Острова и капитаны: Наследники

Мама на обед еще не приходила. Отец в отпуске, но дома его тоже не оказалось – наверное, в мастерской, Венька в школе – у них пять уроков да еще лекция. Ваня разделся-разулся, крутнул между делом Находку, брякнулся на коленки и вытянул из-под двухэтажной кровати фанерный лист со своей «шиштемой».

По-правильному это сооружение называлось «система», но два года назад Ваня малость шепелявил. Отмахиваясь от любопытных, говорил: «Шиштему штрою». Так и повелось.

Строить «шиштему» Ваня начал, когда ему в руки попал моторчик от электроконструктора. Шестилетний Ванюшка с восторгом убедился, что, если моторчик соединить с батарейкой, получается восхитительное жужжание и верчение. А если к моторчику приделать шестеренку от будильника, а к ней что-нибудь еще…

И Ваня вдохновенно конструировал. Через неделю на фанерном листе, прикрепленные пластилином, вертелись уже несколько моторчиков. От них тянулись провода, резиновые шкивы, цепочки. Крутились катушки от ниток и зубчатые колесики, звенели рычажки и болты. Мигали лампочки.

Отец посмотрел на это дело, осторожно поскреб подбородок.

– Оно, конечно, здорово… Только какая задача у всей этой штуки, для чего она?

– Ну, такая шиштема. Когда все двигается…

– Да, но… Как-то если без конкретного применения, то…

– Па-а… – Венька осторожно отвел отца за рукав. – Ну, ему просто интересно, когда все это будто оживает. Друг за друга цепляется, связывается одно с другим… Он вроде как стихи сочиняет, только не из слов, а из всяких железок…

Венька разгадал брата. Ваня в своей «шиштеме» был не столько техником, сколько поэтом. И творил железно-электрическую поэму уже третий год. Иногда, правда, забывал о ней на недели и даже на месяцы, но потом разворачивал с новой страстью. Порой «шиштема» разрасталась далеко за границы фанерной площадки. Тогда на подоконнике вертелись жестяные пропеллеры, на полке дрыгал ручками-ножками сделанный из конструктора человечек, на столе подпрыгивали среди пружинок раскрашенные теннисные шарики. Мигало, звенело и жужжало по всем углам.

Батарейного питания давно не хватало, отец помог приспособить старый трансформатор от детской железной дороги…

Когда появилась планета Находка, решили, что «шиштема» там будет энергетической станцией (вот и цель для нее нашлась!). И заводом будет, и космодромом заодно. Ничего, что она не на шаре, а на полу. Считается, что все равно на планете.

Энергии Находке требовалось много, населения там хватало. На материках и больших островах разрастались города, в горах строились посадочные площадки для космических кораблей…

По дороге из школы Ваня подобрал интересную железячку: колесико с рычажком и зубчиками. Крутнешь – рычажок подскакивает. Можно приспособить, чтобы он стучал по кнопке у красной лампочки номер семь, тогда она будет сигналить, как маяк на космодроме… Но надо на рычаг добавить тяжести – гайку или грузило пристроить… Ваня пошел советоваться с отцом.

Мастерская отца находилась в сарайчике, во дворе. Такие сарайчики-кладовки были у всех двенадцати семей, что жили в старом деревянном доме на улице Гоголя. Но кладовка Ямщиковых была особенная: отец утеплил ее, провел свет и радио, поставил верстак, наковальню, развесил по стенам инструменты. Притащил старый диван. Хочешь – работай, хочешь – отдыхай.

Но отдыхал отец редко. Все время что-нибудь мастерил. На заводе он был наладчиком прессового оборудования, готовил штампы для всяких сложных деталей, а дома он – и столяр, и резчик, и электрик, и токарь, и художник: стены в ребячьей комнате разрисовал всякими лесными чудесами, кораблями в синем море и старинными самолетами среди белых облаков. Хорошо, что места много, – стены высокие, не как в новых домах…

Сейчас в мастерской гудел станок: отец вытачивал из круглых чурок большущие шахматы. Сделать их попросила молоденькая заведующая соседним детским клубом. Готовые короли, ферзи и пешки стояли вдоль стены, на узкой полке, – пока все одинаковые, деревянно-белые.

Несмотря на шум станка, отец сразу учуял Ванино присутствие. Выключил мотор.

