День ВМФ

– По идее, командир соединения, хм – банка сгущенки больше не интересовала Сашу.

Пятый звонок.

– Командующий базой? – из-за угла предположил Саша, вопросительно глядя на Азамата.

Прозвучал шестой подряд звонок.

– По-моему сейчас тот, кто нажимает звонок получит…

Но договорить Саша не успел, хотя было понятно, что он имел ввиду. В наш кубрик бодро вошли несколько офицеров, высоких и объёмных. Они заполнили собой всё место и я оказался оттеснён к дальней стене. Моя тельняшка вплотную прижималась к спине капитана 1 ранга. Все вошедшие были капитаны 1 ранга. Кроме одного. Во главе процессии стоял вице-адмирал. Уж в воинских званиях я разбирался. Он смотрел на лежащих полуголых Азамата и Сашу. Затем отдёрнул шторы коек, где лежали Серёга и Саня и потряс последнего за плечо. Оба они сели в немой паузе. Я почувствовал как адмирал набирает в грудь воздуха чтобы извергнуть какой-то крик, проклятия или стоэтажный мат. Что-то родилось в эту секунду в его голове, ему не доставало только воздуха сообщить нам ЭТО.

– Ты кто? – шёпотом через плечо спросил меня ближайший капитан 1 ранга.

– Студент на практике, – тихо ответил я.

– Скройся отсюда, студент, – дал мне дельный совет офицер.

И я скрылся. Я вытек между спрашивавшим и стеной, и побежал по удивительно пустому коридору в ту каюту, где мы начинали наши будни. Где-то за спиной раздавался оглушительный рёв адмирала, который негодовал как Отелло. Возможно тряслись стены от его крика, но скорее всего меня бил лёгкий тремор. Каюта оказалась открыта. Я зашёл и закрыл за собой очень тихо. Внутри к моему немалому удивлению сидели двое моих сокурсников в форме с другого корабля. По их виду я понял, что они в курсе обхода адмирала. Шёпотом они рассказали, что их выгнали с корабля и подсказали укрыться здесь до вечера. Мы сидели в полной тишине и не включили свет. Корабль не дышал. Мы слышали приближение шагов процессии, они грохотали по металлу как подкованные носороги. Они открывали все двери подряд и каждый раз кто-то звонко сообщал о содержании каюты, кто в ней живёт. Было страшновато. «Каюта 4. Капитан 3 ранга Журавель. В отпуске». «Каюта 5. Старший лейтенант Свиридов, БЧ-2». Следующая наша… «Каюта 6. Дверь не работает, объединена с предыдущей каютой». Ручка на двери не шелохнулась, как и мы внутри. «Каюта 7. Капитан-лейтенант Семёнов. БЧ-5». После восьмого номера мы начали дышать. Как я узнал позже Сергей остаток обхода скрывался в изоляторе. Нам наконец-то открыли и истинную суть Адмиральского часа. Оказалось, что эти часы даются на приборку помещения и другую обязательную работу. Руководит дежурный по кубрику, расписание висит на двери изнутри. Дневной сон, еда, музыка и прочее, чем мы занимались в Адмиральский час строго запрещены. В тот день дежурным по кубрику был Саша. С этого дня всё у него не заладилось. Он стал раньше приходить с вечерней прогулки с девушкой. Постоянно был дёрганный, сгущёнку не ел и с кухни ничего под кровать не приносил. Мне показалось, что он перестал надувать щёки во время бритья. Азамат начал раздражать его своим теребением мешочка на верёвочке. Дошло до того, что Саша предложил Сане поменяться местами. Почему не нам с Серёгой предложил? Мы по-прежнему были чужими в кубрике, временными. Нас словно и не было вовсе. Нас не коснулся даже разбор адмиральского визита. Что взять со студентов-медиков? Вечер после обхода адмирала мы с Сергеем были звёздами в барах Балтийска. История разошлась на ура и обрастала деталями, нюансами. И сколько бы мой сокурсник не вздыхал «Эхе-хе», делал он это сегодня с улыбкой человека, избежавшего неприятностей, но побывавшего в приключениях. Меня же несло снова и снова пересказывать события в лицах, и каждый встреченный студент с большим удовольствием слушал. Им нечего было рассказать. В основном друзья, включая Стаса и Аркадия убивали время до вечера без всякой амбулатории, адмиралов и противогазов, играли в карты, стирали, а потом шли в город, звонить на почту. На некоторых кораблях досуг разбавляли курсанты из Петербурга. Они были химиками и всю свою курсантскую жизнь были на подобных практиках. У них имелись свои приколы, вроде воровства подушек или хождения на руках с зубной щеткой во рту, но в целом они также бездельничали. Никто не передавал им опыт и не требовал выполнения задач. Их кураторов также не было в радиусе видимости, как и наших. Вот только форма у курсантов-химиков была прекрасная, новая, со всякими лычками-петличками и приятно отличалась не только от наших б/у роб, но даже от мичманских мундиров. У них было несколько комплектов на разный случай и спортивная форма. Курсанты походили на киношных матросов из старых советских фильмов. Они тоже ходили в бары вечером в гражданском, но нас игнорировали. За несколько лет практик у них сложились свои традиции и компании. Перед выходом в город через КПП мы с Сергеем стали заходить по пути на другие корабли, собирать нашу команду. Например, свободно проходили на десантные корабли «Калининград» и «Королёв», что были как раз на линии «Неукротимый» – КПП. На этих, довольно больших судах не была ни автоматчика, ни движения людей. Мы проходили до кубрика наших и ждали пока те соберутся. Коридоры и каюты больших десантных были не в пример комфортнее, потолки выше, никаких овальных толстых дверей и стрёмных выступов. Теперь стало понятно, что имел ввиду пьяный встречающий капитан медслужбы, когда говорил, что это «польский проект» и он «для людей». Даже иллюминаторы казались больше и открывались проще. А уж качество туалетов было просто гостиничным. Так мы собирались и выходили, все в одном и том же ежедневно, поскольку стараниями наших полковников никто не взял особенно много белья или запасную обувь. У меня была всего одна рубашка и джинсы. Некоторые студенты вынуждены были даже что-то покупать взамен порванного. Ходили слухи, что студенты с катеров попадали в драки с местными и мы стали внимательнее во время наших громких посиделок в безымянных летних кабаках. Ребята с катеров приходили на улицу Ленина редко, им было далеко от другой бухты. Их рассказы не впечатляли. Кроме полной скуки и дальней дороги, их ещё замучили поручениями вроде вязки веников для бани. Когда студенты-медики взбунтовались, веники отменили, но посадили рисовать плакаты про санитарию и гигиену. В последний раз, когда мы сидели в «Пиллау», они и вовсе шли из библиотеки госпиталя, где брали книгу про грипп для новой стенгазеты. Из этого я усвоил то, что госпиталь, в который «мы идём» проходя через КПП действительно существует. Пожалуй, в следующий раз скажу, что иду по поручению в библиотеку или ассистировать на операции.

