Философия духовной военной мысли. Том 3

Справедлив меч, движимый положительной любовью к делу Божию и к Родине, и отрицательной любовью к злодейству. Меч не свят, не праведен, но он необходим в борьбе за дело Божие с силами ада и злодейства.

Ошибочно освящение силы и меча, их вознесение «на высоту совершенства и святости». Это – ветхозаветная традиция, понимающая Божество как «совершенство силы», а не как «совершенство любви и добра». Ошибочно так же налагать запрет на силу и меч, ибо обращение к ним может быть «нравственно и религиозно обязательным». Ошибочно слагать с себя ответственность и перелагать ее на Бога: мол, меч направляет не моя рука, а Бог через меня. Это путь к вседозволенности и деморализации. Это, добавим, американская манера.

Кто не выходит из любви к Богу, тому не страшно временное отступление от праведности. Он чище и выше борьбы со злом, она не сломает его. Принять бремя меча, опасностей и страданий может тот, кто утвердил свою любовь и жизнь в свете совершенства Божия. В любви ко Христу он имеет живую основу своего личного духа и черпает в ней силу подвига и очищения.

Церковь и государство, монах и воин необходимы друг другу, они совместно утверждают и обороняют дело Божие – земные содержания в их тяготениях и устремлениях к совершенству. Молитва монаха – это духовный меч, пресекающий в душе злые помыслы. Меч воина – «огненная молитва», ограждающая дело Божие от злодеяний. В Православии молитва направляет меч, но не наоборот. Такова молитва св. Сергия Радонежского и таков меч Дмитрия Донского.

Христос учил не мечу, а любви. Но ни разу не осудил он меча, «ни в смысле организованной государственности, для коей меч является последней санкцией, ни в смысле воинского звания и дела» . Ильин цитирует Апостольские послания, где обосновывается меч. Апостол Павел [Римл. 13: 3-5]: «Ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч. Он божий слуга, отмститель в наказание делающему злое». Смертная казнь, замечает Ильин, здесь не воспрещена и не проклята, она допущена как необходимость, но не освящена. Надо сделать все, чтобы палач и меч были бы не нужны. Если же они необходимы, надо их принять. Люди связаны в добре и во зле. Отсюда проистекает необходимость сообща оборонять Родину, веру и святыни. Народ и государство, отмечает Ильин, должны найти согласие в этом деле. В условиях же общественных потрясений, какие ныне переживает Россия, физические понуждение злодея и пресечение злодейства становятся патриотической обязанностью граждан.

Христос призывал любить личных врагов, а не врагов Божиих, не совратителей. Для них Христом было уготовано утопление с жерновом на шее. Человек волен прощать личные обиды, а не чужие страдания. Он не вправе предоставлять злодеям обижать слабых, развращать детей, осквернять храмы и губить Родину. Именно так понимало древнее русское Православие идею любви и меча, выговорившее устами св. Феодосия Печерского: «Живите мирно не только с друзьями, но и с врагами: однако только со своими врагами, а не с врагами Божиими». Со злодеями, подчеркивает Ильин, необходимо вести борьбу, «но не из личной вражды к ним, а из любви к Богу, к святым, к родине и к ближним».

Христианину в обращении со злодеями достаточно вспомнить великий момент, когда божественная любовь в облике гнева и бича изгнала из храма кощунственную толпу: «И сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец, и волов, и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул» [Иоанна II, 15].

Христос учил любви. Но именно любовь, замечает Ильин, подъемлет жертву неправедности. Взявшие меч погибают от меча. Но любовь может побудить человека принять и эту жертву. Так поступали православное воинство и советские воины. «Ибо браться за меч имеет смысл только во имя того, за что человеку действительно стоит умереть: во имя дела Божия на земле».

Умирающий за такое дело в себе самом, в других людях и в мире отдает «меньшее за большее, личное за сверхличное, смертное за бессмертное, человеческое за Божие». В этой отдаче он делает свое меньшее – большим, свое личное – сверхличным, свое смертное – бессмертным . Таков источник героизма и героев.

Бессмысленно браться за меч тому, кто не знает и не имеет ничего выше себя и своей личной жизни. Себялюбцу вернее бросить меч и спасаться ценой предательства и покорности злодею. Это и предлагают нам сегодня российские непротивленцы. Непротивление злу силою означает объективно по своим последствиям приятие зла, подчинение и самопредание ему, участие в нем, превращение себя в его орудие, орган и рассадник, личное добровольное саморастление и самозаражение, распространение заразы среди других людей. Оно есть разрушение человеком своих собственных «волевых стен индивидуального Кремля» .

