Охота в атомном аду

– Думаю, с них вполне достаточно. Сдаётся мне, что, если и дальше пойдёт в том же духе, скоро у них не будет и этого. Какие-нибудь крупные предприятия, военные объекты, узлы коммуникаций и прочее в городе есть?

Вопрос был не праздный, поскольку очень не хотелось попасть в щекотливую ситуацию, когда ты въезжаешь в город, а в этот момент появляется бомбардировщик с атомной бомбой или откуда-то из-за горизонта прилетает оперативно-тактическая ракета, нацеленная на какие-нибудь казармы или танкоремонтный завод. Ну а дальше всё понятно – почувствуй себя дровами в печке…

– Из имеющих военное значение объектов здесь разве что мосты через Дунай и железнодорожная станция, – сказала Кэтрин и тут же успокоила меня: – Не нервничайте, командир. Если Советская армия перешла в наступление, эти мосты ей понадобятся в целости и сохранности. Так что я не думаю, что на этот город сбросят термоядерную бомбу. По крайней мере, в ближайшие несколько часов…

Очень хотелось в это верить…

Через пару минут на въезде в город нам наконец встретился полицейский пост – такой же, как у нас, только ярко-зелёный «Фольксваген Жук» с белыми крыльями, надписью «POLIZEY» на дверях, мигалкой и рупором «матюгальника» на крыше. Ещё на двери «Жука» была эмблемка – что-то вроде золотистого солнышка с чёрным бундесдойчевским орёликом в центре. Вообще, насколько я помнил, вплоть до начала 1990-х, что на западе, что на востоке Германии, полицейские машины всегда были зелёно-белыми (исключение – в полиции некоторых земель и городов ФРГ были целиком зелёные автомобили), только в ГДР на них писали «VOLKSPOLIZEY».

По-моему, этот пост был самой обычной автоинспекцией – четверо полицейских в сероватых форменных плащах и фуражках с белыми чехлами, похоже, не обращали на проезжающие гражданские машины никакого внимания и вообще имели вид весьма растерянный. Видимо, им ещё не поступало никаких внятных приказов о том, что нужно делать и кого именно ловить, да и информации об обстановке тоже явно не было, хотя ядерный взрыв за горизонтом, в общем, трудно не заметить. За признаки начавшейся войны можно было считать разве что несуразные английские автоматы «Стэн» за плечами у двух бундесполицаев. Хотя вооружили их явно до того, как всё началось. Спрашивается, стоило ли пересаживаться с джипа на «Жук», если им всё настолько пофиг? А с другой стороны, какой смысл сожалеть о том, что давно сделано?

На улицах городка было тихо, что не удивительно для рассветных часов – прохожих нет, свет в домах не горит, жалюзи опущены, ставни закрыты. Хотя нет, стоп… За последующие несколько минут мимо или навстречу нам проехали штук пять легковых автомобилей и все они были заполнены, что называется, под завязку (в каждом сидели по пять-шесть человек, включая детей), а на их багажниках поверх кузовов трепыхались какие-то торопливо упакованные и увязанные тюки, узлы, чемоданы. И, как я успел понять, все эти тачки направлялись прямиком на запад. Все самые умные и предусмотрительные резко встали на лыжи, или у какой-то части западных немцев просто сработал инстинкт, затаившийся в подкорке с времён окончания прошлой войны?

Вообще, во все времена не очень понятно, плохо это или хорошо, когда какая-то часть населения начинает паниковать и убегать куда глаза глядят. Хотя, безусловно, главным отрицательным моментом было то, что все эти беглецы и беженцы теперь остановятся только у какого-нибудь ближайшего моря (то есть на берегу Атлантики или Адриатики) и одновременно наглухо забьют пробками из машин и тел все дороги на этом своём пути в никуда. Как бы не пришлось переходить на гусеничный или воздушный транспорт…

Далее мы проехали по одному из довольно старых мостов через пересекающий город не слишком широкий в этих местах Дунай или один из его притоков. Характерно, что никаких сирен раннего оповещения или воздушной тревоги пока слышно не было. Берегут сон своих сограждан, чтобы они тупо проснулись мёртвыми? Хотя… Было в конце 1980-х такое американское кино про ядерную войну – «На следующий день». Так там жена одного из главных героев, которая сладко спала в момент, когда на их славный Канзас-Сити упала русская ракета, оказалась явно счастливее своего мужа, быстро облысевшего от проникающей радиации профессора-медика, у которого от всего увиденного, после того как оная боеголовка свалилась, потом медленно, но непоправимо ехала, тихо шурша шифером, крыша…

