На переломе эпох. Том 1

– Скандал? Из-за черепахи? – удивилась Сонечка.

– Из-за неё!

– Хм? – она лишь пожала плечами, зевнула.

Но молодой человек не замечал, что девушке эта тема была совершенно не интересна.

– Понимаешь, там что-то было, вроде, по-японски начертано. А япошки же всегда имели к нам территориальные притязания. Ну, тут-то их учёные и начали скандал раздувать, выстраивая теории о принадлежности к японцам чуть ли не всего нашего Дальнего Востока. Прикинь! Ну, наши-то чекисты с местными краеведами тут быстренько эту надпись-то и стесали.

– Хм! – Соня шаловливо посмотрела на юношу. – А ты всем девушкам такие вот байки рассказываешь? Или я первая?

– Знаешь, ты первая, – смутился юноша.

– Странный ты какой-то, другие что-то весёленькое девушкам рассказывают, а ты про звёзды, про историю, про черепах,.. это слишком серьёзно как-то, слишком много информации у меня за этот день получено! Аж голова лопается! – девушка обхватила руками голову и, сделав «бух» губами, развели ладони в стороны.

Они шли молча по пирсу вокруг «Ласточкиного гнезда». Где в детстве он лазил по огромным валунам. Где внизу о скалы бились тёмные амурские волны в окружении жутковатых бурных омутов, покрывавших своими зловеще колышущимися тёмными от своей бездонности пятнами поверхность воды. Он держал её нежные пальчики.

– Ну, скажи, наконец, что я тебе нравлюсь!

– Ты мне очень нравишься, – он смело притянул к себе девушку, провёл ладонью по щеке, всё ближе к шее, к мочке уха… Приблизил своё лицо так близко, что поцелуй мог сорваться с их уст в любое мгновение… Но она отстранилась.

– Но-но-но! Какой ты шустрый. Я вовсе не это имела ввиду!

Он, удерживая её, всё же, убрал руку с её шеи.

– Ты стал таким мужественным! Тебя трудно узнать! – она привстала на цыпочки. – Слушай! А ты выше меня на целую голову!

Тимофеев лишь пожал плечами.

– Мне раньше казалось, что ты маленького роста.

(Так обычно и случается. Вчерашние школьные «серые мышки» и «гадкие утята» взрослеют и превращаются в «белых лебедей».)

– Нет. С тех пор я почти не вырос. А ты вот стала ещё красивее. Хотя ты мне всегда нравилась.

– Правда? Да-а-а? Да-да! Я знаю. Верно! Я помню твою смешную записку!

– Помнишь!? Только тебе нравился Лозовик, а меня ты не замечала. Кстати, а где он сейчас?

– А-а! – махнула рукой Сонечка. – Он был тогда прикольным пацаном. Сейчас он, вроде, водилой где-то работает. На УПК[50 - Учебно производственный комбинат. В период 9—10 классов, все школьники, в обязательном порядке, получали рабочие специальности.] водительские права-то получил. Ну и вот. Не знаю точно. Мы не встречаемся больше. Давно уже не встречаемся!

– А он что в Рязанское ВДВ не поступил что ли?

– Не-а.

(Так бывает. Вчерашние «разбитные пацаны», мало уделяющие внимания учёбе, по которым стонет полшколы девочек, в реальной жизни, оказываясь на более низкой социальной ступени, теряют свою привлекательность. Ибо, само время расставляет свои точки над «й».)

Владислав остановился. Повернул лицо Сонечки к себе. Аккуратно убрал с её ушка нежный локон. Провёл снова пальцем по щеке. Не получив в этот раз отпора, смелея, аккуратно взял обеими ладонями её пылающее лицо. Прикоснулся губами бережно к её аккуратному носику, нежному подбородку, мягко касаясь пальцами мочек её маленьких ушек. Провёл ладонью по шее вниз. Почувствовав лёгкий трепет её тела и участившееся дыхание, он прикоснулся губами к её приоткрывшемуся рту. Она жадно подалась ему навстречу, и они забыли обо всём на свете…

– Я… тебя… люблю,.. – прошептал юноша.

– Я знаю, – кокетливо улыбнулась девушка, откинув голову набок.

– А ты?.. – он замер в ожидании.