Пока в человеческой душе живет зло, писал Ильин, необходим будет меч – сильный в своей неизвлеченности и в своем пресекающем ударе. И борьба со злом должна быть в руках лучших людей – честных, совестливых, религиозно мыслящих.

Весьма спорно утверждение А. Кураева – «нельзя воевать без ненависти». Ненависть – аффективное состояние, она туманит разум. Воины, ведомые ненавистью, как правило, проигрывают сражения. Выигрывают те, кто перекалил начальную ненависть в уверенность в своей правоте. Такая уверенность вела к победам полководцев А.В. Суворова и Г.К. Жукова.

Счастливы монахи, ученые, художники и созерцатели, восклицает Ильин: им дано творить чистое дело чистыми руками. Не осуждение они должны нести политику и воину, а благодарность и молитву за них. Ибо «их руки чисты для чистого дела только потому, что у других нашлись чистые руки для нечистого дела». Непротивленцы обязаны подвигам и страданиям тех, кто из поколения в поколение обуздывал зверя в человеке и освобождал других от напряжений отрицающей любви.

Непротивленцы же, пользуясь благами векового дуба, стали подрывать его корни и валить его: они начали осуждать благодетелей, своих защитников, отрицать необходимость пресечения злодейства, ханжески гордиться своей нравственной чистотой. Отвергает путь меча тот, бросает в лицо сентиментальным моралистам Ильин, кто всю жизнь мирился с неправедность «в свою пользу». А когда необходимо принять на себя бремя служения, тогда такой моралист вспоминает о том, что он должен быть безгрешным праведником. Но опять в свою пользу. Если бы теория непротивленцев стала практикой, то на свете остались бы одни злодеи и рабы.

Последние 20 лет средства массовой информации в России не благодарность и духовную поддержку вселяют в души воинов, а нигилизм в отношении вооруженных сил нашей страны; армия предстает как нечто тяжкое, примитивное, опасное и как бессмысленная трата времени для молодого человека. Рефрен один: родители, спасайте своих детей от служения в армии, ибо в армии царят дедовщина, издевательства над достоинством личности и т.д. И так из месяца в месяц, из года в год.

Служение, а, тем более, жертвенность для наших либеральных СМИ то же, что красная тряпка для быка. Служить надо интересам сугубо индивидуальным и своему клану, близкой по интересам социальной группе. Все остальное – «демагогия тоталитаризма» для дураков, для «лохов». Между тем в армии самое минимальное количество негатива по сравнению с преступлениями в быту, на улице, на автомобильных дорогах, среди хозяйствующих субъектов (заказные убийства и т.п.). Служба в армии молодых призывников – это продолжение того долга, а бывает, и жертвенности, которые творили на протяжении столетий наши предшественники ради сохранения и блага Отечества; это школа мужания, патриотизма, волевой подготовки новых поколений.

Либеральная публика по-прежнему грызет ту свою старую кость, на которую указывал И.А. Ильин.

Острая полемика, которую вызвала книга Ильина, очень поучительна для понимания позиций современных российских либералов, «правозащитников». Она ясно обнажила два умонастроения: православно-патриотическое и либерально-западническое.

Идеи Ильина поддержали иерархи Русской Православной Церкви, философы и военные. Митрополит Антоний отметил: если «не казнить не раскаявшихся злодеев, то они будут казнить мирных граждан». Ильин «глубоко и всесторонне понимает христианское учение о степени совершенства и смотрит правде в глаза без замалчивания» .

Архиепископ Анастасий Иерусалимский писал, обращаясь к Ильину: «Ваш труд зажигает сердце горящим дерзновением правды. < > Пусть Ваше смелое слово послужит светочем для всех, кто привык честно и нравственно мыслить, не уклоняясь в словесах лукавых. Оно явится укрепляющей солью для нашего словоблудия, приведшего нас к нынешнему плачевному состоянию» .