Хотя нет, как и Штирлиц, я явно недооценил немецкую педантичность. В утреннем воздухе возник некий посторонний звук, а потом по набережной навстречу нам проехала ещё одна зелёно-белая полицейская машина, причём на сей раз это был более солидный, чем-то похожий на нашу «Волгу» ГАЗ-21, «Опель Капитан» P-2 с матюгальником на крыше. Как раз из этого матюгальника что-то вещали. Судя по шорохам и не самому хорошему качеству звука, это была заранее заготовленная запись с бобинного магнитофона – ровный и бесстрастный женский голос, часто употреблявший слова вроде «zivilistschutz» и «zivilvertei-digung». Прислушавшись, я напряг все свои скудные познания в немецком и сумел понять, что, похоже, местные власти в лице Министерства внутренних дел земли Бавария и 10-го округа гражданской обороны ихней «Бундесреспублики» просят граждан сохранять спокойствие и до особого распоряжения на улицы не выходить. Также я уловил обещание насчёт некоего «важного сообщения», которое вскоре будет передано по трансляции. Ага, двадцать второго июня, ровно в четыре часа, помним, как же… Только с момента, когда красиво полыхнуло над Мюнхеном, прошло уже часа три, а в стольном граде Бонне, похоже, ещё толком не определились, идёт война или нет. Всё как всегда. Конечно, в том случае, если Бонн всё ещё стоял на прежнем месте – как-то слабо верилось в то, что советский генштаб в данном случае ограничился одним Мюнхеном…

Петляя дальше по городу, мы увидели на одной из улиц длинную колонну лёгких танков М41 и грузовиков с чёрно-белыми бундесверовскими крестами, шедшую куда-то на восток. Так, начинается… Не знаю, как насчёт мегатонного заряда, но повод для банального авианалёта на этот самый Нойбург уже появился…

– Ну и где наши красавцы? – спросил я плотно занятую управлением «Жуком» Кэтрин. – Не потеряем мы их?

Здесь я понял, что вопрос неожиданно получился прямо-таки в стиле диалога Жеглова с Копытиным. Ага, а дальше будет: «ничего мы их не потеряем», «у «Студера» мотор втрое» и, наконец, «стреляй, Глеб Егорыч, уйдут»…

– Не потеряем, – отмахнулась напарница (почти попала, хотя она этот отечественный сериал и не видела). – По всем признакам они сейчас находятся в каком-то здании и никуда не двигаются. Это где-то на северо-западе города. И, cудя по всему, это здешняя больница «Klinik Sant Elisabeth Noiburg in der Donau». Других медицинских учреждений там нет. Так что не уйдут.

– И какой у нас план? Зайдём туда с ксивами какой-нибудь местной силовой структуры и попытаемся их арестовать?

– Угадали, командир. В нашем случае это самый быстрый способ, хотя и не дающий никаких гарантий…

– Это почему?

– Потому что те, кто нам нужен, почти наверняка попытаются сбежать, начнут отстреливаться и вообще поднимут большой шум. Но выбора у нас сейчас нет. Война уже началась, до границы с Восточной Германией здесь чуть более двухсот километров, а до границы с Чехословакией – сто с небольшим.

– То есть ты хочешь сказать…

– Именно. В ближайшие пару часов может случиться что угодно. Сюда подойдут танки Организации Варшавского договора или в лучшем случае проходящие через город войска НАТО начнёт бомбить авиация противника, – сказала моя напарница и уже более по-деловому прибавила: – Оружие проверьте.

Я проверил свою «беретту» – всё было в порядке и заряжено.

Кэтрин молча сунула мне запасную обойму, а спустя минуту – ещё и тёмно-зелёное удостоверение личности с уже привычным чёрным, выглядевшим каким-то ощипанным, бундесдойчевским орлом на обложке. Фото в документе было моё. Оказывается, теперь меня звали Михаэль Функе и, если верить удостоверению, я был сотрудником ASBw (если полно – «Amt fur Sicherheit der Bundeswehr»), то есть военной контрразведки бундесвера, а если точнее – её мюнхенского подразделения MAD-Stelle 61. Была у бундесдойчей такая почтенная организация (кстати, почему была, она и в следующем веке есть, только они её, как обычно, зареформировали по самое не могу), которой в эти годы руководил бригадный генерал Йозеф Шельмар, один из людей Гелена, очень милый персонаж из числа тех, по кому в 1945-м явно плакала верёвка – за войну с Россией на Восточном фронте сей военачальник имел Айронкрейц, да и за борьбу с партизанами на Балканах он тоже удостоился пары каких-то цацок. Кстати, подписано моё удостоверение было именно им. Ну да ладно, конечно, не Джеймс Бонд, но и ASBw это в нашем случае больше, чем ничего…

