Последний ветеран. Роман в одиннадцати главах

Перед Ильинкой расположилась ещё одна разрушенная деревня – Коловка. Данный пункт уже считался вражеским, и вылазки туда попали под запрет. Коловка находилась в двух километрах от Ильинки и отделялась от неё полями и небольшой речушкой, протекавшей наперерез вторгающимся войскам перед неплотным перелеском. Через реку был выстроен надёжный мост-дорога, по которому свободно могли ездить машины. Взорвать или повредить его не успели. Кроме того, на тот момент водоём упирался через двести метров в небольшую бетонную плотину, по которой также имелась возможность перебраться на другую сторону и ударить по оборонявшимся.

Западнее и восточнее безымянной речушки советская защита оказалась настолько плотной, что ни один талантливый генерал Третьего рейха не отважился бы её прорвать. Именно поэтому наше командование сделало упор на то, что Вермахт будет пробиваться от Коловки в Ильинку через эту зону. Иного варианта у Германии попросту не существовало. Беда заключалась в том, что все ресурсы отводились на укрепление указанных выше направлений, и майор Гагин со своими заместителями и прочими подчинёнными оставался тут сам по себе, даже без намёка на подмогу.

Ситуация с вооружением оказалась плачевной, техника же почти отсутствовала. Большим талантом было бы распределить скромные силы против превосходящего во всех отношениях неприятеля. Слава богу, Михаил Вячеславович не оказался обделён даром. Спрятав плечи под белым плащом и укрывшись рядом с уцелевшим зданием, Гагин встал на верх потрёпанной танкетки и уставился в бинокль на позиции. Он происходил из той породы военачальников, кто предпочитал видеть поле боя лично и отдавать приказы непосредственно, нежели ковыряться обгрызенным карандашом на карте в утеплённой землянке.

Тем временем младший сержант Акинфеев вместе с товарищами незамедлительно приближался к точке назначения. Его взвод обогнул заледеневший водоём с перелеском слева, и стало плохо видно, что происходило рядом с мостом. Определённо можно было сказать, что там шли подготовления к бою. Но какой являлась степень готовности своих?

Лыжники достигли двух окопных линий, разделённых просёлочной дорогой, что вела к основной трассе через описанный раннее участок. К счастью, траншеи вырыли ещё в начале сентября, до заморозков: не пришлось копать окаменевшую землю. Однако укрепить их не смогли: ни дзотов, ни тем более дотов здесь не находилось. Они представляли собой простые углубления в человеческий рост, укреплённые изнутри деревом, в которых можно было неплохо держаться против пехотных атак.

Каждая сторона также получила по «сорокапятке» с прислугой. Наличие артиллерии вселяло хоть какую-ту надежду. Лейтенант Сельницын начал рассаживать воителей по окопам, каждого на своё место. Равномерно распределил автоматчиков и бронебойщиков, беспокойно поглядывая вдаль. Андрей оказался вместе с командиром, в правой части западной линии. Приказ этой группе бойцов пришёл следующий: задержать немцев на максимально возможное время, чтобы старший лейтенант Варфоломеев за перелеском успел должным образом закрепиться. Некоторые осознавали, что оказались пущены на самоубийственное задание: раз строилась вторая линия обороны, значит, первая должна была пойти в расход, чтобы дать шанс второй. Вновь требовалось стянуть захватчиков на себя ценой собственной жизни.

– Некуда нам уходить, некуда, – руководствуя, рассуждал Сельницын. – Сзади нас никого нету. Открытый пустой тыл. Гуляй – не хочу. Выберутся фашисты на шоссе, и всё, пиши пропало. Упрусь своими костями здесь, но немцам на большую дорогу выехать не дам, не дождутся они тут, в Подмосковье, европейского комфорта. Будем отвлекать их на себя и отвлекать до последнего солдата и командира, пока Варфоломеев там свои гостинцы готовит. С первого раза никто у меня не пробьётся, и со второго, кстати, тоже. Видите те булыжники, товарищ младший сержант? За ними было бы хорошо поставить противотанковые мины, однако мин сегодня нашему взводу не положено. У меня нет никакого желания подпускать «четвёрки» к сорокапятимиллиметровым, вот только выбора нам никто не оставляет. Чувствую, артиллеристам очень придётся сегодня постараться, чтобы сберечь себя.