Твердую поддержку оказал профессор П.Б. Струве: «И.А. Ильин есть интересное и крупное явление в истории русской образованности. < > Такого как он русская культура еще не производила». В замечательной книге автору удалось «поставить и в определенном христианском смысле разрешить проблему противления злу силой». Оппонентам Ильина Струве задает убийственный вопрос: «Какой меч благословил Преподобный Сергий Радонежский, и каким мечом сражались иноки Пересвет и Ослябя?» .

Историк философии Р.Н. Редлих отметил «неустаревающее значение» книги Ильина, напоминающей о том, что «принципы мирного сосуществования и ненасильственного разрешения конфликтов» имеют «определенный этический предел» .

Классик русской философии Н.О. Лосский назвал книгу Ильина «ценной». Профессор православного богословского института в Париже А.В. Карташев писал: «Чрезвычайно ценной является в книге Ильина глубокая действительно уничтожающая критика индивидуального эгоизма-нейтрализма (этой последней основы всякого непротивленчества), заботящегося только о своем личном спасении, пытающегося отвергнуть … ответственность каждого за все совершающееся» .

Профессор А.Д. Билимович обратил внимание на двойную бухгалтерию «гуманистов». В их ожесточенных нападках на книгу Ильина «очень много злобы» и «фальши». Требующие сейчас христианской любви не вспоминали о ней, когда их товарищи по журналу или по партии признавали возможность бросать бомбы в выходящих из церкви губернаторов, разрывая в клочья ни в чем не повинных молящихся. Эти «две мерки уничтожают всякое доверие к их писаниям» .

Крайне резко и непристойно реагировали на книгу публикаторы в газете «Правда», в зарубежных масонских изданиях «Дни» А.Ф. Керенского, «Путь» (ИМКА), «Последние новости» П.Н. Милюкова.

Надуманность оценок и развязность тона были крайними. М. Кольцов (Фридлянд), советский фельетонист, оценил работу Ильина как «православие с оправданием еврейских погромов», хотя в книге Ильина не было ни строчки о евреях. Писатель М. Горький в письме К. А. Федину из Италии сообщал: «Профессор Ильин сочинил “Религию мести”, опираясь на Евангелие» .

Эсер В.М. Чернов любуется террористами Е.С. Сазоновым и И.П. Каляевым, убившими В.К. Плеве и московского генерал-губернатора, рассуждает о гуманизме («Святейшее из званий – Человек»), в свете которого Ильин предстает как «никакой философ», «идеолог православного фашизма, а его книга – как «божественная галиматья» .

Известная масонка Е.К. Кускова оценивает террор народовольцев как «подлинный героизм и самопожертвование» в отпоре злу, а работу Ильина как проповедь, которая «отвратительна с моральной стороны» и «опасна с практической»; при этом она рассматривает обсуждаемую книгу вперемежку с публикацией А. Дикого «Евреи в России», подводя читателя к мысли – идеи Ильина чреваты еврейскими погромами . З.Н. Гиппиус в ряде статей отзывается об исследовании Ильина и оценивает его как «военно-полевое богословие» и «палачество». Это не философ пишет книгу, замечает она, – «это буйствует одержимый» .

Самой непристойной была большая статья Н.А. Бердяева, послужившая сигналом к ожесточенной травле Ильина. Книга Ильина, настаивал Бердяев, – «застенок моральной инквизиции», «кошмарная», с атмосферой «духовного удушья» и «одержимости злом», с «антихристианской настроенностью», с православием, шитым «белыми нитками», с «языческим обоснованием государства». Ильин – «не русский мыслитель», «чужой человек, иностранец, немец». Он принадлежит «отмирающей эпохе» с ее «культом государства, с ее национализмом» и т.д. и т.п. .

В редакционной статье «Дней» ее автор подчеркивает: газета П.Б. Струве «Возрождение» проповедует «фашизм», «изуверство», «мистическое оправдание плетки г-на Ильина». Н.А. Бердяев и К; дружно били в одну точку – идеи Ильина антихристианские, неправославные и государственно-тоталитарные.

Материалы этой полемики очень напоминают методы современных «дискуссий», в рамках которых линия патриотизма, национального самосознания квалифицируется как угроза «русского фашизма»!; так сказать, с позиций презумпции виновности.

Сам Ильин такие методы выразил точно: достаточно сказать «мракобес», «черносотенец», «погромщик» и дело сделано. Митрополит Антоний выразился не менее точно – «мелкие, нанятые критики».