– Только когда зайдём, лучше молчите, командир. Говорить буду я, – «проинструктировала» меня напарница. И очень вовремя, поскольку за ветровым стеклом «Жука» как раз появилось построенное явно не позднее начала XX века серо-корчневое четырёхэтажное здание в виде угловатой подковы, с узкими окнами. Главный вход в него, похоже, был с торца, на вывеске над крыльцом я увидел красный крест и буквы «Klinik Sant Elisabeth Noiburg in der Donau». Правее над входом слегка подсвечивалась более крупная надпись: «Notaufnachme» (приёмный покой то есть).

Стало быть, приехали мы куда нужно.

Остановив машину, моя напарница начала осматриваться. В середине «подковы» больничного здания был второй вход, возле которого стояли две белые «Скорые помощи» – угловатый фургончик в стиле Второй мировой и более современный фольксвагеновский микроавтобус. У крыльца приёмного покоя вытянулась в ряд парковка, состоявшая явно из машин сотрудников клиники. Здесь было полтора десятка машин, в основном малолитражные «Изетты» и «Жуки», на фоне которых выделялся чёрный «Опель» выпуска явно 1940-х годов и стоявший с самого края, отливавший серебристым металликом полуспортивный «Мерседес-Бенц 300SL» – такая обтекаемая, весьма элегантная штуковина, «фишкой» которой были поднимавшиеся вверх двери. Если кто не помнит – именно такой (чуть ли не единственный тогда в СССР экземпляр) засветился в детективе «Мёртвый сезон», про похождения героического полковника Ладейникова (он же Донатас Банионис) в какой-то мифической стране НАТО вроде Дании.

Подумав с минуту, Кэтрин поставила наш «Жучок» рядом с блестящим «мерином» и заглушила двигатель. Ни одного полицейского или военного у входа или поблизости от клиники не наблюдалось, что, на мой взгляд, было странно. По идее, при появлении этих раненых «американских вояк» здешние дисциплинированные медики должны были вызвать каких-нибудь представителей «органов», без разницы от кого – местных властей или оккупационной заокеанской армии. Да и вообще, на крыльце и у машин не было ни одного человека. Слишком раннее утро?

Никакой беготни и паники тоже пока не чувствовалось, хотя что-то подсказывало мне, что это весьма обманчивое ощущение. Похоже, мы приехали сюда в тот редкий момент, когда война уже идёт, а сплошной поток раненых и покалеченных ещё не потёк в больницы и госпитали. И, судя по всему, парочка наших «клиентов» сегодня оказалась в числе первых. Весьма незавидное и где-то даже трагическое «первенство». Если всё идёт так, как идёт, здешние больницы захлебнутся в этом мутном потоке через считаные часы…

С одной стороны, всё это было хорошо (тишина нам на руку), а с другой – плохо (поскольку в любой момент мог начать прибывать транспорт с ранеными).

– Жизненные показатели одного из наших подопечных закритические, – прервала мои мысли напарница, пряча «беретту» с глушителем в правый боковой карман своего плаща.

– Прямо помирает?

– С вероятностью восемьдесят пять – восемьдесят семь процентов. Спрячьте ваш пистолет, командир. И без надобности не доставайте.

С этими словами она вылезла на свежий воздух. Я засунул длинный и неудобный из-за глушителя ствол во внутренний карман куртки (он там еле-еле поместился), рассовал по другим карманам запасную обойму и удостоверение. Потом, застегнув куртку, заглянул на заднее сиденье и достал из сумки с трофейным боезапасом две американские гранаты М26 – по форме вроде нашей «лимонки», но с гладкими, а не ребристыми корпусами. При этом мне пришло в голову, что вообще со стороны это должно выглядеть более чем подозрительно – вполне обывательского вида «Фольксваген» (кстати говоря, честно угнанный на большой дороге), на заднем сиденье которого среди чемоданов свалены ещё и туго набитые армейские подсумки с гарандовским карабином в придачу. Любой полицейский, заглянув через стекло, тут же поднимет тревогу. Слава богу, полицейских вокруг не было. Во всяком случае – пока…

Воровато сунув гранаты в боковые карманы куртки (зачем я их в этот момент вообще прихватил, сам не мог понять – чисто инстинктивно, сработало что-то вроде фронтовой привычки, мало ли), я выбрался из машины. Видела Кэтрин мои манипуляции или нет – не знаю. Во всяком случае, она ничего по этому поводу не сказала.

