Метро 2035: Крыша мира. Карфаген

– Я так и думал, – кивнул Мориц.

И резко вскинул руку. Змей зашипел, ощутив острую ноющую боль в шее. Машинально выдернул из нее что-то похожее на оперенный дротик.

– Извини, друг. – Мориц развел руками, в одной из которых был компактный блестящий предмет, напоминающий пистолет. – У меня нет времени на уговоры.

– Что это за дрянь? – прохрипел Змей, чувствуя, как шатнуло его тело и сознание заволокло туманом.

Он попытался шагнуть в сторону Морица – воли хватило на один шаг. Мужчина предусмотрительно попятился, не выпуская посредника из поля зрения, и сказал:

– Не беспокойся, это не смертельно. Просто в ближайшие пару часов ты станешь очень послушным – так это вещество действует… Тихо-тихо! Не дергайся – покалечишься. Считай, мы с тобой поиграем в одну веселую игру – в зомби. Я буду тебе говорить – а ты делать.

Он еще что-то говорил, но Змей уже перестал что-либо понимать. Это было странное ощущение: он словно бы смотрел во внешний мир из глубины чужого тела, которое что-то делало, куда-то двигалось, но уже не подчинялось ему. Чуть позже в глазах у него потемнело – и он выпал из реальности.

Ощущение собственного тела вернулось внезапно, так же, как и способность осознавать происходящее. Он понял, что сидит где-то с закрытыми глазами.

Но открывать их он не спешил. На всякий случай. Вместо этого стал прислушиваться к ощущениям, ловить звуки и запахи.

Первое, что его удивило, – это то, что тело не болело и не ныло, как бывает, когда очнешься вдруг после запоя в незнакомом месте. Правда, имели место последствия недавнего избиения, но это не мешало ощущать странное блаженство соприкосновения с каким-то податливым материалом. Змей лежал не на бугристом полу туннеля, прислоненный спиной к шершавой стенке, как можно было ожидать после всего приключившегося с ним. Нет, его телу было непривычно удобно, словно его держало на руках мягкое облако. Было тепло, но при этом свежо и никакой затхлости, обычно царившей в бесконечных подземельях Карфагена и еще менее пригодных к жизни окрестностях.

Второе ощущение, поразившее уже слух, – музыка. В глубинах подземелий еще не забыли старых песен, да и новые появились. Истлевшие гитары со сгнившими струнами умельцы заменили кустарно изготовленными новыми, а мятым духовым так вообще ничего не сделалось, из-за чего в притонах и борделях преобладали вариации на тему древнего как мир, но всегда гармонирующего с алкоголем стиля «ска». Главное же во всем этом – преобладание живой музыки. Записи на электронных носителях – вроде флэш-памяти и жестких дисков – оказались наименее долговечными, при том что большая часть их сгинула вместе с носителями во время электромагнитных импульсов, сопровождавших ядерные взрывы. Драгоценные оптические диски и кассеты – вообще не в счет. Ну а то, что все еще работало, оставалось уделом избранных, играло лишь в дорогих заведениях по особым случаям да в роскошных норах авторитетов из числа неприкасаемых. Были такие игрушки и на элитных уровнях. Но рассказы про них для серого большинства оставались легендами.

Сейчас звучало что-то тихое, мягкое, но в то же время пульсирующе-ритмичное. Такой музыки Змей никогда не слышал, и она заворожила его глубиной и естественностью. Это не могло быть живое исполнение – такое качество звука было бы невозможно выжать из грубых инструментов, сохранившихся от мира до Катастрофы.

Но больше всего поразил даже не этот волшебный, рассыпающийся хрустальными каплями звук.

Аромат. Изумительный, ни на что не похожий и невыразимо приятный, он заставил посредника вздохнуть полной грудью. Из недр памяти всплыло название этого легкого, щекочущего ноздри запаха: духи. Танцовщицы из развлекательных заведений Центрального уровня пользовались духами – но насколько жалки были те резкие, примитивные амбре, отчаянно стремившиеся забить окружающую вонь. А этот настолько контрастировал с привычными тяжелыми запахами туннелей, что Змей не удержался.

И открыл глаза.

В первое мгновение он подумал, что умер от побоев и очнулся в раю. Слишком неожиданным оказался исход последних тяжелых дней. Мягкое освещение, гладкие, казавшиеся прозрачными стены, музыка, аромат…

И та, что глядела на него спокойным, чуть любопытным взглядом.

Он видел красивых женщин. Слава богу, Карфаген успел укрыть в своих недрах довольно разнообразный генофонд. И пусть самые привлекательные девчонки разменивали свою красоту на звонкий вольфрам – красота она и под землей красота. И лучше всех была его Тана. Черт возьми, как же давно он ее не видел… Жива ли она вообще?

Змей поймал себя на том, что не может вспомнить ее лицо. Может, из-за действия проклятого препарата, но скорее всего – из-за этой женщины. Она ослепляла, заставляя забыть всех, кого он видел прежде. Светлые волосы, бархатная кожа, огромные синие глаза с бездонным, как затопленные шахты, взглядом. Лицо точеное, ни единого изъяна, как бывает у многих от плохого питания, дрянной воды и отравленного воздуха. Молодая. Она была словно из другого мира – того, что остался в ином времени и пространстве…

– Вы – ангел? – с хрипотцой спросил он.

Звук собственного голоса убедил Змея, что он все еще жив. Закашлялся в кулак, чуть подавшись вперед. Теперь стало понятно, что он сидит в глубоком кресле из натуральной кожи, с откинутой спинкой и подставкой для ног. Можно было подумать, что этот невероятный предмет мебели сделали специально под его фигуру, настолько удобно было в нем тому, кто привык к грубым сиденьям из камня и рассохшегося дерева.