– А нам, пехотинцам, простой воинской удачи и меткости. – Акинфеев поглядел на свою противотанковую гранату. Он был готов пустить её в ход по одному из ненавистных «Панцеров», когда тот окажется на минимально допустимом расстоянии.

– Любят немцы тянуть время, заразы. – Лейтенант смотрел на развалины Коловки сквозь личный бинокль, стараясь разыскать там каски-котелки или очертания вражеской техники. – Не ястребы, а стервятники, чтоб их.

– Скоро объявятся, не переживайте. Каждый день промедления отнимает у них огромное количество сил. Пусть помёрзнут в лесочке.

– Товарищ лейтенант! – крикнули с западной пушки. – Прут, сволочи!

– А-а, явились-таки, мерзавцы. – Сельницын продолжал наблюдение. – Даже без артподготовки. Видимо, от морозца у них там миномёты с гаубицами по полной заклинило.

Поначалу непросто было кого-либо разглядеть. Всё оставалось по-прежнему тихо и спокойно. Затем возникло какое-то подрагивающее движение: среди остатков поселения замелькали фигуры в белой форме. Они приближались слаженно, продуманно. Слева и справа от Коловки, почти заезжая в уснувшую чащу, покатились, разбрасывая светло-серую пудру, два броневика: один Sd. Kfz.231, второй – Sd. Kfz.222. Они ехали нагло и развязно, словно уверенные в своей неуязвимости.

– Близко подпускать их не можем! – пробасил сержант с восточных траншей. – Они наверняка уже различили «сорокапятки».

Словно в подтверждение его словам по окопам неприцельно начали стрелять. Пули посвистывали с равными интервалами, пока ещё не слишком интенсивно. Воители, находившиеся ниже уровня земли, вжались в укрытия, артиллеристы спрятались за маленькими щитками. Стали отвечать в ответ, но убить кого-либо на такой дистанции с пары выстрелов было очень тяжело.

– Бронебойщики, прицел на машину на десять часов! Оба орудия, по броневику на два часа – огонь! – рявкнул командир, решив сначала избавиться от более слабого соперника.

– Есть! – одновременно ответили с «сорокапяток».

Пушки ухнули. Вражеская техника немного запоздало запалила по советским позициям. Тем временем первый снаряд угодил «двести двадцать второму» в капот, но срикошетил и улетел в сторону. Однако второй попал между колесом и подвеской. Ненатурально подпрыгнув, боевая машина остановилась в сорока метрах от русских защитников, её экипаж решил поворачивать башню для более точного прицеливания орудия.

– Восточная, добивай пар-ршивца! Западная, огонь на десять часов! – загорелся румянцем Сельницын. – ДПшки, стрелки, поливайте гадов свинцом, не дайте им к нам подобраться!»

Теперь грохотало и трещало с обеих сторон не по-детски. Гитлеровцы продвигались, скрываясь за валунами, железными остовами и немногочисленными крепкими деревьями. Андрей, обнаружив германского пулемётчика под поваленным стволом, нажал на спусковой крючок. Приклад СВТ ударил в плечо, оккупант дёрнулся и пропал. Стало непонятно, погиб ли он, был ли утащен своими как раненый или просто выбрал новое место, заметив, что кто-то его взял на мушку.

Sd. Kfz.222, не успев должным образом атаковать, получил попадание прямо в окошко водителя, в котором из-за этого образовалась пробоина. Оттуда повалил дым, из бронеавтомобиля перестали подавать признаки жизни. Товарищ Акинфеева пал, сражённый прямо в лоб. Его сразу же заменил другой солдат. Остаток очереди пролетел над головами лейтенанта и младшего сержанта, как взбесившееся точильное устройство, не задев их. ППШ Сельницына экономно строчил. На броне «двести тридцать первого» стали появляться синие вспышки от ПТРД и ПТРС. Одно из противотанковых орудий попало бронеавтомобилю в бок. Покошенные советскими пулемётами, попадало несколько немцев. Андрей нацелился на очередного врага и произвёл выстрел. Спешно бежавший автоматчик будто спотыкнулся и рухнул лицом в землю.