Время, что мы проводили в кубрике во время Адмиральского часа никак не изменилось после обхода. Никого ничему это не научило. Все также сидели с ногами на койках и страдали ерундой, слушали русский рок, наезжали на Азамата, который в отличие от всех ну абсолютно совершенно ежедневно ничего не делал. «Я делал приборку в БЧ сегодня», – огрызался он. Отчего-то я решил на второй неделе, что он бурят. Просто так. «Полчаса ты там был, ладно, сиди, тереби своё сокровище», – говорил Саша. И бурят сидел как новоиспечённый Будда и теребил. В отместку за подколы, Азамат мог наехать и на Сашу: «А сегодня хлеб был криво нарезан». Или так: «А сегодня суп был водяной». Выходило это не обидно, а как-то смешно. У бурята вдруг обнаружился незнакомый акцент. Раньше он столько не говорил, вот и акцента будто не было. Саша грустил. Один вечер он пропустил ходку в город. Ни с того, ни с сего, он ушёл на камбуз и вернулся с полной спортивной сумкой консервов. Так много он никогда не воровал. Необычно было и то, что он не поделился ни с кем, не сортируя и не рассматривая этикетки просто задвинул ногой под кровать. Определённо он перестал надувать щёки во время бритья. Он вообще не брился. Ночь прошла в тихих разговорах Саши и Азамата. Мне мешало это спать, но я не встревал. Просто лежал с закрытыми глазами и вспоминал разных людей в Смоленске. Сколько у меня будет историй для них. Вдруг я проснулся, почти вскочил. В кубрике была полная темнота, дверь в коридор закрыта и дежурный свет не проникал даже через щели у пола. Я понял, что уснул всё же и что-то меня среди ночи разбудило. Пытался припомнить последнюю секунду сна и с ужасом понял, что нечто пробежало по моему лицу. От этого и вскочил. Я привстал, ещё надеясь, что это какой-то тупой розыгрыш, ребята чем-то провели по мне уснувшему. Страшно было ощупывать подушку или стену. Но за углом храпел Азамат, Сани не было, за шторкой беззвучно видел сны Сергей. Саша тоже лежал у себя, но вдруг чиркнул зажигалкой и в темноте появилось его худое небритое лицо. Он смотрел на меня сквозь пламя, что казалось факелом в руке в условиях полной темноты. Курение, как и зажигалка были полным табу во внутренних помещениях. Саша не гасил пламя и смотрел на меня. «Это крыса была», – сказал он негромко, – «Бывает такое. Я завтра увольняюсь». Он перестал поддерживать пламя и мы снова оказались в темноте. Саша перевернулся на бок и больше ничего не говорил. Через несколько минут, пошарив предварительно руками вокруг, положив под койку том боевой фантастики, так чтобы можно было сразу схватить и ударить крысу, я тоже лёг и попытался уснуть. Утром Саша незаметно ушёл. С нами он не простился. За ним заходило несколько человек, матросы и мичманы, заглядывал фельдшер, но его уже не было. Говорили, что замком-таки добрался до него, много ругались. Из обрывков разговоров я понял, что его выгнали или уволили, или как там это называется у таких военных. Расторгли контракт. Поводом послужил обход в Адмиральский час. Но ряд комментариев входивших незнакомых, намекал, что было за что. Так нас осталось четверо. Хотя Саня с его режимом день-ночь наоборот не считался. Мы с Сергеем стали составлять большинство. Решили навязывать свои микро порядки в кубрике. Начал я с того, что закрывал дверь в коридор напротив которой жил. Азамат не возражал.