Ильин хорошо понимал организованность травли. Из Праги в Париж, из Парижа в Берлин и Ригу, в Иерусалим люди списывались, отмечал он, и выступали против моей работы. Бердяев, Зеньковский, Гиппиус, Чернов, Степун, Демидов, Милюков, Айхенвальд пытались «изобразить меня кровожадным погромщиком, Торквемадою, помешанным». «Это был просто указ из определенных мне известных центров: идеология Ильина должна быть скомпрометирована .

О «центрах» нет нужды строить догадки. «Заграничный Бердяев, – сообщал Ильин архимандриту Константину, – есть создание масонских лож. Он вступил в ложу, покидая Берлин и договариваясь с ИМКою. … Отсюда вся история Бердяевщины; но и Булгаковщины. Ибо книга Булгакова в защиту Иуды Предателя с попыткой провозгласить Иуду национальным покровителем русского народа … – принадлежит сюда же» .

Ильин избегал общества «братьев». «Что же делать нам, зажатым между католиками, масонами и большевиками? Отвечаю: стоять, держась левой рукой (от сердца идущей) за Господа Христа, за Его неделимый хитон, а правой бороться до конца за Православие и Россию Православную. И прежде всего зорко видеть те круги, которые “варят антихриста”. Все сие, – хотя бы грозило полное с виду одиночество. Этому я и посвящаю остатки моей жизни» . «Эту линию духа, нить духа, – завещал Ильин, – надо по-ариадниному вести через весь лабиринт Минотавра».

В чем же «центры» усмотрели опасность книги? Ильин похоронил с ясных христианско-православных и государственных позиций масонские установки «терпимости», «толерантности», «политкорректности», рассчитанные на профанов. Противогосударственная «моральная работа» «братьев» лишилась идейной опоры под неопределенным названием «гуманность». В этом заключается причина исступленной «критики».

Во-первых, Ильин показал необходимость симфонии церкви и государства. Христианин должен принять государственное дело. Оно совместимо с христианским вероучением. Ильин крепил христианское правосознание.

Во-вторых, он указал целевое назначение меча – защищать дело Божие и Родину и не служить иным целям. Государство имеет право сопротивляться злу силою. В противостоянии злу армия есть мужественное начало народа, его духовная воля и сила, ограда национальной целостности и независимости, школа патриотизма, верности и чести, дисциплины и стойкости. Ильин отстаивал волевое служение Отечеству вопреки космополитизму и «гуманизму» ордена интеллигенции.

В-третьих, он возродил древнее православное учение о мече. Это учение увлекло православную молодежь в эмиграции. Оппоненты Ильина были «встревожены» тем, замечает Ильин, что эта молодежь «мыслит не с ними, а с нами» .

В-четвертых, а это самое главное для понимания травли, Ильин раскрыл антиправославную и противогосударственную направленность позиции Бердяева и его сторонников.

Втайне считая государственное дело противохристианским, они, в отличие от Толстого, боятся выговорить это. Уходя от традиции Православной церкви, они не хотят дать государственному делу христианского осмысления, одобрения и укрепления. Они поносят того, кто желает это делать. Они «систематически выдвигают именно противогосударственную традицию и выдают ее за единственно православную». Они таким образом сразу фальсифицируют и Православие, и государственное дело. Они, замечает Ильин, принимают так, чтобы не принять, допускают с тем, чтобы осудить. Их воззрению соответствовала безвольная и предательская «государственность» временного правительства, а также, добавим, бывшего президента СССР М.С. Горбачева.

Такое «приятие» государства, втайне считающее его противохристианским делом насилия, будет и впредь чревато предательством Церкви и Родины. В критический момент, предупреждал Ильин, когда борьба за Церковь и Родину потребует войны или казни, скрытое отвержение государства выйдет из подполья наружу и наложит запрет на меч. Всегда найдутся люди, которые «приемлют» государство, чтобы «пролезть наверх», но у которых это «приятие» настолько неискренне, чтобы предать государственное дело, предоставив злодеям свободу, отвергая наступательную пресекающую борьбу.

В точности исторической прогностики Ильину не было равных в русской философии. В России с 1990-х годов сложилась подобная ситуация.

Бердяев обходит вопрос о государстве. Для него «душа отдельного человека стоит больше, чем все царства мира». Но благо государства затрагивает души и других людей, а не только отдельного человека. По Бердяеву, надо ждать от нее (от здодея) покаяния и обращения ко Христу, ибо «отрицание свободы зла делает добро принудительным» !

