– Вы настолько опасаетесь за свою жизнь даже здесь, сеньор Бельмонте?
– Донья, мне приходилось жить в очень опасных местах. Таких, что если там к вам сзади подходили так, как вы сейчас ко мне, – то надо стрелять не задумываясь, если хотите остаться в живых.
– И из того, что вы сейчас разговариваете со мной, можно сделать вывод, что вы стреляли и убивали. Наш сосед, благородный дон Кордеро, сказал, что у вас глаза убийцы – и удивился, как я могу вообще оставаться в одном доме с «этим матерым головорезом – наверное, для него убить ближнего столь же легко, как закурить сигару». Однако я не чувствую от вас ни малейшей угрозы, ни для себя, ни для своих детей, напротив, мне кажется, что самое безопасное место в мире – за вашей спиной. А мой мальчик Эрнесто всерьез утверждает, что Индиану Джонса в знаменитом русском кино придумали на основе ваших приключений. И знаете, я ему верю.
– Эрнесто очень способный ученик. Хватает мои уроки буквально на лету. Надеюсь, ему это пригодится в жизни.
– Сеньор Бельмонте, вы, наверное, уже заметили, что Аргентина не Европа. В том смысле, что если там женщине положено молчать и ждать, пока благородный рыцарь сам обратит на нее внимание, у нас даме не считается зазорным проявить инициативу. Вы, конечно, знаете, как я выходила замуж – и общество здесь немного поворчало, но приняло как должное. А будь я британской леди – то погубила бы свою репутацию навек. Я смотрела, как вы беседуете, играете с Эрнесто и Роберто – учите их всему, со старанием и любовью.
– Они уже не мальчики, донья. И если находят мое общество интересным и полезным…
– А вы разве не видите, что они более чем прохладно относятся к обществу родного отца? Впрочем, они и прежде не называли его «папа», я такого не вспомню, ну разве что очень давно. И для меня они всегда будут «мои мальчики», даже когда доживут до седых волос. Но это будет еще нескоро, а пока… Сеньор Бельмонте, вы считаете, что я уже слишком стара? Мне всего сорок два года – и все говорят, что я выгляжу моложе. А вы, сеньор, если сбреете эту бороду… Мне кажется, она вас сильно старит!
– Донья, вы совершенно не знаете, кто я.
– Моего мужа, прежде чем мы пошли под венец, я знала меньшее время, чем вас. И тогда я была наивной дурочкой, даже не достигшей совершеннолетия, – а сейчас у меня есть кое-какой жизненный опыт. И я не вижу рядом никого, кто стал бы лучшим отцом для моих детей. Вы, несомненно, аристократ, дон Педро Бельмонте, – хотя я не знаю, настоящее ли это имя, однако ваши манеры, а еще больше ваше умение управлять людьми и ситуацией показывают истинно благородного человека. Вероятно, вы не испанец – ваш язык безупречен, но слишком правилен, я, конечно, не профессор фонетики, но отличу по произношению кастильца от андалузца, а тем более уроженца Нового Света. Но не буду настаивать – по-испански говорят сотни миллионов людей в десятках стран, от Филиппин до Сахары, и возможно, я с каким-то диалектом не знакома. Вы воевали и убивали – но разве может кабальеро остаться в стороне от всемирной битвы света с тьмой, какой была последняя Великая война? У вас есть враги, жаждущие вашей крови, раз вы даже здесь не расстаетесь с оружием, привезли с собой целый отряд головорезов и тут тоже пытаетесь обучить военному делу товарищей моего Эрнесто – что ж, у человека чести не могут быть одни лишь друзья. Наконец, у вас нет жены, по вашему же признанию, и, уж простите, вы не импотент и не содомит – полагаете, я не знаю про Глорию и Хуану? Что ж, для кабальеро, не принимавшего обет монашества, связь со служанками вполне допустима. Так что вы скажете?
– Ваш муж, донья Селия. И я напомню вам, что в этой стране нет разводов.
– Вам сказать, сколько лет – не дней, не недель, даже не месяцев! – мы не уединялись в спальне? Когда-то я его очень любила, даже была без ума. Но это давно прошло. Сейчас мы чужие люди, связанные лишь записью на бумаге. Даже живем не вместе – он предпочитает Буэнос-Айрес, где у него роскошная квартира и наверняка громадная кровать, успевшая познать десятки любовниц. А я даже не ревную – он мне абсолютно безразличен. И я совершенно не верю, что он решится вызвать вас на дуэль, – и еще меньше верю, что вы этого боитесь. Да, у нас нет разводов – но знаете, как издавна решали эту проблему истинные кабальеро, ведь ситуации, подобные нашей, возникали много раз? Сталью или свинцом – и как Господь рассудит. Но мой муж не решится – даже если вы прилюдно плюнете ему в лицо.