Исчезновение Саши имело для нас весьма заметные последствия. О нашем существовании вспомнил тот самый замком. Валера, убегая куда-то с чемоданом рассказал, что он спрашивал про нас и скоро вызовет, даст работу. Начмед намекнул, что можно прикинуться дураками и завалить первое же задание чтобы второго уже не было. Замкома звали Василий Олегович, Валера полагал, что если мы станем к нему обращаться не по званию, а по имени отчеству, то он сразу примет нас за дураков и всё будет хоккей. Отныне проходя на завтрак, обед и ужин мы с Сергеем были как мыши в коридорах. Путь проходил мимо двери в каюту замкома и она так же была всегда открыта. Я видел его постоянно. Он то указывал железной палкой матросам на грязь между швов стальных листов, то орал на красящих борт в иллюминатор, то просил пригласить кого-то к нему по громкой связи. Наше свидание с этой новой угрозой времяпрепровождению было неминуемо. Обратный отчёт пошёл. Сергей в секунды тихого нашего прохода мимо двери замкома умудрился успеть сказать «Эхе-хе», чем невероятно меня взбесил. Я высказал ему всё, что думаю в столовой и не на шутку разозлился. Сокурсник не был моим другом, обстоятельства свели нас. Теперь же я чувствовал, что он помеха моей практике и подведёт меня в случае кризиса. Мы долго перефыркивались и даже не пошли вместе в амбулаторию к санитару. Я пошёл, а Сергей демонстративно смело вышел с корабля и ушёл к стадиону. В медотсеке оказался мичман-фельдшер вместо Васи и сообщил мне новость. Сегодня по базе дежурный врач – Валера. Так как его нет, значит я.

– Но как же так, я его вот только видел перед завтраком, он ничего не сказал.

– Он мне сказал, – ухмыльнулся Боря, – а я вам. Можете вдвоём ходить.

– А делать-то что? – я поискал глазами сумку с красным крестом.

– Сидеть сутки на корабле и ждать вызова. Разбираться, если вызовут. Дежурному по базе, конечно, представиться.

– Это где?

– Это в 9 утра на «Дружном», все дежурные представляются там.

– В девять? – я обалдел, было, наверное, половина одиннадцатого, – это тот «Дружный», что ближе к КПП? Где машины стоят?

– Да, где иномарки загружены на борт. Удачи! – Боря сел за наш стол, за наше с Серёгой место и достал наш сканворд. Сделал это будто специально, что-то хотел мне показать. Но и без того я в лёгком шоке, вышел в сторону трапа и полубегом обгонял матросов. К «Дружному» и без Сергея, сам справлюсь, так решил. Почти у выхода я столкнулся с замкомом.