– Да, наверное, – она пожала плечами, улыбнулась и обвила его за шею, притянув к себе для полного страсти поцелуя…

Тускло светили уличные фонари, вокруг которых роились насекомые. Молодым людям казалось, что всё мироздание в эту минуту вращалось только вокруг них двоих. Влад потянул Сонечку за руку, увлекая под густую сень деревьев. Теплый ночной ветерок всколыхнул её ситцевое платьице… А жадная до ласк рука курсанта ловко скользнула вниз, с трепетом, едва погрузив пальцы в персиковую мякоть…

Твои глаза меня пленяют,
Твои уста полны любви.
И страстью сердце наполняют
Твои прелестные черты.
И в грёзы дальше погружаясь,
Твоих волос волну любя.
Я их дыханьем наслаждаюсь.
И воспеваю я тебя!..
Заката алости блистают.
Манят любовный лунный свет.
И с таин пелена спадает…
И проклинаю я рассвет!..

    Автор В. Земша 1984 г.
    Февраль 1986 г. Новосибирск.
Смеркалось. На БМП установили приборы ночного видения[51 - Что за дрянь! Разве можно в них что-то разглядеть! Все советские ночные приборы имели дохлые аккумуляторы, зарядка их занимала уйму времени и сил. Половина барахлила. Они засвечивались от яркого света, были очень грубы и деликатны одновременно.].

– По машинам! – прозвучала команда. Очередная группа курсантов бросилась к БМП. Бежали, мандражируя внутри от волнения. Тяжело бухая валенками по глубоким сугробам.

(Некоторые из тех, кто обладал ступнями 43-го и более размера, почему-то такого дефицитного для валенок, вынуждены были влезать в 42-й, 40-й, или даже в 39-й! Такие бежали, странно прихрамывая, как-то почти на цыпочках.)

У Тимофеева обледенелые пальцы ног больно впивались в носок валенка. Вдобавок снег забивался внутрь сквозь дырку под пяткой, прикрытой наспех сложенным в несколько раз листом бумаги из старых конспектов по ППР. Схватившись бесчувственными полуобмороженными, в обледенелых коричневых армейских перчатках пальцами за звенящую стужей броню. (Если схватить за неё голой рукой, та может крепко прихватиться морозом к коже.) Тимофеев влез в отсек механика-водителя, задвинул люк. Начал в темноте на ощупь дрожащими бесчувственными пальцами вверх-вниз переключать тумблера, запускать бензонасос, маслонасос, и т. д. это тебе не Жигуль, где провернул ключ и – порядок!

– Кто придумал делать это всё по-отдельности! – подумал курсант, щёлкнув последним тумблером…

Сердце ёкнуло. Что-то зажужжало. И он начал дрожащими руками настраивать радиосвязь с вышкой. Время отщёлкивало секунды. Через полминуты должен прозвучать доклад о готовности! В нос ударило соляркой… Двигатель запустился! Слава богу!

– Ничерта не видно! – подумал курсант, глядя в ночной прибор и покрываясь холодным потом.

– «Третий», доложить о готовности, я «вышка», приём!..

– «Вышка», я «третий», к движению готов, я «третий», приём!..

– Марш! – прозвучала команда.

Курсант Тимофеев нажал главный фрикцион (сцепление), переключил рычажок передачи, расположенный справа от штурвала, и, резко бросив педаль фрикциона, поддал щедро обороты. Машину рвануло по снегу. Траки замолотили по снежной целине. Машина развернулась почти на месте, обдав всё вокруг мощным облаком снежной пыли. Практически на ощупь определяя в прибор среди тёмно-зелёного фона вокруг светло-зелёные снежные трассы… Все движущиеся объекты в приборе расплывались, сопровождаясь ярко-зелёной паутиной линий. Яркие точки фонарей с вышки светлозелёными светящимися шлейфами «засвечивали» прибор ночного видения.

– Обороты! Обороты! – орал инструктор сквозь скрежущий рёв двигателя.

Вскоре прибор совсем сдох. Не в силах более что-то различать вокруг, Влад сдался, откатил в сторону люк, зафиксировал[52 - Если люк не зафиксировать, то при любом значимом рывке, тяжелая бронированная крышка поедет назад и отсечёт как ножницами голову с абсолютной лёгкостью, что, к сожалению, хоть и крайне редко, но иногда и случается с нерадивыми или невнимательными механиками – водителям, царствие им небесное!..] его и высунулся наружу.