Далее мы, напустив на себя максимально деловой вид, поднялись по ступенькам и вошли в приёмный покой сквозь широкую стеклянную дверь. Подозреваю, что мы выглядели довольно странной парочкой – молодая, весьма модно одетая женщина и как попало прикинутый рослый мужик в мятых шмотках, со слишком туго набитыми карманами…

А вот внутри клиники некие признаки паники, кажется, присутствовали. Освещение горело явно вполнакала и в конце коридора первого этажа было видно каких-то бегающих людей в белом. Некоторые из них тащили картонные коробки и что-то кричали друг другу. Что именно они орали – разобрать я не смог, как ни пытался…

За высокой стойкой обвешанного жизнерадостной рекламой каких-то лекарств концерна «Байер» приёмного покоя нас встретила довольно страшненькая, хотя и вполне себе молодая (на вид лет двадцать пять, не больше) медсестра или санитарка в синем форменном платье с длинными рукавами, дополненном накрахмаленными белыми передником и косынкой. Взгляд у медсестры был испуганно-потерянный, и она всё время косилась то на два стоящих перед ней на стойке телефонных аппарата (явно городской и внутренний), то в тот самый коридор, куда-то себе за спину.

– Was wollt ihr? – спросила эта фрау.

Моя напарница выпростала из кармана удостоверение и сунула его прямо под острый, буратиноподобный нос медсестре. Одновременно достал и раскрыл свой документ я.

– Незадолго до нас сюда должны были приехать два человека в американской военной форме, – разъяснила Кэтрин что же именно нам угодно (если я всё верно уловил из её германской мовы), и уточнила: – Оба с пулевыми ранениями. Нам сообщили, что они направились куда-то в эту сторону. Так где они?

Такой вопрос в сочетании с удостоверениями армейской контрразведки заставил медсестру заметно стушеваться. Однако она быстро пришла в себя, шумно выдохнула, повернулась в сторону коридора и позвала какого-то «герра Хирншлегера». Через минуту там открылась одна из дверей и указанный «херр» (судя по белому халату и стетоскопу на шее – явно дежурный врач), тощий очкарик лет сорока, чьи умело постриженные жидкие волосы, узкие брюки, остроносые туфли и сорочка из ацетатного шёлка с ярким узким галстуком в вырезе докторского халата явно намекали на какую-то последнюю моду.

Мы снова предъявили аусвайсы ASBw, и Кэтрин повторила свой вопрос.

– Да, они приехали меньше часа назад, – ответил модный герр с явным удивлением. – Сейчас они должны быть в смотровой, на втором этаже. Одного уже могли отвезти в операционную…

– Проводите нас, – потребовала моя напарница тоном, не терпящим возражений. – А остальных прошу оставаться на местах! И без паники! Это коммунисты, вражеские агенты с востока, и они вооружены! Никому ничего не предпринимать, пока мы не вернёмся или пока вы не услышите стрельбу!

– При всём желании это невозможно, – пролепетала заметно испугавшаяся последней фразы медсестра. – Городской телефон почему-то не работает…

Ага, значит, всё действительно началось всерьёз…

– Folgen sie mir, bitte! – пригласил нас герр Хирншлегер.

Спрятав удостоверения, мы последовали за ним через коридор к лестнице на второй этаж. Лифт в клинике был, но, такое впечатление, что не работал. Внутренняя отделка больницы была вполне в стиле соответствующего десятилетия (лампы дневного света, металлические и пластиковые элементы декора), из-за чего внутри клиника выглядела явно современнее, чем снаружи. На площадке первого этажа даже стояло на подставке нечто вроде абстрактной скульптуры, более всего напоминавшей обрезки различных геометрических фигур, по прихоти автора хаотически слепленные между собой – ещё одна дань моде.

А вот персонала в клинике было как-то не особо много – на первом этаже суетились с папками и коробками несколько санитаров (на докторов они явно не тянули – слишком простецкая внешность) и медсестёр, а на верхних этажах было и вовсе тихо.

– Вы не знаете, что вообще происходит? – поинтересовался сопровождавший нас медик у моей напарницы, когда мы начали подниматься на второй этаж.

– Был ядерный взрыв в районе Мюнхена, – сказала она в ответ и уточнила, явно стараясь не ляпнуть лишнего. – Несколько часов назад во всех воинских частях НАТО объявлена боевая тревога. Судя по всему, ночью действительно началась широкомасштабная война с восточным блоком. Из-за перебоев со связью свежей информации у нас не больше чем у вас. Тем более что мы с напарником уже второй день на задании, ловим шпионов. Но имейте в виду, что это строго секретно!