Он выглядел, как самый настоящий бандит, только ножа в руке не хватало.
– Я сейчас закричу, – тихо сказала я.
– Только попробуй, сука, – Костантино схватил меня за левую грудь и сильно сжал пальцами сосок.
От резкой боли я охнула. Попыталась высвободиться, но не тут-то было, Костантино левой рукой перехватил мою правую и зачем-то сунул колено мне между ног.
– Тихо, сука, а не то я тебе его оторву на хрен, – прошипел он.
Было больно, очень больно, но я молчала.
Из лифта Костантино меня практически выволок. От боли у меня в глазах уже плыли тёмные круги, и дёргалась нога. Ещё чуть-чуть и я бы точно грохнулась в обморок.
Костантино дотащил меня до двери номера и только тогда отпустил. От боли и от страха я сползла по стене на пол. Грудь болела неимоверно. Я подобрала ноги, боком привалилась к стене и закрыла лицо руками.
– Чего расселась, корова, давай быстро ключ! – шипел сверху Костантино. – Ключ давай!
Я достала из заднего кармана пластиковую карту и, не глядя, протянула наверх. Костантино вырвал её у меня и стал пытаться открыть дверь номера, но дверь, почему-то, не давалась. Возможно, Костантино совал карточку другой стороной.
Неожиданно со стороны лифтового холла послышались торопливые шаги. Я убрала ладони от лица и приготовилась заорать. Костантино воровато осмотрелся по сторонам и сделал ещё одну неудачную попытку открыть дверь. Через мгновение в коридоре появился человек в плаще и шляпе. Я сфокусировала взгляд на человеке и сначала не поверила своим глазам – это был мой римский знакомый, японец-китаец. В том же самом плаще, в котором был в Риме, только теперь на голове у него была ещё коричневая в мелкую клетку шляпа. Японец-китаец бросил короткий взгляд на Костантино, потом на меня, а затем снова на Костантино.
– Кто вы такой? – резко сказал он.
– Жидко насрал, убери за собой, – спокойно ответил Костантино.
Японец-китаец изменился в лице.
– Что ты сказал, козёл?
– То, что слышал, узкоглазый. Вали, откуда пришёл.
– Ватась-ва корэ-дэ мо таксан дэс![15 - С меня хватит! (яп.)] – прорычал японец-китаец и принял стойку, в которую обычно встают киношные каратисты (Ки-й-й-й-й-я!).
Костантино, как бы нехотя, тоже изготовился к бою, только его стойка больше походила на боксёрскую. Наступила небольшая пауза, за время которой противники пару раз перемялись с одной ноги на другую.
Стало понятно, что теперь они поглощены друг другом, и до меня им уже дела нет. Мне бы в тот момент собрать волю в кулак и уползти оттуда куда подальше, но ничего не вышло – казалось, я приросла к серому ковролину. Мне было плохо: болела грудь, сердце молотило и, в довершение ко всему, основательно подташнивало. Я только и могла, что смотреть, чем всё это закончится.
Честно говоря, своими собственными глазами настоящую драку я видела только один раз в жизни. Это было ещё при советской власти, году в восемьдесят восьмом – восемьдесят девятом, в моей родной школе. Дрались два моих одноклассника: Витя Рябов и Кира Котельников (разумеется, не из-за меня – я рылом не вышла – просто оказалась рядом).
Тогда всё было скоро и неуклюже: через секунду после того, как невысокий, но крепкий Витька заявил, что ни за что не оставит Ленку Зотову «в покое», правый кулак длинного и костлявого Киры со шлепком врезался в его левую скулу. Витька слегка покачнулся, но затем ловко нырнул под левую руку «Котелка», которой тот метил ему в ухо, и боднул головой туда, где заканчивается живот и начинается грудь, в так называемую «душу».
Уже лёжа на полу, сложенный пополам Кира издал невнятный, отдалённо напоминающий мычание звук, который и возвестил об окончании поединка. Победитель, отвесив побеждённому ритуальный «фофан», молча стоял рядом с телом, старательно растирая рукой скулу.
– Ты, главное, три сильнее, чтобы «фонаря» не было, – сказал Витьке подошедший Мишка Глебов, признанный специалист в этой области.
Драка японца-китайца с Костантино проходила совсем по-другому. Японец-китаец сделал резкий выпад (или как это у них называется), выставив вперёд ногу где-то на уровне костантинова живота. Костантино отпрыгнул в сторону и без замаха ударил японца-китайца левой рукой в голову, но тот присел, и удар пришёлся по шляпе (та мухой улетела туда, откуда появился её обладатель). Противники разошлись на несколько шагов, и всё началось снова – японец-китаец нападал, Костантино защищался.