– Здрасьте, Иван Аркадьич. Отучились?

– Ага. А Венька еще в школе, у них писатель выступает.

– Везет людям. Я, сколько живу на свете, ни одного писателя наяву не видел.

У отца в темных волосах и на небритом подбородке светилась древесная пыль.

– Вот опять тебе от мамы попадет, что не побрился утром и сразу к станку, – заметил Ваня.

– А я до обеда еще побреюсь, мама сегодня позже придет… Что это у тебя за штука?

– Стукалка с колесом…

За несколько минут они подобрали и насадили на «стукалку» латунную муфточку. Ваня сказал, что теперь рычажок брякает как надо – хоть на машинке им печатай.

– Папа, а ты починил машинку? Нам надо газету делать!

– Починить-то починил, только вы не колотите по ней, как по наковальне. Она уже вся рассыпается, лет-то ей, наверно, не меньше ста… Иди поешь, там на плите суп и котлеты.

– Я Веника подожду…

Веньке не удалось перехитрить Кошака и компанию. Непонятно каким образом, но они его опередили. Встретили на пустыре позади цирка.

Цирк был новый, необычный. Над куполом поднимались решетчатые полукруглые фермы, получался как бы еще один купол – очень высокий и кружевной. Говорили, что цирков с такой конструкцией всего два на свете: второй где-то в Бразилии. Не всем эта иноземная архитектура была по душе, «Вечерка» обругала архитекторов: мол, не вяжется такое сооружение со старым городским центром… Но Веньке цирк нравился. Будто опустился на площадь среди привычных тополей, старинных особняков и деревянных кварталов корабль звездных пришельцев.

Сейчас изогнутые конструкции сквозного купола казались черными, над ними летели серые тучки, а в разрывах светилось веселое желтое небо. Но полюбоваться Венька не успел. Из репейных зарослей вышли Кошак, Копчик и еще двое – незнакомые и одинаково невзрачные, с гаденькими глазами. И как разнюхали, что у Веньки здесь любимая тропинка? Или выследили?

Тоскливо стало Веньке. И не так страшно, как унизительно: оттого, что глупо попался и что ничего теперь не сделать.

Кошак вытаращил дурацки-невинные глаза и заулыбался:

– Товарищ Редактор! Здрасьте! А где же дядя милиционер?

Венька молчал.

Не склонный к юмору Копчик выдал:

– Подцепил прохожего мента и думал, что мы такие глупые.

– Чего надо? – безнадежно сказал Венька.

– Себя спросил бы, чего надо, когда выступал в школе, – уже без улыбки отозвался Кошак и сплюнул. – Я тебе обещал.

– До чего храбрые четверо на одного, – сказал Венька и подумал: «Хоть бы уж скорее начинали, сволочи».

– Завтра пойдешь, скажешь той дуре у второклассников, что выступал не по делу и все наврал, – лениво распорядился Кошак. – Тогда сильно бить не будем, а так, для назидания.

– Че-го? – искренне изумился Венька.

– Непонятливый, – проговорил Копчик и съежил смуглую мордочку. – Я еще тогда, у кассы, это заметил.

– Шкура ты, – сказал Венька, чтобы не тянуть волынку.

Копчик рванулся и ткнул его костлявым кулаком в зубы. Венька в ответ неумело замахал руками, потому что опыта в драках не было. Двое схватили его за локти, Копчик еще раз ударил в лицо. Венька успел мотнуть головой, попало скользом по щеке. Он попытался трахнуть Копчика ногой, тот отскочил, Венька отчаянно дернулся, освободил руки, но ему сделали подножку. И когда он оказался ничком в жухлой траве, несколько раз всадили ботинком под ребра. Венька всхлипнул и вскочил.

И опять оказался один против четырех. И они ухмылялись. А лилово-серые облака и желтое небо над ажурным куполом были такие красивые, что Веньку поразило это дикое несоответствие: эта вот красота, а под ней Кошак со своими подонками. И страха не осталось уже совсем. Он прикинул расстояние до Кошака. А Кошак улыбался. И вдруг перестал улыбаться, сказал:

– Ладно, стоп. Копчик, стоп, я говорю… Беги, Редактор, пока мы добрые.

Венька сплюнул кровь с разбитой губы.

– Сам беги, скотина.