Девушка рассмеялась – тихо и шелестяще. Произнесла низким бархатистым голосом:

– Кто угодно – только не ангел. Но спасибо за комплимент.

От звука ее голоса Змей окончательно пришел в себя. Хоть голос был волнующий, как и все в незнакомке, он точно принадлежал живому человеку.

– Где я? – оглядевшись, спросил Змей. – Странное место.

– Почему? – Девушка удивленно подняла брови.

– Ну, как… Чисто, богато так. Я такого не видел, хотя у крутых бандитов бывал. И музыка эта…

Он смутился, поймав взгляд собеседницы. Посредник вдруг понял, что та просто не понимает, о чем он говорит. Она действительно была из другого мира – пусть даже этот мир и находился в глубине горного массива, как и весь Карфаген. Змей вдруг перестал ощущать удобство этого чудного кресла, заерзал, пытаясь подняться. Это оказалось не так просто.

– Вставать необязательно, – улыбнулась незнакомка. – Может, хотите выпить?

– Не помешало бы, – пробормотал Змей. – А то в голове гудит.

Девушка поднялась с мягкого пуфика напротив. Слово-то какое – «пуфик». Откуда он вылезло в мозгу? Что-то полузабытое, из детства…

– Пожалуйста. – Девушка протянула гостю стакан, придерживая отворот своего необычного одеяния. «Халат, что ли? – подумал Змей. – Шут его разберет».

Стакан был тяжелый, с толстым дном. Настоящий, стеклянный. Даже какой-то нестандартный, с хитрыми гранями. По всему видать – дорогая вещь. Как, впрочем, и все в этом интерьере, наполненном непонятными, но удивительными и красивыми предметами. И ее рука – тонкая, но не худощавая, а такая, как надо, чтобы сами собой потекли слюни. И маникюр – не чета когтям шлюх из душных притонов.

Змей торопливо пригубил из стакана и даже не удивился, ощутив обжигающе приятный вкус неизвестного напитка. Похоже, коньяк, хоть и не было уверенности – ведь он никогда не пробовал настоящего коньяка.

От пары глотков Змея заметно повело. Он виновато усмехнулся:

– Теперь встать будет еще труднее. Чего-то я окосел с голодухи.

– Ой, надо было вам предложить перекусить, – спохватилась девушка. – Сейчас устрою.

– Спасибо, но сначала хотелось бы узнать, для чего я здесь? – Отчаянным рывком он все-таки умудрился выбраться из ласковых лап кресла. – Кто и зачем так хотел со мной встретиться, что притащил сюда мое бесчувственное тело?

Он встал у кресла, придерживаясь за спинку, чтобы позорно не грохнуться на глазах этой особы. Окинул молодую женщину с ног до головы пристальным взглядом. Произнес:

– Уж не вы ли?

Не сходившая с лица незнакомки полуулыбка застыла. В глазах красавицы мелькнула какая-то мысль, улыбка стала чуть шире.

– Давай позже, хорошо?

Неожиданный переход на «ты» вместе с новой, волнующей интонацией и мягким прикосновением заставил невольного гостя на время прикусить язык. Особенно, когда мягкая, но властная ладонь взяла его за запястье и потащила в соседнюю комнату.

Черт возьми, это была не комната – это был какой-то роскошный зал с мягкой подсветкой, плетеной мебелью и – внимание! – самым настоящим бассейном по центру! Здоровенным, метров пять на шесть, не меньше, глубоким, наполненным кристально чистой водой, со стенками и дном из сверкающей лазурной плитки. Тоже, кстати, подсвеченным откуда-то снизу. Плавательные бассейны Змей видел только на картинках в древних потрепанных журналах, он и представить себе не мог, чтобы такая роскошь сохранилась хоть где-то после Катастрофы. Даже авторитеты с полными чемоданами вольфрама не могли себе такого позволить – их просто не поняли бы простые неприкасаемые, знавшие цену чистой воде. Здесь же было воды достаточно, чтобы год поить бригаду рабочих молибденовой шахты средних размеров.

От бассейна, впрочем, его внимание отвлек небольшой стол, плотно заставленный закусками. Здесь было лучшее, что могли предложить подземные фермы. Змей, конечно, подозревал, что в дальних секторах выращивают что-то, о чем не рассказывают простым смертным, но даже подумать не мог, что кому-то в Карфагене доступна вымершая, как считалось, клубника и вот эти крупные черные ягоды, название которых он даже не знал.

Его, правда, больше привлекло тонко нарезанное вяленое мясо – определенно, не крысятина. И воздушный, почти настоящий хлеб. Последовав молчаливому приглашению хозяйки этой «пещеры сокровищ», Змей так же молча и сосредоточенно съел некоторое количество здешних деликатесов и остановился, с трудом подавив стремление набить брюхо до отвала. Не хотелось заблевать с непривычки это красивое место или, чего доброго, помереть от заворота кишок. После возращения, считай, с «того света» это было бы глупо.

Девушка наблюдала за ним, устроившись в низком плетеном кресле. В руках у нее был изящный бокал, и она взглядом указала на него гостю.

«Понял, не дурак», – мелькнула в голове банальная фраза. Змей взял со стола бутылку, уже не думая, откуда она здесь – из старых ли запасов, еще со времен катастрофы, или где-то в аграрных секторах уже научились делать изысканные напитки для избранных. Он просто плеснул в бокал ей, себе. Присел рядом на край такого же плетеного кресла. Пригубил, ощущая себя неловко и странно. Непривычный вкус – коньяк ему нравился больше. Отпил еще, чтобы привести в порядок мысли. Девушка неожиданно осушила бокал залпом – и он сделал так же.

Произнес, чтобы не затягивалась неловкая пауза:

– Хорошее вино… Так что я здесь делаю?