– Куда идёшь, курсант?

– Василий Олегович, разрешите идти, я сегодня дежурный врач по базе, – сказал я так будто это было моё десятое дежурство. Хаметь, так хаметь.

– Ничего, задержись, встань в цепь, сейчас продукты понесут. Поможешь. – замком указал мне немного назад, туда где от основного коридора отходила лестница вниз и была ещё какая-то стальная дверь. Я встал обречённо, понимая, что опаздываю конкретно на представление и начало дежурства явно не задалось. Мне показалось, что мы будем передавать продукты по цепи, действительно на всех «перекрёстах» большого коридора стояли мичманы или молодые офицеры. Но расстояние между нами было метра три-четыре, не представляю, как бы мы кидали мешки с продуктами или ящики, или что там будет. Вместо перекидывания ящиков от трапа цепочкой потянулись матросы с поклажей. Низко согнувшись один за другим они тащили тяжёлые мешки. Людям в «цепи» ничего делать не нужно было. Однако после пятого матроса я понял в чём наша задача. Шестой матрос как бы устав, переложил мешок с плеча на плечо рядом со мной, вздохнул и было пошёл далее, но мешок у него развязался и откуда-то сбоку, сверху, снизу, как щупальца в мешок юркнули руки матросов, которых, клянусь, не было рядом секунду назад. Их руки появились из закрытых дверей, сверху с лестницы, из-за угла и каждая схватила кирпич чёрного хлеба из мешка. Это произошло в моей зоне ответственности, я оказался не готов. С обоих концов коридора с мою сторону полетел смачный мат. Матрос убежал дальше по дороге, показался новый и тоже затормозил рядом со мной. Они вычислили слабое звено. Но я рявкнул на него что-то типа: «Дальше! Давай!». Матрос ускорился и руки не появились. Ещё пару раз я слышал матюки где-то за спиной и звук похожий на удар ногой по жопе. Я не отвлекался и всё закончилось скоро. Цепь разошлась. Послышалось закрывание дверей, а я вышел с корабля.

Дорога до «Дружного» заняла минут пятнадцать и там я обнаружил автоматчика, как и на нашем корабле. Спросил, как найти дежурного, поднялся почти бегом по крутому трапу и спросил дорогу ещё раз у первого встреченного мичмана. Скача по ступеням, я сочинял формулу представления чтобы не опозориться больше, чем опоздание на два часа. «Товарищ капитан первого, второго, третьего, какого? Здравствуйте, разрешите войти, представиться, товарищ капитан первого, второго ранга, студент медицинской академии, курсант медицинской академии, заступает на дежурство по базе кораблей, по медицинской службе…». Большая комната наверху была полна людей. В центре стояла вертикально стеклянная или прозрачная пластиковая пластина-стена с нанесённой картой и мишенеподобными кругами в центре, разноцветными надписями фломастерами по краям. Это было как в фильмах про флот. Офицеры стояли и ходили, у входа никого не было. До ближайшего человека было метров десять длинного просторного зала.

– Товарищ капитан 1 ранга, студент мединститута заступил на дежурство в качестве дежурного врача базы вместо старшего лейтенанта Сорокина!

– Что ты там орёшь? Иди сюда, – сказал кажется тот самый дежурный офицер базы. Я сделал несколько шагов вперёд и повторил речь.

– Из какого института?

– Смоленский государственный медицинский, лечебный факультет!

– Знаешь профессора Соловейчика? – вопрос был крайне необычным, профессор этот никак у меня не ассоциировался с флотом. Это был преподаватель с теоретической кафедры с весьма неприятной репутацией.

– Да, работает.

– Передавай привет ему от меня, – всё-таки первого ранга капитан сказал мне.

– Так точно, – ответил я. И никогда позднее не передал никакой привет.

Вернувшись на «Неукротимый», я осмелел и подошёл к нашему дежурному, сообщил, что я при деле и мне могут звонить. Буду там-то и там-то, спасибо. Совсем молодой лейтенант посмотрел на меня как на идиота, но ответил, что найдёт меня, если кто спросит. В амбулатории, простив за всё вернувшегося Сергея, я живо рассказывал про своё приключение. Было интересно и Васе, особенно про то, какие иномарки загружены на корабль и почему они там вообще стоят.

