Серебряный воздух

– Да. Мы проходили.

– И что?

– Ничего особенного. Никакого препятствия. Малость пощипывает кожу. Дух перехватывает. Голова потом слегка кружится.

– А ну-ка!..

Луций Катон сделал глубокий вздох и шагнул в блестящую пелену.

Его тёмные с проседью, коротко стриженные волосы, плечи в гранатовым легком плаще обсыпались мириадами светлых пылинок; беспорядочное их движение ускорилось. Он задержался там, чуть покачнулся, быстро, но с заметным усилием, вышел с другой стороны.

Авдий, в обход, мимо пальм, поспешил к сенатору, опасаясь, что он потеряет равновесие. Но тот чувствовал себя нормально.

– Словно крошечные колючки тебя задевают, – сказал он. – Не больно, но… Не очень приятно.

– Не очень, – согласился Авдий.

– Сколько это уже здесь?

– Сорок пятый день.

– Да? А восемь дней назад из него возникла «гостья».

– Именно так.

– Кто видел её появленье. Кто может рассказать?

– Да вот он, Дист Санум – опцион первого контурбения. Они как раз дежурили.

Авдий рукой подозвал одного из троих стоящих в стороне легионеров.

– Подробно. И по порядку, – распорядился сенатор.

* * *

Круглый шатёр для высокого гостя стоял посреди лагеря, рядом с шатром командира. Поблизости от него соорудили палатку для прибывших четверых охранников. Приготовили достойный ужин из самых изысканных продуктов, что нашлись в обозных кладовых: жареная козлятина с белым соусом-гарумом, с маслинами в винном сусле, луканская колбаса, свежие пшеничные лепёшки; красный окунь и палтус, зепечённые с перепелиными яйцами и с острыми специями, холодные устрицы. А так же сладкие финики, груши, сливы, виноград.

Отыскалась амфорка дорогого белого вина прадзиона.

Роскошный стол не порадовал, а слегка огорчил гостя, так как перенесённая болезнь надолго лишила его возможности вкушать жирное, острое, солёное. Большая часть блюд была убрана со стола.

Авдий разделил трапезу с сенатором в его шатре, отвечая на бесчисленные расспросы.

Гостя интересовали частности о незнакомке: как она ест, сколько спит, что ей нравится, чего боится, чем занимается в одиночестве, о чём спрашивает, как ухитрилась освоить наш язык, хочет ли вернуться назад, откуда пришла.

Авдия интересовало другое. Он долго не решался спросить об этом. В конце беседы всё же спросил.

– Прошу прощенья за бестактное любопытство. Она должна была появиться, да? Потому – я со своей центурией – здесь. Вы знали, что она появится? Из «серебряного воздуха»…

– Приятная неожиданнось – не так ли, любезный племянник? – как-то не очень серьёзно, хитровато-уклончиво ответил Катон. – Мог быть мужчина, женщина, ребёнок, старик, старуха… злая ведьма какая-нибудь… Появилась молодая привлекальная девушка. Чего ещё желать?

– Она – кто? Человек?

– А ты как считаешь? Хе-хе… У тебя уже недельный опыт общения.

– Никак я не считаю, – слегка обиделся Авдий. – Быть может, она – бог… богиня какая-то? Там, откуда она пришла, живут боги?

– Ты у меня спрашиваешь? Ты у неё должен был спросить?

– Она почему-то очень многое забыла о прежнем.

– Забыла? За несколько дней освоить чужой язык. И забыть свою жизнь! Забавно.

– Пыталась кое-что рассказать. Очень путано.

– Не хочет тебя расстраивать, – продолжал неуместно шутливым тоном сенатор. – Ты ей симпатичен, полагаю. А она тебе? Признайся…

* * *

Авдий покинул шатёр сенатора за полночь. Гость устал с дороги и нуждался в хорошем сне.

Но хозяину было не до сна.

Он постоял некоторое время между двумя круглыми одинаковыми шатрами. До своего было несколько шагов. Авдий не торопился. Дышал ночным воздухом; воздух стал прохладней, благодаря долетающему морскому ветерку. Днём здесь властвовало дыхание раскалённой Ливийской пустыни. А по ночам часто брал вверх благостный свежий дух моря.

Он задрал голову ввысь – может, величественный, непостижимый звездный покой слегка пригасит сумбур мыслей, отодвинет тревогу.

Да… Всю неделю в нём, кроме других неожиданных чувств, жило смутное беспокойство, а сегодня оно сделалось тревогой. Без причины…

Нет. С причиной. Причина – в ней. Тревога за неё. Странно. Ей ничего не угрожает. Так ли? Зачем приехал сенатор? Что дальше будет?

Авдий обошёл шатёр и направился к фургону, где была она. Он каждый вечер, перед сном, ходил пожелать ей спокойной ночи. Это уже вошло в привычку.

Он улыбнулся невольно. Сколько новых привычек приобрёл он за эту неделю. Что – привычек! Сколько невероятного, огромного, нового вошло в его душу! Что-то происходит с ним. Оттого – эта тревога? Он опасался спросить себя.

Ночной мрак слегка рассеивался горящими масляными лампами на шестах. Вполне различимы были фургон, палатки, ограда, вышки часовых. Ближний часовой сверху внимательно наблюдал за ним. Авдий приветственно махнул ему рукой.

Невдалеке от фургона стоял ещё один часовой в полном снаряжении, только без шлема; не из центурии, а из свиты Катона. Так распорядился сенатор. – Чего им бездельничать. Хоть какая-то польза. Не зря же их кормить, – объяснил с усмешкой.

«Польза?…» – недовольно подумал Авдий. Его часовые ничуть не хуже. Но с сенатором не поспоришь.

Он не решился открыть дверь, зайти внутрь: может быть, она уже спит или готовится ко сну… Хотя – вряд ли.

Он подошёл к окошку. Чужой охранник не препятствовал, наоборот, тактично отдалился, чтоб не слышать разговора. На стук показалось её бледное лицо.

– Не спишь?

– Конечно, нет. Ну что?