Чтобы ботинком наступить
на почву, а не кал.
Глазами шаря в целине,
В кромешно-серой мгле,
Как в перископе – видит всё,
здесь будто в полусне:
Зевают птицы на ветвях,
Ползут улитки-белки,
И даже мухи к паукам
пришли на посиделки.
Разлился в воздухе кисель,
Пристала к Ване дурь,
На голову тяжёлая
– насела вялохмурь,
Броня – сковала руки,
А ноги – чугуном,
Он за пенёк споткнулся там,
и грохнулся бревном.
Пришлось себя за место,
Больное ущипнуть.
И заорал так громко,
что сам оглох чучуть:
– Эй, гномовеликаны!
Хоть чёрт вас упакуй!
На кой припёрся Ваня к вам,
в ваш сказочный кукуй!?
Есть кто-нибудь, кто может,
Сортир мне показать?
Где здесь у вас приёмная?
– Хотелось бы узнать!
Едва лишь завершил он
Свой позитивный крик,
Глядь, на его пути —
проход в лесу возник.
Поляна стала перед ним,
Наполненная светом.
Прищурился. Рукой, второй,
Прикрыл глаза при этом.
Вдох-выдох, отпустил он
Ладони от лица.
И видит – две дороги,
в различных два конца.
Одна из них – в асфальте,
С бордюром по бокам.
И с кирпичами битыми другая,
вся в колдобинах с крапивой пополам.
– Понятно, – сделал вывод,
Иван на ихний счёт
– Знать, первая – к Добру ведёт,
а Зло «крапивой жгёт».