Скажу по правде, зрелище завораживало. И тот и другой своё дело знали, и двигались как… как одетые в штатское бежаровские болеро. Да, это больше всего было похоже на танец. Дикий, но симпатишный. Я даже забыла про боль и тошноту, до того это было красиво.
Наконец, японцу-китайцу удалось лягнуть Костантино в пах. Тот как-то по-бабьи охнул и присел на одно колено, закрыв лицо и голову кулаками. «Всё, хана тебе, – подумала я, – сейчас он тебя запинает», но японец-китаец повёл себя, как мне показалось, странно. Вместо того чтобы добивать обездвиженного противника ногами, он сделал два шага назад, с короткого разбега подпрыгнул и обрушился на моего обидчика сверху. Костантино попытался вывернуться, упал на бок, но японец-китаец плотно оседлал его, ударил ладонью в ухо и, кажется, начал душить. На этом вся красота кончилась. Я отвернулась.
И ещё: мне было совсем не жаль Костантино.
7. Скажи: «а-а-а-а…»
После того как я немного отошла от боли, мы с японцем-китайцем затащили Костантино в мой номер, раздели догола и плюхнули на кровать мордой вниз. Одежду Костантино японец-китаец сложил в большой пластиковый пакет, а большой кожаный бумажник, вывалившийся из штанов, себе в карман. После шмыгнул в ванную и стал там чем-то греметь, а я осталась в комнате наедине с потерпевшим.
Голый Костантино был прекрасен. Узкий в тазу, широкий в плечищах, совершенно без «спасательного круга», то есть боков и пуза – чего я больше всего терпеть не могу в мужиках. Больше скажу, я ни разу не видала голого мужика с такой шикарной задницей. Лучше были только в магазине «Gigolo».
Японец-китаец вернулся из ванной с пластиковой бутылкой без дна. Перевернул Костантино на спину, не забыв закрыть простынёй самое интересное, и обернулся ко мне.
– Саша, у вас есть водка? – спросил он.
– Вам что, нужно выпить? – удивилась я.
– Нет, не мне. Ему! – Японец-китаец показал на Костантино. – Вы же русская, у вас должна быть.
У меня и вправду была водка. Нам всем посоветовали взять с собой на случай непредвиденных подарков. Я выудила из сумки пол-литра «Русского эталона» за горлышко и протянула её моему спасителю, как гранату.
– То, что надо, – сказал он, и наклонился над Костантино. – Пожалуйста, держите голову, а я буду лить.
Я влезла на кровать и обхватила руками неожиданно маленькую по размеру костантинову голову.
– За уши удобнее всего будет, – посоветовал мне японец-китаец.
Уши оказались маленькие и холодные. Я прижала голову Костантино к подушке, японец-китаец левой рукой ловко открыл ему рот и вставил туда импровизированную воронку из обрезанной бутылки.
– Скажи: «а-а-а-а», – протянул он, хрустнула свёрнутая крышка (резко пахнуло водярой), и тонкая струйка потекла в пластик.
Поначалу всё шло гладко, но где-то к половине бутылки у Костантино из района гортани стали доноситься неприятные булькающие звуки. Неожиданно для самой себя я испытала приступ беспокойства – не захлебнётся ли, или ещё чего – и озабоченно посмотрела на японца-китайца, на что тот сделал пару успокаивающих кивков, мол, всё нормально.
– Не волнуйтесь, – почти по слогам проговорил он, – ему ничего не угрожает. Видите, лежит спокойно и выглядит совершенно нормально.
Я посмотрела на Костантино. Действительно, для человека, в которого без его на то согласия заливают пол-литра, смотрелся он довольно неплохо, разве что шумновато дышал носом. Я немного успокоилась.
– А он, того, не скопытится с такой дозы? – поинтересовалась я после того, как пустая бутылка полетела в угол.
– Нет! – уверенно ответил японец-китаец. – Судя по документам, он тоже русский. Так что всё будет в порядке.
– Русский?! – переспросила я.
– Да, и это многое объясняет. – Японец-китаец достал откуда-то из кармана паспорт знакомого красного цвета. – Вот, смотрите, Говенько Константин Натанович, тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения. Место рождения – город Херсон, военнообязанный… так, что там дальше… зарегистрирован брак с гражданкой Горшковой Валентиной Степановной тысяча девятьсот пятьдесят первого года рождения, ого…
Японец-китаец вскинул глаза на меня.
– А ваш обидчик, оказывается, альфонс.
– На прописке, наверное, женился, – предположила я, а сама подумала: «Константин Натанович Говенько – это ж надо…»