– Я не о том, донья Селия. Если в Аргентине не существует разводов, то как вы представляете свой брак с кем-то еще? Тем более я не желаю убивать сеньора Эрнесто – как бы к такому отнеслись ваши дети?
– Сначала ответьте мне на один вопрос, сеньор Бельмонте. Я не спрошу вас, из какой вы страны и какое ваше настоящее имя. Но есть ли где-то женщина, которая сейчас вас ждет? Ответьте честно.
– Никого нет. Кроме огромных скелетов в шкафу. Так что, донья, вы даже представить не можете, с кем и чем связались.
– А мне плевать, дон Педро Бельмонте! Я ведь предлагаю вам пока что де-факто, раз де-юре закрыто. Ну а что будет дальше – посмотрим. В мире ведь есть и другие страны, кроме Аргентины?
Ретроспектива
Аргентина, Плантация Матавердес, 14 ноября 1950-го
– Сеньор Бельмонте, вы оскор… соблазнили мою жену!
– Ну и?
– Сеньор Бельмонте!
– Что вы орете, сеньор Гевара, – давайте, оскорбите меня! Так положено по ритуалу – после я должен вызвать вас на дуэль, в этой стране такое дозволено. И скорее всего, я вас убью – а после мне предстоит тяжелое объяснение с вашим сыном. Я уже немолод, и мне очень хотелось, чтобы мои знания и опыт не пропали, а перешли к достойному наследнику, коль у меня своих детей нет. Это и есть мой истинный интерес – а не в деньгах, которые с собой на небо не возьмешь.
– Сеньор Бельмонте! Я, как джентльмен, могу простить ваш поступок, приняв достойную компенсацию.
– Что я слышу, сеньор Гевара! Истинный кабальеро, потомок конкистадоров – торгует честью своей жены.
– Сеньор Бельмонте, я требую… Тысяча чертей, жизнь в Буэнос-Айресе недешева!
– Меньше надо тратить на шлюх. Или мне у доньи Селии попросить, чтобы она дозволила мне защитить ее честь?
– Я мужчина! Мне можно.
– И сколько?
– Тысяча американских долларов. Можно в песо, по обычному курсу, пятнадцать к одному. В столице, знаете, не то что здесь, в Кордове. Цены на лучшие услуги и удовольствия – в настоящей валюте, а не пероновских бумажках.
– Что-то наш разговор перестает мне нравиться, сеньор Эрнесто. Жду вашего оскорбления.
– У вас будут проблемы, сеньор Бельмонте! Вам это с рук не сойдет!
– Сеньор Эрнесто, вы знаете, сколько и каких проблем мне приходилось решать за свою жизнь? А вот у вас, очень может быть, никаких проблем уже не будет никогда.
– В таком случае, сеньор Бельмонте, завтра все светское общество в Буэнос-Айресе узнает, как бесчестно вы поступили с доньей Селией. А также кто истинный владелец плантации Матавердес. Ведь если вы скрываете этот факт, значит, он для вас важен? Выдаете себя за владельца всего лишь доли собственности.
– Сеньор Эрнесто, законность нашей сделки по продаже плантации не сможет оспорить даже Верховный Суд этой страны. А что до моей роли – раскрытие ее будет для меня мелким неудобством, а вот для вас… Вам так хочется разгласить, что у вас в кармане нет абсолютно ничего, кроме долгов? И после найдутся глупцы, кто даст вам в кредит хоть песо? А уж как будет смеяться столичное общество над жалобами бедного мужа, который не в силах сам восстановить справедливость! Хотите стать всеобщим посмешищем и неудачником – давайте! Я посмотрю и посмеюсь вместе со всеми.
– Сеньор Бельмонте, это просто не по-христиански! Морить голодом несчастного отца ваших любимых учеников.
– Могу предложить вам переселиться сюда, в свое родовое имение. Жилье и стол гарантирую.
– После Буэнос-Айреса? Я тут от скуки помру. Сеньор Бельмонте, а если… Если я вам нужен как формальный владелец плантации, для представительских целей, то отчего я должен выполнять эту функцию бесплатно?
– Ну, если на то пошло, ваше право проживать в этом доме – которым вы не желаете воспользоваться, но тем не менее оно есть! – тоже что-то стоит? Как и то, что вы называете себе совладельцем плантации Матавердес, не имея на это права, – и я молчу. Но так и быть – я готов платить вам жалованье управляющего. И ни песо больше!
– А, согласен! При условии, что первый платеж прямо сейчас – и лучше наличными, а не чеком… О, благодарю – вы истинно благородный кабальеро, дон Педро! С вашего позволения, я возвращаюсь в Буэнос-Айрес!
– Не желаете пообщаться с женой, с детьми?