– «Дружный» никуда не ходит уже, его распилят или китайцам продадут. На фига на нём иномарки стоят? – санитар проводил какие-то расчёт вслух и переспрашивал сколько сейчас стоит доллар. Мы точно не знали, чем уронили свой авторитет.

– Это же самое главное, о чём вы вообще знаете? – негодовал Вася.

Наступил момент, когда я в деталях пересказал своё представление третий раз. Сергей ничего не спрашивал. Мне так никто и не позвонил. Пришёл вечер. Серёга стал переодеваться и как-то весело сказав «Эхе-хе», ушёл по барам, даже не предложив ходить по вызовам вместе. Я бродил между амбулаторией и кубриком дивясь как много работают матросы. Чистка пола сменялась покраской борта, потом тащили что-то тяжёлое всем миром, спускали шлюпку и снова красили с воды. Подъехала машина с цистерной и матросы тянули шланг. Среди постоянно занятых матросов тигром ходил замком. Своей железной палкой-тростью он поднимал коврики, ковырял краску, указывал что нести в первую очередь. Палка всегда находила какой-то косяк, какую-то недоделку и замком приходил в ярость. Слова его были не матерными, но жёсткими. Похоже весь порядок на корабле, вся его боеспособность держалась на этой палке. Пацаны моментально бросались исправлять выявленные палкой недочёты как будто могли стать следующими в том она найдёт изъян. Мне пришло в голову, что у матросов нет ни занятий с оружием, ни кроссов, ни рытья окопов, но они трудятся значительно больше, чем солдаты в моём представлении о срочной службе на суше. «Дежурному врачу подойти на трап!», – голос раздался сразу отовсюду и последовал противный звонок. «Бииип!». Я подошёл и получил информацию, что на «Настойчивом» травма у матроса. Незнакомый капитан-лейтенант с редким интеллигентным лицом и повязкой дежурного на рукаве объяснил куда идти. В той части базы я не бывал. Это был другой «рукав» залива, что формировал базу. «Мимо не пройдёшь» – закончил своё объяснение офицер. И, действительно, он оказался прав. Мимо «Настойчивого» невозможно было пройти. Это был самый большой корабль Балтийской базы. Позже я узнал, что существует его близнец «Беспокойный», но в то время он был в дальнем походе. Это был эсминец. Длиннющий и высокий, напоминал многоподъездный дом. «Настойчивый» был красивым. Больше разных надстроек и флагов, больше непонятных орудий-ракетниц, чем у нашего. От него на бетонную стенку берега сходило два трапа. Рядом как мелкие жуки суетились фургоны, что-то загружали. Напротив корабля в полосе зарослей была спортивная площадка со снарядами и турниками. Матросы красили не сам корабль, как повсеместно, а линии на бетоне и асфальте вокруг. Я вошёл, представившись и был проведён по длинным коридорам электроламп до кубрика, который очень напоминал купе поезда, как по размеру, так и по оснащению. В купе сидел на койке внизу слева матрос, справа капитан 2 ранга. Офицер диктовал матросу заявление, которое тот дописывал на планшете.

– Добрый вечер, я дежурный врач – перешёл я к делу.

– Мы ещё не закончили, – не глядя на меня сказал офицер.

– А также в детстве я часто падал с велосипеда и бился головой, – он диктовал матросу заявление.

– Угу, – матрос не поспевал писать.

– До призыва меня иногда без причины беспокоили головные боли, о которых я не сообщал, потому что боялся, что меня признают непригодным к службе.

Сцена несколько затягивалась. К нам подошёл в проём купе, стал рядом со мной местный мичман-фельдшер. «Это замком по воспитательной» – шепотом сказал мне мичман. «То есть политрук» – сказал я про себя, не вслух.