В этом высказывании Бердяева, раскрыта вся его безответственность, софистика и путаница, вся шаткость его мысли и воли, вся «белибердяевщина», вся губительность либеральной установки, делающей идол из сентиментальной гуманности. Слезами и горем народа оборачивается такая «гуманность». Ильин иронизирует: «душа» коммуниста Зиновьева драгоценнее «Российского царства». И надо ждать. Вдруг Зиновьев покается.

Отвечая критикам, Ильин их спрашивал: Как мог преподобный Сергий Радонежский вдохновлять Дмитрия Донского к кровавому побоищу? Почему он не ожидал покаяния татар? Или Сергий Радонежский не дорожил как Бердяев «индивидуальной человеческой душой»? А монахи Троице-Сергиевой Лавры, воевавшие в Смутное время с воровскими шайками, тоже творили вслед за преподобным Сергием противохристианское дело? А святой Патриарх Гермоген, поднимавший грамотами Россию на поляков и воров? А митрополит Ростовский Кирилл вместе с князем Пожарским, организовавший и ведший ополчение на Москву? А наши полковые священники, ходившие с крестом в атаку и благословляющие на смертный бой за Родину? Они тоже извращали христианство и взвинчивали страсти? Что было бы с Россией, если бы царь Алексей Михайлович стал бы ожидать покаяния Степана Разина и его «сволочи», по выражению А.С. Пушкина? Если бы Петр Великий и Екатерина Великая не взяли на себя решимость казнить злодеев? И когда Церковь не осудила правителей, она действовала вопреки христианскому учению? Кто из русских православных святителей, строивших Русь, учил непротивленчеству? Феодосий Печерский? Или епископы, советовавшие Владимиру Святому казнить разбойников? Или Сергий Радонежский? Или Петр, Алексий, Иона и Филипп? Или Гермоген? Или Филарет и Никон? Или Серафим Саровский? Или старцы наших дней?

Что может этому противопоставить толстовствующий непротивленец? Личное «не приемлю»? Но это «нет» имеет не «публичное», а сугубо «личное» значение. Подумайте только: русская интеллигенция, иронизирует Ильин, гуманнее Апостола Павла и Преподобного Сергия, милосерднее Апостола Петра и любвиобильнее Патриарха Гермогена. И традиции наших великих святых оказываются традицией «злого добра».

«Учитесь христианской любви, – обращался Ильин к молодежи, – у Преподобного Сергия, у Патриарха Гермогена, у Александра Невского и не учитесь ей у Льва Толстого и его последователей» , равно как и у шаткой нынешней либеральной российской интеллигенции, подтачивающей волевое начало армии.

Злодеи не только убивают. Они намеренно разлагают дух народа: восхваляют зло, лгут, клевещут и льстят, пропагандируют и агитируют. Потом (далее мы процитируем то из книги Ильина, что точно передает доминанту в средствах массовой информации России), «приобретя авторитет, приказывают и запрещают, исключают и понуждают угрозами, искушают, чувственно опьяняя взор и слух, и сознание, угождая дурным инстинктам и разжигая их до состояния страстного кипения. Они будят в душах чувство обиды, зависти, вражды, мстительности, ненависти и злобы, ставят людей в тягостные, унизительные, невыносимые условия жизни, подкупают выгодою, почетом, властью стараются подорвать в душе чувство собственного достоинства, уважения и доверия людей друг к другу, приучают ко злу простой повторностью, бесстыдным примером, незаметным заражением, внушением, расшатыванием воли, привитием порочных душевных механизмов и стремятся покрыть все это явной удачливостью, безнаказанностью, гамом упоенного пиршества» . Эти злые импульсы сгущаются, заряжают душевную атмосферу и провоцируют неуравновешенных людей к злодеяниям и убийствам.

В современной России непротивленцы верны прежней тактике. Это – шельмование патриотизма и государства, намеренная деморализация армии в средствах массовой информации, пацифизм, требование отмены смертной казни, проповедь «толерантности» к тому, что нетерпимо, неощутимое, медленное разложение государства, насаждение «гуманности» к злодеям, под прикрытием которой вымирает народ, а меч НАТО приближается к Смоленску.