия.

Хорошо известна грамота патриарха Филарета к первому Сибирскому архиепископу Киприану, где он в самых мрачных красках описывает нравы тогдашнего сибирского общества.