Через пару минут объёмное заявление матрос подписал и нам разрешили войти и осмотреть матроса. Начал я. Жалобы, анамнез, пальце-носовая проба, сравнил размер зрачков, без неврологического молоточка проверил какие смог рефлексы. Матрос с его слов ударился головой о люк, когда поднимался по лестнице с нижней палубы. Все симптомы указывали на сотрясение головного мозга. Я решил госпитализировать его, вызвать скорую для перевозки. Вторым осмотрел фельдшер, дав мне пока медкарточку матроса. Такой же кусок тетради, как на «Неукротимом». Медкнижка была почти пустой. Срочник только прибыл, согласно записям был здоров. Фельдшер не проверял никакие неврологические вещи. Он приказал матросу раздеться до трусов и внимательно осмотрел всё тело. Спросил откуда некоторые синяки и царапины. Все они были старые и несущественные, чем фельдшер явно остался доволен. Я записал свой осмотр в книжечку, как если бы это была история болезни, проставил точное время и вообще был очень аккуратен и внимателен к словам вспоминая «заявление» матроса. Подписался как «и.о. нач. мед. службы СКР 731 «Неукротимый»». Фельдшер ушёл. Матроса я попросил прилечь или занять удобное ему положение на кровати. Остался ждать скорую. Я боялся, что пропустил более тяжёлую травму головы и хотел посмотреть, что скажет человек со скорой помощи. Тот прибыл довольно быстро и вместе с «политруком» и медицинским чемоданом пришёл к нам. Осмотр был крайне поверхностным, но заключение тем же – сотрясение. Обращаясь к «политруку» медик сказал: «Имейте ввиду, за вами будет травматизм». Все ушли. Матрос в скорую, я на СКР. Ночью меня ещё раз вызвали на тот же корабль. Я очень спешил потому что решил, что матроса вернули и ему стало хуже. Но оказалось, что у другого болел живот, но прошёл. Я всё же внимательно осмотрел пациента, проверил все симптомы, которые только мог припомнить, чем вероятно замучил пацана. Убедившись, что придраться не к чему, я всё же рассказал сонному фельдшеру, что нужно повторно осмотреть матроса утром, передать всё новому дежурному и особенно быть внимательным в плане аппендицита. Фельдшер с полузакрытыми глазами кивал и кивал на любое моё слово. Я вновь развлёкся, оставив большую запись в медкнижке. Мне начинало нравится быть дежурным. Что-то обретало смысл. Кроме того, ночью на улице было прекрасно тихо и свежо, атмосфера куда лучше, чем на корабле. Все суда были подсвечены, у трапов горели белые лампы. Отчего-то у нашего корабля лампа была синей. Из-за этого его легко было найти на обратном пути. Огромный эсминец был освещён кусками отчего стал похож на замок. Пустой стадион и звёзды видные лучше, чем в городе были мне компаньонами по пути ко сну в кубрике. Утром никакой передачи дежурства не было или мне об этом не рассказали. Я как обычно пропустил подъём флага, позавтракал и пересказал Сергею вечерние и ночные дела. Он проявил любопытство, мы продумали более чётко как осматривать пациента в следующий раз, учесть местные особенности. Важность документации особенно подчеркивал мой напарник. Договорились, что следующее Валерино дежурство будет за Сергеем. Новостей из мира улицы Ленина и баров было немного. Кроме того, что студенты освоили местные топонимы для того чтобы точнее назначать место встречи. Оказалось, что горожане называют некоторые дома именами собственными. Например, новая пятиэтажка у продуктового, облицованная красивым серым кирпичом называется Серый волк, а дом, стоящий по пути на пляж с яркой черепичной крышей – Красная шапочка. Из-за безденежья студенты наши перешли на самое недорогое пиво «ЕБ», польского города Ольштын, которое всё равно было гораздо лучше любого смоленского. Кто-то научился получать денежные переводы с «материка». Кто-то напился и разбил себе нос. Новости были нехитрые. Ребята также сговорились собрать денег и купить флагманскому врачу ящик водки за отличное отношение. Деньги уже собирали, но отнести решили ближе к концу практики. Я тоже сдал. Уже то, что Бориса Борисовича мы больше не видели и не слышали, а также его заповеди, того стоило.