– С радостью – но в столице меня ждут неотложные дела.
Эрнесто Гевара-младший (будущий Че). Лето 1955 года
– Ты палубу протереть не бойся, она стальная – ну а швабру износишь, новую выдадут. Работай давай!
Руки натерлись уже до кровавых мозолей. Занятие совсем не для сына плантатора? Но дон Педро сказал:
– Ты запомни: любое геройское дело на девять десятых состоит не из подвига, а из рутины. И если на ней спасуешь – к «моменту истины» просто не подойдешь. Даже если тебе предстоит командовать, а не делать самому, – иметь представление ты обязан. Чтобы после не отдавать дурацких приказов вроде «до обеда вычерпать ведрами это море, а до заката построить через него мост». Так что отставить разговоры – считай это тоже за урок!
Пароход «Принцесса Иоланта» плыл на север, в Европу, неся в трюме несколько тысяч тонн замороженной аргентинской говядины и всего сотню тонн высушенного чая матэ. Эрнесто знал, что моряки говорят: «Мы ходим, ну а плавает лишь известная субстанция», – но сам он себя моряком совершенно не считал, после того как обнаружил еще с первого дня, что жестоко страдает от морской болезни. А ведь там, сразу после выхода из Буэнос-Айреса, был даже не шторм, а небольшое волнение – дальше, слава богу, путь пролегал через «конские широты», при отличной погоде и ярком солнце. С удивлением Эрнесто узнал, что еще в прошлом веке эти места считались большим проклятьем моряков, чем «ревущие сороковые» южнее. Поскольку в штиль парусные суда могли застрять надолго, тратя провизию и пресную воду, – и первыми жертвами исчерпания корабельных запасов обычно становились перевозимые лошади, ну а после случалось, что и люди. То есть штиль может быть столь же смертелен, как буря.
– Ты работай! Верно Маркс говорил – новая ценность создается лишь трудом. И если какая нация решает, что работать должны лишь негры – то нации конец, через сколько-то поколений. А вот у британцев – колоний с плантациями и рудниками больше всех, но и сами англичане трудиться не разучились. И в самой Африке какая страна самая развитая – Южно-Африканский Союз, где не «негры работают – белые правят», а есть и такие белые люди, кто не брезгуют трудом.
Эрнесто успел уже трижды проклясть свое желание получить опыт практического марксизма – то есть эксплуатации труда капиталом. При том что работа палубного матроса в хорошую погоду считалась самой легкой – «а попробовал бы ты в кочегарке, при шестидесяти градусах по Цельсию, уголек в топку кидать, по десять кило на лопате. Да еще периодически ломом уголь по решетке рассыпать, шлак отбивать, наружу выгребать и за борт выгружать – а к котлам таскать из угольных ям». Но «Принцесса Иоланта» была новым пароходом американской военной постройки, с котлами на нефти – и основной работой палубного матроса было поддерживать чистоту, убирать и иногда еще и красить. Да и терпеть осталось всего пару недель. А не как герою известного романа Джека Лондона – да и капитан, синьор Гальярди, на Волка Ларсена был не похож. И он, дон Эрнесто Гевара, – не тот книжный слабак Хэмп Ван-Вейден, все же уроки дона Педро явно пошли впрок! Может, даже стоит попробовать обратно на этом же судне, а не пассажиром на трансатлантике? Чтобы был повод гордиться собой – «я сделал это».
– Еще это может тебе помочь, если застрянешь в чужом порту без гроша, а возможно, даже без документов. Попроситься палубным матросом или кочегаром – этой публики в экипажах всегда не хватает – на попутное торговое судно. Тут, правда, надо смотреть, чтобы не попался «корабль смерти», как у Бруно Травена, – с такого трудно будет сбежать. Конечно, на «Куин Мэри» тебя никто не возьмет – а на каботажный трамп запросто.
На мачте «Иоланты» развевался итальянский флаг. Но портом назначения была испанская Барселона. Поскольку получателями груза, как узнал Эрнесто, были не только испанские, но и итальянские контрагенты, – так что возможно, после еще зайдем в Неаполь. В коммунистическую Италию – интересно, как люди живут в стране, где победила идея Маркса о справедливом распределении продуктов труда?
– Жить стало намного лучше. Муссолини хоть и говорил о «всеобщем равенстве», но богатели при нем прежде всего богатые синьоры, фабриканты и банкиры. Сейчас у нас есть заводы в государственной, то есть народной собственности. Есть «колхозы», то есть все, кто трудится там, от директора до подсобника, – акционеры. И есть еще частники – но это, во-первых, самая мелочь, а во-вторых, они вынуждены платить своим работникам достойную плату, иначе кто же к ним пойдет работать? Ну и, конечно, есть бесплатные школы, лечение, пенсии. И у советских товарищей так же.