– Сам что ли гонишь?
– Чего скрывать, гоню, но не эту. Коль интерес имеешь, взгляни на этикетку повнимательней.
– Мать честная! – с изумлением воскликнул Саша. – Он хочет сказать, что мы довоенную водку пьём.
– Именно так, – подтвердил хозяин.
– Степаныч, мы знаем, что ты приврать горазд, но не до такой же степени, – с укором заметил Мишка.
– Зря не верите, – отвечал хозяин, доставая из ящика ещё две пол-литровки. – Глядите, головка под сургучом, и этикетка соответствует.
– Ага, Степаныч – мужик прикольный, ради хохмы он тебе ещё и не то придумает.
– Ай, Сашок, и ты не веришь, знай, придётся тебе штрафную пить, коль буду прав.
– Да хоть ковш, при условии, если такая же.
– Ах, Сашок, Сашок, язык твой – враг твой, но коль ковш, пусть будет ковш. Идём, Фома неверующий, за доказательством, и вы тоже – свидетелями будете.
Выйдя во двор и подойдя к возвышавшемуся над землёй невысокому строению, включив свет, спустились по лестнице и вошли внутрь.
Сооружение изнутри напоминало блиндаж, от пола до потолка заставленный ящиками с водкой.
– Вот вам доказательство, – указал на ящики хозяин, – проверяйте.
– И что, всё довоенная?!
– Да не, есть и послевоенная.
– Зачем же тебе столько?
– Ну не пить же нынешнюю сивуху, кроме того, она у нас ещё и валюта. Кстати, вот и ковшик, Сашенька, пора обещание выполнять.
– Да ты чё, Степаныч! – взмолился Саша. – Это же бадейка, а не ковшик.
– Ладно, впредь будешь осторожнее словами бросаться.
При этом он заменил ковш на кружку, наполнил её водкой и подал Сашке.
– Обещание у нас всё же принято исполнять.
– Я же с этого сковырнусь.
– Глупости, по моему разумению, ты ещё две таких осилишь. Не тяни, пей, и айда домой, хозяйка ждёт.
Возвратившись в дом, гости были вновь удивлены, на этот раз расторопностью хозяйки. За время их отсутствия она вновь успела накрыть стол. Чего только тут не было: тарелки с мясом лосятины, медвежатины, с груздями, рыжиками, морошкой, мочёной брусникой, блюдо с шаньгами. Графинчики с настойкой, самогоном и коми-пермяцким квасом. В центре лежал свежеиспечённый хлеб. У гостей разбежались глаза, а хозяйка продолжала ставить на стол тарелки с горячим бульоном.
– Вот это кстати, – разливая самогон, говорил Степаныч. – Самогончик под этот бульончик, ой, как пойдёт, а там смотришь, и до настоечки дело дойдёт.
– Начав с самогона, до настоечки мы, глядишь, и не дотянем, – заметил Саша. – В области пития я профессионал, так что не перечь.
– Ну, погнали, ребятки, не то бульончик остынет. Выпили, сейчас закусите, чем Бог послал.
– Степаныч, а Бог-то тебя любит.
– Так ведь и я его очень люблю.
– При таком достатке ты, Степаныч, больше смахиваешь на кулака, чем на лесника. Небось, лошадка и коровка есть?
– Коровку имею, а лошадки нет, зато есть снегоход, мотоцикл и лодка с мотором. А насчёт кулака ты, Мишенька, в точку попал. Я ведь и есть настоящий кулак, только в прошлом. В 1937 году жил я в Белоруссии, на хуторе, в километре от селения Видзы. Это почти на границе с Литвой. Хотя не всё ли равно, где я жил. Имел свой дом, корову, лошадку, поросят, десяток овец и свой клочок земли. Наёмных рабочих не держал, своих рук хватало. От Советов, то есть от новой власти, откупался: кому овечку, кому поросёночка. Но всему бывает конец. За богатство сие был раскулачен и со всем семейством сослан. Много нас тогда сюда пригнали. Правда, мы потом кто куда по тайге разбрелись. Ну да ладно, чего вспоминать старое. Скажи-ка мне, Володя, не родственник ли ты Сергею Уткину, уж больно похож на Савву.
– Сын я Сергею, а Савва – мой дед, – отвечал Володя.
– Значит, не ошибся. Нас ведь с твоим дедом в одно время сюда пригнали. Жив ли он?
– Помер, вот уже как пять лет.
– Вот как, а я и не знал. Налей, Миша, помянем раба Божия Савву.
Выпив и помолчав, Степаныч круто повернул разговор на другую тему.
– Саша, видный ты парень, а во рту зубов маловато. Ты ж доктор. Почему коронки не поставишь?
– Золота не имею, а железо ставить нет желания, – ответил тот.
– Вона как, ну этому горю я помогу.
Порывшись в комоде, он достал золотую десятирублёвую монету и, бросив её перед Сашей, сказал:
– Этого, думаю, хватит, и чтоб через неделю твои коронки были в полном порядке.
– Зачем, Степаныч? – отодвигая монету, смутился Саша. – Я же пошутил, отдай её сыну.
– Ты, Саш, не робей, бери, у сына и так полный короб, я помру, всё ему достанется.
Помолчав немного, с горечью добавил:
– Эх, ребята! Ну какой я был кулак! Смолоду работал от зари до зари, и вдруг – кулак и враг народа. Да если б я им был, стал бы я пахать всю войну за этот народ! Обидно.
В это время к столу подошла хозяйка.
– Старик, – сказала она, – что-то ты разболтался, а гости устали, носом уже клюют, не пора ли спать?
– Правда, Мария, пора спать.
– Ребята, я вам постелила на полатях, если ещё что-то понадобится, скажите.
Добравшись до постели, наши охотники тут же заснули богатырским сном. На следующее утро, в девять часов, хозяйка разбудила Мишу и Володю. Сашку они будили сами и довольно долго. Пришлось даже применить холодный душ, после которого соня ругнулся, но проснулся. Выскочив на улицу, они растёрли тело снегом, а затем, немного подурачившись, вернулись в дом. Степаныч, закончив утреннюю молитву и перекрестившись на образа, пригласил гостей к столу. Позавтракав, вышли на улицу. К этому времени за охотниками подошла скорая.