Sd. Kfz.231 оставался в строю, однако резко дал задний ход, атакую из почему-то неповорачивающейся башни. Ряды гитлеровцев дрогнули, первая волна потеряла свыше половины личного состава, в то время как на рубеже РККА погибло только семь человек. Изначально силы нападавших были примерно равны: взвод на взвод, не считая техники. Теперь на поле сражения лежало больше двадцати пяти германцев, уцелевшая вражеская техника, скорее всего, поломанная и с отказавшими приборами, пятилась обратно в деревню. Упершись в древний каменный забор, «двести тридцать первый» обиженно забуксовал и, получив ещё одну вспышку от противотанкового ружья, заткнулся. Раскрылись его люки, и изнутри полезли члены экипажа, чёрная форма которых неопытному человеку напоминала эсэсовцев. Не имея серьёзного оружия (только у командира машины имелся пистолет-пулемёт), четвёрка затаилась за подбитым агрегатом.

Оккупанты, словно махнув рукой на приказ о наступлении, решились отступать и посеменили обратно в Коловку. Вскоре их стало нелегко различать, звуки боя плавно утихли, воцарилась долгожданная тишина. Этот приступ был выдержан с достоинством.

– Трусы, бегите, бегите, ахахахаха! – раздавалось из траншей.

– Вы только с бабами и детьми воевать умеете, сволочи!

– С пулемётами к нам припёрлись, от пулемётов и погибнете!

– Не возьмёте Москву, нелюди! Сидели бы в своём Берлине!

– К нам пришли, у нас и полегли, козлы!

– Сказано было русским языком, что не пройдут они с первого раза, значит, не пройдут, – довольно кивнул Сельницын, резво проверяя подчинённых и пункты обороны. – Машины мы им повыбивали, это самое главное. Очень похоже на разведку боем. Мы должны крепиться, товарищи солдаты. Они выяснили, что у нас «сорокапятки», следовательно, жди «трёшек», а то и «четвёрок». Будьте готовы пустить в ход противотанковые.

– На нашей линии погибли трое, – докладывал Акинфеев. – Красноармейцы Золотаревский и Баринов, сержант Мальцев. У Владимирова, Ротмистрова – царапины, ничего страшного. Кузьменко ранен в руку, но сражаться может. Трубкин оглох на одно ухо, но в нормальном состоянии, соображает.

– Отлично! Протянем.

– Убиты ефрейтор Пасечкин и младший сержант Железняк, – доложили с восточной стороны. Незначительные ранения у Панкина и Курганова. У Кожемякина попадание в голову, перевязан, говорит, что в состоянии сражаться. Волков, кажется, немного контужен, но адекватен.

– Хорошо, товарищи! Продолжайте и дальше беречь себя. Готовьтесь к бою!

«Скорее бы Варфоломеев закончил со своей второй линией, – пессимистично подумал лейтенант. – Ибо мы здесь не железные».

С немецкой стороны злобно задул ледяной ветер. Казалось, что эти жестокие потоки воздуха напускают специальные аппараты врага, созданные, чтобы деморализовать Красную армию. В самой дальней стороне леса, на захваченном севере, появились едва заметные широкие точки. В тридцати метрах от линии обороны разорвался одиночный снаряд: немцы прицеливались. Среди пределов разорённого поселения вновь объявилась неприятельская техника. На этот раз она не отваживались выезжать за пределы деревни, а держалась внутри неё, дабы быть более защищённой. Необходимо было ждать, пока незваный гость не пересечёт Коловку и не объявится на видном месте.

Германцы не засели особенно надолго, их новая атака оказалась стремительной. Около западного орудия взорвалось, но по артиллеристам не попало. Грохнуло также по восточным траншеям. Разразилось опять ручное оружие. Гитлеровцы стреляли из поселения, оттуда же била техника противника. По пепелищу храбро отвечали советские воины. Через пару минут по основной дороге, разрезавшей и Коловку, и линию обороны пополам, на средней скорости поехал «третий» «Панцер». За ним семенила штурмовая группа, пользуясь стальной колесницей как щитом.

Не дожидаясь приказа командующего, солдаты у пушек зарядили по танку. Пробить ничего не удалось. Вскоре объявилась ещё одна проблема: другой «Панцер» той же модели снёс нерухнувший фасад на юго-востоке деревни и включился в наступление, не давая покоя правым окопам. Сельницын приказал пушкам разделить сектора контроля, то есть каждой занять по тяжёлой машине. Пальнул дальний танк. Акинфеев видел, будто в замедленном кино, как на щитке «сорокапятки» образовалось что-то горячее, затем от него отлетели дуло и прочие детали, сдетонировала коробка с боекомплектом. Тела прислуги, покрытые гарью, разлетелись вокруг места попадания.