Новый день принёс суету от санитара. С раннего утра он был очень озадачен и разыскивал Валеру. Тому куда-то звонили и к десяти нашли. Оказалось, что сына командира корабля, того которого мы так и не видели, в городе покусала неизвестная собака. Замком приказал разобраться со всеми медицинскими вопросами. Самого сына утром уже полечили в госпитале. Но Валера сказал, что нужно наблюдать собаку, исключить бешенство. Васе был выдан мешок и двое матросов в помощь. Они выдвинулись на поиски собаки по приметам, переданным по телефону. Пока его не было, с Валерой обсуждали признаки бешенства у людей и собак. Сошлись на том, что за собакой надо наблюдать десять дней. Про сына, если что, и так позвонят. Вася с коллегами вернулся часа через три, держа в мешке подозрительно небольшую собаку дворового вида. Он в красках рассказал о трудностях поиска и ловли собаки в целом городе. И тогда, и сейчас, я сомневаюсь, что он принёс именно ту собаку. Что-то мне подсказывало, что схватили они ту, что смогли, а не ту, что им описали по приметам. Собаку пометили методом выстигания ей на голове полоски электробритвой и запустили в вентиляторную. Это небольшое помещение без окон и освещения, в котором проходили какие-то коммуникации. О ручки дверей вентиляторных, расположенные низко, я постоянно бил голени. В календаре отметили дату десять дней вперёд и стали ждать симптомов бешенства. Все успокоились. Валера пошёл докладывать замкому, Вася спать на операционный стол, а мы с Серёгой по случаю успеха к которому не имели отношения решили пойти в городскую баню.

Мылись мы в начале в варварских условиях холодной воды и открытой кабинки большого пространства, общего с туалетами и раковинами. Там же стирали. Только брились в кубрике. Скоро нас пригласили в корабельную баню к матросам. Им устраивали помывку примерно раз в пять дней. В глубине корабля было специальное помещение, к которому сходились голые татуированные матросы, что вместе с их бритыми головами создавало эпичную картину. Уже вокруг этого помещения-бани была 100% влажность и пар. Внутри же, куда нас с Сергеем пустили стоял просто густое белое облако, а температура обжигала нос и лёгкие. Много позже я побывал в хамаме и теперь могу сравнить. Если бы можно было скрестить хамам и самую адскую сауну, то, наверное, это и была бы баня на «Неукротимом». Мы развлекались тем, что вытягивали руку в этом пару и не видели своей кисти. Мыться там было невозможно, масса народа и постоянное броуновское движение. Кроме того, было реально страшно махать там мочалкой или присесть на корточки. Можно было задеть кого-то в тумане или на тебя бы наступили. При входе нас жёстко проинструктировал матрос, что ни в коем случае нельзя касаться стен, будет ожог. Но стен я не видел в пару и даже не знал какой величины баня. Постояв так, мы выходили, толком не помывшись и попадали в компанию голых лысых ребят с мочалками и очередью в туман. Сергей и я решили, что это не подходящая нам процедура. Где мылись офицеры и мичманы мы не знали, но явно не здесь. А после того как из бани выскочил Азамат с ожогом руки мы решили, что нужна альтернатива. В Балтийске стояла симпатичная старинная баня, в которую мы и стали ходить по настроению. Внутри были только мужчины, не было буфета и пива, атмосфера царила добрая. Было светло и культурно. Вероятно, вокруг нас были те самые мичманы и бездомные офицеры, которые не хотели получать ожог и смотреть на голые жопы матросов. Но это была ещё одна статья расходов, отнимавшая у нас расслабленные посиделки на берегу. Мы реально начали экономить на всём и снова, и снова благодарить провидение за то, что с питанием у нас всё в порядке. Сергей сообщил, что у него осталось денег дня на три и лучше уж пусть скорее будет дежурство или ещё другой повод не идти вечером с сокурсниками в бар. Сергей, говоря это в бане, как в воду глядел.

Поход

Новое утро совершенно отличалось от всех, что мы встречали на корабле. Всё вокруг, буквально стены, ожило. Всё зашаталось и загремело. Я проснулся не от сигнала на подъём флага, не от бесконечных одиночных звонков, а от тошноты. Рано, до завтрака мы вышли в море. Весь быт перевернулся. Было плохо сидеть, невозможно лежать, странно стоять, а при попытке идти, занесённая нога становилась совсем не туда. При этом стены и пол не разъезжались, просто ты не мог попасть ногой в предполагаемое место шага. Неужели такая сильная качка каждый раз при выходе корабля? Я точно решил не идти на завтрак, я был уверен, что меня вырвет. Сергей методом проб и ошибок нашёл положение, в котором тошнило меньше. Нужно было сесть за стол, лечь на него верхней частью туловища и прижать голову к столешнице. Я умоляюще посмотрел на Саню:

– У нас что, морская болезнь? Я всегда хорошо переносил качку на корабликах в Крыму и тому подобное.

– Это не болезнь, мы ночью вышли нормально, а это вдруг шторм начался – ответил Саня, который тоже был бледен как бумага.

– Вдруг? А что нет какого-то прогноза. Война что ли в шторм выходить?