– Не прострелить ни хрена, всё отлетает, точно они маслом обмазаны, – рычал младший лейтенант, пытаясь быстро найти нужное решение в разразившейся суматохе. – Западная, убирайтесь от орудия и уходите в окопы. Погибнете по чём зря!

– Одну секунду, одну секунду… – отозвались с оставшегося орудия. Оно бахнуло и едва заметно откатилось в последний раз. Переднему «Панцеру» сорвало трак, он неуклюже повернулся боком к оборонявшимся, однако экипаж его не покинул: машине удалось сохранить боеспособность. Артиллеристы смогли уйти к своим за пять секунд до того, как на их «рабочем месте» лопнул снаряд. Кажется, «сорокапятка» теперь была серьёзно повреждена.

Бронебойщики сосредоточили своё внимание на подбитом танке, надеясь извести сидящих внутри захватчиков. Тут и там на его броне появлялись и пропадали синие огоньки.

– Разрешите, я его гранатой? – спросил Андрей, убив нерасторопного немца, решившего сменить укрытие. – Подползу, и всё. Конец котёночку.

– Не разрешаю. – Командир сорвал чеку с противопехотной и кинул её на значительное расстояние, чтобы заставить оккупантов сорваться с места, встать в полный рост и быть открытыми для точного попадания. – Все подходы к нему прекрасно простреливаются. Они ждут, что мы пойдём его добивать, и сами готовятся нас пострелять. Терпение!

К несчастью, целый «Панцер» вдруг мастерски поразил часть западной линии обороны. Попадали русские воины, которые не поглотились ужасным огнём. Один солдат лежал с оторванными конечностями, будто вскрытая консервная банка, второй просто прислонился к древесному укреплению, словно просто присел отдохнуть, третьего выкинуло в сугроб, и его скрюченные руки в застывшей судороге страшно торчали из-под снега. Уничтожены были два противотанковых ружья вместе с бронебойщиками. Запахло горелым мясом, углями, повсюду образовались небольшие костерки. Поднимавшийся дым слезил глаза, от него хотелось кашлять.

К раненым на помощь мигом побежал врач, но на месте же пал мертвый, сражённый в шею. Акинфеев глянул в щёлочку и заметил, что дополнительная группа германцев выдвинулась к траншеям вслед за танком. Те, что расположились рядом с подбитым, почувствовали силу и рванули на западную часть. До полного соприкосновения оставалось метров тридцать. Андрей, превозмогая терзавший душу страх, выполз в просторную земляную лунку, где раскинул руки погибший пулемётчик. Вжав приклад в плечо, младший сержант атаковал приближающихся врагов. Попадало пять человек, оставшиеся вернулись за броню. Вероятно, этот поступок придал уверенности бойцам на восточной стороне, и те усилили плотность стрельбы.

По повреждённому «Панцеру» вновь угодили из ПТРС. Он замолчал, и изнутри его, как черви из гнилого яблока, полезли танкисты. Начавшая движение «трёшка» встала на окраине Коловки и пыталась бить русских воителей оттуда. Это давало некоторые дополнительные шансы, так как тяжёлая техника не палила вплотную.

На севере деревни нарисовалась очередная чёрная точка. Похоже, это была уже не «трёшка», а «четвёрка». Ситуация оставалась безнадёжной.

Обмен выстрелами продолжался полчаса. Пока Рейх не осмеливался брать высоту. Один русский воитель погибал за другим под непрекращающимися обстрелами тяжёлой техники. Младший лейтенант отчаялся и уже не надеялся ни на какую победу. Он продолжал командовать, но приказы его тонули в свисте и громыхании. Левые окопы практически вымерли, в них находились только Акинфеев, Сельницын и тяжело увеченные, которые доживали свои последние минуты. Андрей начал израсходовать последний магазин для ДП, готовясь опять переключиться на винтовку. Правая линия держалась, несмотря на упорные попытки «Панцера» стереть очаги сопротивления в порошок. ПТРД и ПТРС раскаляли вражескую сталь, понижая её защитные свойства.

– Сделали всё, что смогли, – подавленно произнёс командир. Посмотрел на личные часы: – Тормознули мы их на полтора часа, и то замечательно. План почти выполнен.

– Не расстраивайтесь, товарищ младший лейтенант, – приободрил лидера младший сержант. – Мы сделали всё, что смогли без «стодвадцатидвухмиллиметровых», танков и «катюш». Умирать, не оплошав, приятнее.

– Давай перебираться к своим, Андрюха. На нашем месте всё уже кончено.